Всем стоять на Занзибаре

– Нужно будет у дока спросить, – сказал Роджер. По его лицу разлилась безмятежная уверенность. – Док много кому, кроме нас, помог, уж он-то знает.

Он взял ее за руку, и они пошли – два единственных реальных человека во вселенной – по вымощенной самоцветами улице в страну любви.

КОНТЕКСТ (10) С ВОДОЙ РЕБЕНКА ВЫПЛЕСНУЛИ

«Ладно, согласен, сущая глупость тратить годы на подготовку квалифицированного медицинского персонала, психологов и тому подобное, а потом отправлять эти кадры туда, где их труд все равно не даст никакого ощутимого результата, поскольку предложенный им материал изначально безнадежен: слабоумные, например. Я даже готов допустить, что у таких людей застарелый комплекс жажды власти и им нравится распоряжаться беспомощными «овощами», хотя вам придется немало потрудиться, чтобы окончательно меня в этом убедить. И уж конечно, я не стану оспаривать тот факт, что нас просто слишком много, – в качестве доказательства мне хватает программ новостей с сообщениями о голоде в Азии, и эпидемиями, еще вспыхивающими в Латинской Америке, и наделавшим шуму феноменом кочевничества в Африке, который возник лишь потому, что земля по полгода не в состоянии кормить тех, кто на ней живет. Тут я с вами спорить не стану.

Но мы-то какие меры принимаем? Возьмем для примера гемофилию: это заболевание не помешало своим жертвам становиться коронованными главами Европы, и почти все они неплохо себя зарекомендовали, за исключением совсем уж откровенных кровососов, которые просто просиживали троны, пока не проявились гены. Только не говорите мне, что английский король Генрих VIII или русский царь Иван Грозный были потомками королевы Виктории. Или возьмем билль, согласно которому некоторые штаты объявили вне закона тех граждан, у кого есть перепонки между пальцами рук и ног. Найдется немало врачей, которые будут доказывать, что это всего лишь адаптация, начавшаяся в те времена, когда люди были близки к амфибиям, обитали в низинах и на болотах и питались в основном сорняками и моллюсками.

А как насчет шизофрении? Специалисты так до сих пор и не договорились, являются ли ее биохимические симптомы результатом реакции на стресс, или они врожденные, или все зависит от ситуации, и те, кто в определенных ситуациях подвержены им больше других, в иных, более благоприятных обстоятельствах совершенно безопасны. Что до меня, я вообще не верю в подлинную наследственность: на мой взгляд, мы склонны копировать модели поведения, какие детьми наблюдали в своих семьях, а дальше просто срабатывает спроецированный групповой рефлекс вроде убийства младенцев, которые, по статистике, намного чаще случаются среди детей и внуков жестоких или неумелых родителей вне зависимости от их генотипа. У вас склонные к шизофрении родители, вы усваиваете их модель поведения, вот и все.

А как насчет диабета? Да, признаю, это серьезное заболевание, и больному приходится как на костыль опираться на медикаменты. Ну да, моя фамилия Дринкуотер, что вполне может означать, что кое-кто из моих предков – как французы с фамилией Буало и немцы по фамилии Тринквассер – был больным диабетом маньяком с патологически усиленной жаждой.

И существуй евгеническое законодательство в те давние времена, когда люди обзаводились фамилиями, моим предкам запретили бы иметь детей, и меня бы на свете не было.

Разве вы не понимаете? Меня бы на свете не было!»

РЕЖИССЕРСКИЙ СЦЕНАРИЙ (9) СТРАВЛЕННЫЕ

Как рука, которая, сжав ком пластилина, оставляет в мягкой поверхности рисунок из складок и линий, и меж пальцев вылезают вязкие валики, так реальность накрыла, придавила собой Дональда Хогана точно чудовищный формовщик. Выдавилась, разбрызгалась во все стороны сама его личность, а с ней растворилась и способность думать и принимать решения, так что он превратился в пустую оболочку, реагирующую на внешние раздражители.

Некоторые социологи доказывали, что в настоящее время городской житель балансирует на грани нестабильного равновесия: его здравый смысл способен рухнуть под весом последней капли, соломинки, как хребет пресловутого верблюда. Люди, свиньями гардаринскими копошащиеся и хрюкающие над обрывом, по утверждению социологов, это чувствуют и потому стараются по возможности избегать скопления себе подобных в и без того переполненных городах. В таких странах, как Индия, от скученности никуда не деться: в городской среде смерть от голода наступает медленнее, поскольку тут люди ближе к пунктам раздачи рационированного продовольствия, к тому же порожденная недоеданием летаргия уменьшает трение и взрывы насилия, сводя его до спорадических вспышек. Но сравнительно хорошо питающееся население Америки и Европы может ввергнуться в хаос без предупреждения иного, нежели общее ощущение раздраженности, для снятия которой наши сограждане обычно носят при себе упаковку транков.

Последняя связная мысль, какую смог сформулировать Дональд, была о том, что одно дело читать о возможности хаоса, совсем другое – смотреть, как он воплощается в реальности.

Мир завертел Дональда, и он потерял себя.

НА АВАНСЦЕНЕ: патрульная машина. Выкрашенный белым бронемобиль тринадцати футов в длину и шести в ширину. Его колеса скрыты от попадания пуль под защитными подкрылками, в центре – плоская плита батареи, от которой работает мотор, в окнах передней части кабины – бронированное стекло, еще они дополнительно защищены поднимающимися и опускающимися решетками. В задней части кабины, предназначенной для перевозки арестованных и, в случае необходимости, раненых, – массивный металлический откидной борт, а также полозья для носилок и сопла подачи усыпляющего газа. На капоте – две фары белого света с охватом 150 градусов (одна погасла, так как водитель замешкался и не поднял вовремя защитный экран из проволочной сетки), по углам крыши – прожектора с регулируемым широкоизлучателем; еще на крыше вращается в небольшой башенке пневматическая пушка дальнобойностью в шестьдесят ярдов, выстреливающая гранаты, начиненные битым стеклом. Для использования только в экстренных случаях под юбкой капота – сопла подачи реактивного масла: им можно затопить прилегающие улицы озерцом огня, чтобы отразить любые атаки, пока сидящие в машине ждут помощи, дыша подаваемым в маски кислородом из встроенных в систему кондиционирования баллонов. Машину могут повредить мины, три последовательных попадания в корпус из ручного тазера, при условии, что удары придутся на расстоянии меньшем двух дюймов друг от друга! или падение на нее стены здания, но все остальное, с чем она может столкнуться в ходе городских беспорядков средней руки, ей нипочем. Тем не менее мощности батареи не хватило, чтобы протаранить или оттолкнуть с дороги как брошенное такси, в котором автоматически включился и остался заблокированным до закрытия дверей ручной тормоз, так и фонарный столб, упавший ей поперек кормы; теперь он к тому же придавлен наваленным (с отчаянными усилиями и ругательствами) мусором на тумбу и надежно заякорен почтовым ящиком, надетым на сам фонарь.

У РАМПЫ: словно материализовавшись из воздуха, тротуар запрудили десятки, сотни людей, в основном афрамов, но среди них и немного пуэрториканцев, немного белых. Девица с электронным аккордеоном (играет он немыслимо громко, поскольку выставлен на максимум, и от этого дребезжат оконные стекла и гудит в ушах) визжит, перекрывая крики, блюз, который подхватывают, топая в такт ногами, остальные: «Что нам делать с нашим прекрасным городом? Опасным и грязным, вонючим и грёбаным городом?» Контрапунктом к нему звучит лязг брони патрульной машины, когда находится, чем в нее кинуть: в ход идут куски асфальта, мусор, бутылки, банки. Сколько еще до того, как даст залп пневматическая пушка и польется подожженное масло?

ЗАДНИК: гряда однообразных двенадцатиэтажных зданий, каждое из которых тянется на целый квартал, едва прерывается каньонами улиц, тем более узких, что с отказом от машин в черте города одной полосы вполне достаточно для муниципального транспорта и такси. Ближайшие остановки автобуса – на углу слева и в двух кварталах справа. Вдоль тротуара тянется четырехдюймовый бетонный бордюр, достаточно низкий, чтобы через него переступить, но слишком высокий, чтобы помешать любому проходящему мимо дозволенному транспорту сбить пешехода. На стенах каждого здания – рекламные щиты, поэтому зрители с верхних этажей выглядывают из поблекшего океана, из середины буквы «О», из паха всегда готовой принять вас герлы. Единственное отклонение в этой скалообразности улицы – детская площадка: точно вторжение Эйнштейна в упорядоченный мир Евклида.

ДЕТАЛЬ: орнаментальных деталей на фасаде здания против детской площадки, У которого прикорнул Дональд, немного больше, чем на соседних: широкое крыльцо, поднявшись по ступеням которого открываешь дверь, и ряд плоских контрфорсов, расположенных попарно с проемом в два (фута между ними и суживающимися от двух футов внизу до острия на уровне четвертого этажа. Как раз в такой амбразуре Дональд укрылся от света прожекторов, мечущихся взад-вперед бунтарей и импровизированных снарядов. Лязг металла наверху заставил его поднять голову. Кто-то пытался отогнуть от стены выдвижную пожарную лестницу: с такой позиции удобнее бросать хлам на крышу угодившей в ловушку патрульной машины.

Вззз-хлеп-плюх. Вззз-плюх. Рррр-вззз-плюх.

Залпы газовой пушки.

О стены разбивались снаряды, и из каждого выползало с кварту инертного пара, который, оседая, стекал в узкие водостоки Первые жертвы закашляли, завыли, повалились на колени, ведь именно они получили полную, концентрированную дозу, а те, кому посчастливилось оказаться в стороне, пригнулись и на полусогнутых поспешили прочь.

Вззз-хлеп-плюх. Рррр-вззз-плюх.

Девушка которой он рассек губы, спотыкаясь, выбиралась с середины улицы – причем прямо на него. Движимый смутной потребностью прийти на помощь Дональд сделал шаг из своего укрытия в амбразуре меж контрфорсами и окликнул ее. Она пошла на дружелюбный голос, вообще не видя говорящего, и тут сзади ему в плечо ударили кулаком. Углом глаза он разглядел, что кулак черный. Он пригнулся, уклонился. Теперь газовая пушка обстреливала его сторону улицы, и с первыми же завитками дыма стало больно дышать. Те, кто пока избежал отравления, полезли на скелетные ветки детской площадки – точь-в-точь древние люди, спасающиеся от стаи волков. Девушка разглядела своего брата (это он ударил Дональда), и они вместе рванули к перекрестку, совершенно позабыв про обидчика. А Дональд последовал за ними потому, что в ту или в другую сторону бежали все.