Всем стоять на Занзибаре

Дональд посмотрел ей вслед, размышляя, какого же свалял дурака.

Без особых затруднений он отыскал дорогу в пресс-клуб, государственное учреждение, здание которого неизбежно было залеплено плакатами, восхваляющими благодеяния и подлинно азиатское мышление режима Солукарты. Побродив по коридорам, Дональд, однако, решил, что оно может оказаться довольно полезным: помимо ресторана, комнат отдыха и бара (со специальной картой вин для мусульман, предлагавшей только кофе, безалкогольные напитки и кальяны) тут имелись кабинеты с телефонами и телефаксами, большая библиотека и целый ряд телевизоров, настроенных на все сколько-нибудь крупные каналы, вещающие на данный регион, включая спутниковую трансляцию на английском, русском, китайском, японском, арабском и основных европейских языках.

По калифорнийскому времени пора было ужинать. В ресторане, где вокруг него вились официанты такие услужливые, словно эра колониализма еще не кончилась, он с трудом доел огромное блюдо ристафла, ятакангского эквивалента паэльи. Он даже вспомнил соответствующее слово «ристафл», искаженное голландское название, однокоренное индонезийскому «рийстаафель». Других обедающих в ресторане было немного, и все и каждый пялились на него по той же причине, какая собрала вокруг него толпу на улице. Он и мужеподобная женщина со славянским лицом, которую Дональд принял за русскую, были единственными белыми среди азиатов и африканцев.

До назначенной встречи надо было убить еще час, поэтому он пошел в библиотеку переваривать съеденное. И пока он терпеливо читал сегодняшние выпуски трех центральных ятакангских газет – здесь эффект моментальных теленовостей еще не свел на нет древнее влияние печатной прессы, – он осознал, что кто-то буквально навис над ним.

Подняв глаза, он увидел перед собой высокую темнокожую женщину лет пятидесяти. Волосы у нее были стянуты в тугой пучок на макушке, что придавало ей вид суровой учительницы. Дональд сразу догадался, что это, наверное, внештатный корреспондент «АнглоСлуСпуТры» в Гонгилунге, та самая, с которой Делаганти попросил обходиться тактично. Он встал.

– Дональд Хоган, – с типичным для буров современной Южной Африки акцентом сказала женщина. – Меня зовут Дейрдре Ква-Луп. Час назад я звонила к себе в офис и, когда мне передали ваше сообщение, решила, что, раз вас нет в отеле, вы скорее всего здесь.

Она протянула ему руку с длинными пальцами и обрезанными под корень ногтями, и он пожал ее как мог сердечнее.

– Из телефонных разговоров за последние несколько дней следует, что в «АССТ» не слишком довольны моими материалами по программе оптимизации, – продолжала она, бросившись в кресло напротив его. – Вот только жаль, что они так долго тянули, прежде чем послать сюда специалиста по биологии. Вы ведь специалист, верно?

Снова устроившись в своем кресле, Дональд осторожно кивнул.

– Почему жаль?

– Говоря как можно проще, друг, вас послали гоняться за пустышкой. Я на своем веку пару-тройку сенсаций повидала, и это самая липовая из всех.

Дональд смотрел на нее, словно ничего не понимая. Возникшее молчание нарушил официант, который, проходя мимо, осведомился, не желают ли они чего-нибудь. Дейрдре заказала кофе.

– Да ладно вам! – продолжала она, когда официант отошел. – Вы же должны знать, какая в этой стране обстановка, – здесь самая что ни на есть благодатная почва для пустышек!

– По правде сказать, не знаю, – возразил Дональд. – Я тут никогда раньше не был.

– Но мне вроде сказали, вы по-местному говорите.

– Говорю… немного. Но я тут впервые.

– Как? И эти тупозадые!.. Нет, это нечестно. Наверное, немного найдется людей, которые бы знали и генетику, и ятакангский – а это самый что ни на есть сволочной язык.

Откинувшись со вздохом на спинку кресла, Дейрдре положила на подлокотники локти и свела кончики пальцев.

– Тогда надо бы ввести вас в курс дела, вышибить из вас дурацкие идеи, на которых, похоже, все в штаб-квартире «АнглоТры» помешались. Начнем с меня, поскольку вас, вероятно, поставили в известность о том, каков тут, собственно, у меня статус. Я здесь в первую очередь от Комитета по теле– и радиовещанию Кейптауна. Так как у Кейптауна пока не хватает средств на станции спутниковой трансляции, мое руководство не возражает, если я работаю как внештатник на одно – максимум одно – вещательное агентство, у которого такие спутники есть. Раньше я представляла «СпутСлу Единой Европы», но год или два назад мне удалось поменять коней на скаку. Не думала, что этот новый расклад мне многое даст. Как и в любой другой стране, где правительство закручивает гайки, ты по большей части отсылаешь домой официальные коммюнике, а свой собственный материал приходится прилизывать изо всех сил, чтобы не дай бог не оскорбить цензоров.

Потом тут вдруг словно бомба взорвалась: единственная крупная история за пять лет, а я в самом центре событий. Поначалу я решила: «Вот оно!» Но что у меня есть с того первого дня? Сплошь официальная пропаганда и официальные же отказы комментировать. По причине, до которой я не могу докопаться, рискну лишь выдвинуть несколько обоснованных догадок – крышку прижали, а давление внутри растет.

– И какие это догадки? – выстрелил Дональд. – Вы хотите сказать, что Сугайгунтунг не может сделать того?..

– Сугайгунтунг не первый раз берется за генетику. Переход с каучуковых деревьев на людей – скачок в количестве, не в качестве. Но если верить слухам, здесь скоро все станет с ног на голову, страну основательно встряхнет. – Окинув быстрым взглядом остальных журналистов в библиотеке, она понизила голос почти до шепота: – Я слышала, Джога-Джонг вернулся.

Дональд уставился на нее во все глаза.

– Стоит ли говорить, что это значит? Если это правда, то Ятаканг взлетит на воздух, да так, что по сравнению с этим взрывом сингалезская революция покажется войной Красной и Белой розы!

Возникла пауза. Наконец Дейрдре сказала:

– Ладно. Пока вы сами не спросили, зачем я вам это сказала, объясняю. Не обманывайте себя, будто сможете придерживаться своего задания и не освещать ничего, кроме сенсации Сугайгунтунга. Научный корреспондент или нет, если тут что случится, вы окажетесь человеком «АССТ» в гуще событий, а я останусь тем, кем была всегда, – местным внештатником. Я хочу заключить с вами соглашение…

– И какое же?..

– Давайте делиться находками. С четырехчасовым зазором на любой серьезный репортаж, который каждый из нас находит соло.

Дональд обдумал предложение.

– Почему бы и нет? – наконец сказал он. – Только вот я не понимаю, что мне может подвернуться такого, что заинтересовало бы вас.

– Я не эксперт. Относительно программы оптимизации я могу ошибаться. Мне придется обходиться только политическими аспектами, а не научными.

Официант принес ее кофе, и, только налив себе чашку, она продолжила:

– Понимаете, я здесь достаточно давно, чтобы распознать стандартную «дымовую завесу» бюрократов. Солукарта из кожи вон лезет, пытаясь выиграть время. Утверждают, будто генетическая программа выросла из работы Сугайгунтунга с обезьянами, так? Во всех странах люди бурно требуют эти методики и себе тоже, потому что им запрещают иметь детей, так? Но при этом ни одному иностранному корреспонденту, даже китайцам и японцам, не удалось поговорить с Сугайгунтунгом без того или иного «переводчика». Я говорю на ятакангском, более того, Сугайгунтунг учился в вашей стране и свои научные статьи писал по-английски, пока правительство не намекнуло, что это… э… «непатриотично». Так скажите, нужен мне переводчик?

– Редактирование, – сказал Дональд.

– В точку. – Дейрдре отпила глоток и звякнула чашкой о блюдце. – Ну… теперь ваша очередь говорить. Расскажите мне о научной стороне. Насколько я дошла своим умом, сейчас рассекретили и обсуждают только один аспект процесса оптимизации, а именно, клонирование. Правильно я его назвала? Так я и думала. Но насколько я его понимаю… Ну, Сугайгунтунг – гений, этого нельзя отрицать, но для этого вам нужен не гений, а техники у линии конвейера.

– В общем и целом верно, – согласился Дональд. – Но ведь учиться этой самой методике приехали сотни врачей и медсестер с отдаленных островов, которые приезжают в Гонгилунг?