Всем сестрам по мозгам

– Красивая библиотека, – похвалила Хачикян.

Я навострила уши, сообразив, что звуки доносятся из-за стены, у которой находится шкафчик.

– Здесь газеты, журналы, комиксы и книги развлекательного жанра, – сказал владелец усадьбы. – Карл и Светлана большие охотники до детективной, приключенческой литературы, а еще они увлекаются кроссвордами. А вот на втором этаже, возле моего кабинета, находится библиотека классики и научной литературы. Раньше она была единой, но мне надоело постоянно слышать поздними вечерами шарканье прислуги, которая искала интересное для нее чтиво, поэтому я проделал титаническую работу и выделил внизу помещение для периодики и прочего, это идеальное место. Слева кухня, справа бойлерная, теперь дворня может хоть ночь напролет топать, я шума не услышу. Коттедж невелик, пришлось пожертвовать гардеробной, но покой дороже.

– Что вы, у вас огромный особняк, – с придыханием произнесла Аня, – я в таких не бывала. Смотрите, сколько народу здесь уместилось! Вы супервнимательный хозяин!

– Спасибо на добром слове, но спальни для гостей крохотные, в них всего по десять метров, – уточнил Мануйлов.

– Зато при каждой свой санузел, – продолжала восторгаться Анна. – Наверное, у вас часто остаются друзья?

– Нет, я веду почти затворнический образ жизни, – возразил Сергей Павлович. – Что-то случилось? У вас вид взволнованный. По какой причине вы хотели поговорить со мной наедине?

– А нас тут никто не услышит? – спросила Хачикян.

– С обеих сторон библиотеки нежилые помещения, – повторил хозяин, – говорите спокойно.

– Понимаете… Ох, не знаю, как начать! Но… те фото на комоде… Вы еще сказали, что они единственные из семейных, – пролепетала Аня.

– Верно. Когда меня из московского детдома отправили в самостоятельное плавание, директор Алла Викентьевна отдала мне эти снимки и сообщила: «Они лежали в твоем деле, снабженные пояснением, что эти мужчина и женщина являются родителями то ли твоего отца, то ли матери. Имен на карточках не было». Я попытался выяснить правду, но деревня, где жили мои родители, находилась в немецкой оккупации. Фашисты пробыли в Подмосковье недолго, однако успели натворить черных дел. В частности, сожгли многие архивы. Никаких сведений о родственниках мне найти не удалось.

– И вы о них совсем-совсем ничего не знаете? – переспросила Аня.

– Именно так, – подтвердил Мануйлов.

– Ни имен, ни отчеств? – не успокаивалась Хачикян.

– Увы, это так, – горько вздохнул Сергей Павлович. – Одна надежда, что кто-нибудь из гостей, приезжающих ко мне, узнает этих людей, поэтому снимки и выставлены на виду. Хотя эта надежда тает с каждым годом.

– Вы воспитывались в детдоме на Радужной? – вдруг спросила Анна.

– Да. Откуда вы знаете? – удивился Мануйлов. – Его давно нет. Сначала здание снесли, чтобы построить ужасную блочную башню с убогими квартирами, затем и этот образчик социалистической архитектуры смели с карты Москвы, нынче там большой торговый центр.

– Вот так финт! – зачастила Хачикян. – В детдоме работала директором моя бабушка, ее звали Алла Викентьевна. Замечательная женщина!

– Да, Алла Викентьевна Мурова была не самым плохим человеком из встреченных мною, – после небольшой паузы ответил владелец усадьбы. – Я сменил несколько интернатов, поскольку отличался свободолюбивым характером и не хотел подчиняться правилам, но учился на одни пятерки. На Радужную я попал в четырнадцать лет, по детдомовским меркам, совсем взрослым. До этого об меня, так сказать, обломали зубы несколько заведующих детскими учебными заведениями, все мужчины. Я набрался опыта в борьбе с ними, понял, что отличные отметки – мой щит. Несколько раз обозленные мужики пытались сбагрить непокорного воспитанника в коррекционное заведение, хотели объявить меня имбицилом, но все их потуги разбивались о классный журнал, где по любому предмету, даже по труду и рисованию, у меня были сплошные пятерки. В то время я увлекался своеобразным видом спорта под названием «доведи взрослого до трясучки» и полагал, что испортить нервы Алле Викентьевне будет плевым делом. Хотя, замечу, глагол «увлекался» употреблен не к месту, он подразумевает некую самодеятельность, любительщину, я же был профессионалом, мастером спорта по данной дисциплине. – Рассказчик усмехнулся. – Но Алла Викентьевна оказалась недурным педагогом. Надя, ее дочь, училась со мной, мы сидели за одной партой. Так вы говорите, что являетесь внучкой Муровой?

– Да. И у нас дома стояли на пианино точь-в-точь такие фотографии, – ответила Анна. – Надя, которую вы упомянули, это моя мама. И она говорила, что люди в старинной одежде, изображенные на портретах, наши дальние родственники, имена которых неизвестны. Я пришла вам сказать, что мы, похоже, имеем общие корни. Получается, я ваша законная наследница. Правда, доказать родство не сумею. Мама давно умерла, а отца я не знаю, его имени никто из старших не произносил. Моя девичья фамилия Мурова, по матери, Хачикян я стала выйдя замуж, а после развода поленилась менять документы. Конечно, мне интересно, от кого я произошла на свет, но как найти отца, когда о нем ничего не ведомо? В юности я не понимала, почему мама не хочет назвать его имя, а потом сообразила: вероятно, она забеременела случайно, в результате мимолетной встречи. Ну, знаете, как бывает, столкнулись молодые люди на вечеринке, узнали лишь, как зовут друг друга, фамилии с отчеством не спрашивали, а утром парень убежал, пока девушка спала, побоялся скандала. Понимаете, как я обрадовалась, увидев снимки? Я ваша родственница!

– Ты права, деточка, – тепло произнес Мануйлов, – ты единственная законная претендентка, но есть нюансы, которые меня настораживают.

– Какие? – жадно спросила Анечка. – Фото – свидетельство общей крови. Мама говорила, что на них запечатлены предки моего отца.

Мне стало смешно. Хачикян сначала сообщила, что никогда не слышала имени отца, предположила, будто является плодом случайной связи, и тут же поет про снимки предков отца, которые ее мать держала дома на виду. Ну где у людей логика, а? Лгать надо уметь. И необходимо запоминать свою брехню, иначе получится, как сейчас у Ани.

– Дорогая, – чуть жестче, чем ранее, произнес Сергей Павлович, – мне не нужны свидетельства в виде отпечатков. Надя Мурова родила дочь от Сергея, бывшего воспитанника своей матери. Вот такой у нас пируэт получился.

Глава 8

– Вы мой отец? – ахнула Анна. – Ничего себе финт! Но почему… как… отчего вы не появлялись? Ага, я права! Оттянулись на тусовке и…

– Видишь ли, во времена моей юности вечеринки редко превращались в оргию, – недовольно перебил ее хозяин дома, – девушки были строгими, парни не такими распущенными. Большинство молодых людей конца шестидесятых – начала семидесятых были наивны в вопросах секса, и, можешь смеяться, мы страдали романтизмом, полагали, что нет поцелуя без любви. Во всяком случае я был таким. За пару лет до твоего появления на свет я, уже став артистом цирка, пришел на встречу одноклассников, увидел Надю и влюбился в секунду. В школьные годы соседка по парте не вызывала у меня никаких чувств, я в сторону Надюши даже не смотрел. А тут вдруг будто молния ударила в голову. Алла Викентьевна в принципе человек неплохой, но она не одобряла наших отношений. Какой матери понравится зять – нищий канатоходец, без семьи и даже минимального материального благополучия? Парень перекати-поле, цыган по образу жизни, – и девочка из приличной московской семьи. Понимая, что старшая Мурова сделает все, чтобы разрушить наш альянс, мы с Надей скрывали нашу связь. Я мотался по всему СССР – стремился заработать денег на свое жилье. Надя училась в институте, получала стипендию, не тратила ее на мелкие радости – копила на наше будущее. При каждой возможности я мчался к ней, ехал на попутках, зайцем в электричках. Нам редко удавалось провести вместе ночь, но неожиданно Надя забеременела. Аборт она делать не хотела, скрывала растущий живот от матери, однако, как понимаешь, шила в мешке не утаишь.

Мануйлов вздохнул. Затем его голос зазвучал снова:

– Алла Викентьевна пришла в ярость, чуть не убила дочь, клещами выдрала из нее имя любовника и ужаснулась. Мало того, что ее Надюша обзавелась пузом до свадьбы, так еще и сделала ребенка с самым неподходящим кавалером! В очередной приезд в Москву я помчался на свидание к Наденьке, но вместо нее увидел директрису детдома и услышал ультиматум: я навсегда забываю о Надюше, в противном случае меня посадят за изнасилование. У Аллы Викентьевны было много знакомых, а ее супруг, отец Нади, занимал высокий пост в системе МВД, так что угроза в мой адрес была не иллюзорной. Кроме того, дама передала мне записку от дочери. Надя написала несколько фраз, общий смысл их был таким: я тебя разлюбила, ты поступил непорядочно с наивной девушкой, бросив ее одну во время беременности, занимаешься исключительно собой, не думаешь ни о будущем ребенке, ни об его матери, я приняла предложение от другого мужчины и прошу более меня не беспокоить. «Исчезни из моей жизни навсегда» – вот как заканчивалось послание Надюши.

– И вы ей поверили? – воскликнула Анна. – Ни разу не вспомнили о родной дочери? А сейчас, вместо того чтобы наконец-то вознаградить обездоленного, бедного ребенка, решили включить меня в состав сборной наследников? У нас есть шанс воссоединиться! Вам надо отправить всех домой и передать особняк, участок и прочее мне одной.

– А если я не захочу так поступить, что ты станешь делать? – осведомился Сергей Павлович.

– Буду преданно ухаживать за вами! – ажитированно пообещала Хачикян. Потом не удержалась и с обидой добавила: – Я не то что некоторые, никого в беде не брошу, не обреку родного человека на лишения.

– Врешь, лапочка, – сурово произнес Мануйлов. – Я говорил всем кандидатам, что подыскиваю человека, который мне понравится. Основное условие – никакой лжи. Не терплю брехунов.

– Я всегда говорю правду! – опрометчиво заявила Аня. – Честнее меня только папа римский!

– Подозреваю, что у иерархов любой церкви полно шкафов, набитых скелетами, они мастера прятать концы в воду, – хмыкнул Мануйлов. – А ты лжешь без зазрения совести.

– В чем я вас обманула? – ринулась в атаку Анна.