Всемирная история в 24 томах. Т.9. Начало Возрождения

Закон разрешал браки для юношей с пятнадцати лет, а для девушек — с четырнадцати либо соответственно — с четырнадцати и тринадцати лет. Источники пестрят сообщениями о женитьбе зрелых мужей и даже старцев на юных девушках, почти девочках.

Случаи нарушения возрастных ограничений были более характерны для состоятельных кругов, чем для простонародья. Митрополит Апокавк расторг брак между 30-летним мужчиной и 6-летней девочкой, наказал епитимьей родителей и растлителя, а священника, освятившего этот акт насилия, отстранил от службы.

Среди простых людей брак обычно заключался с трезвым расчетом на дополнительные рабочие руки, а не лишний рот.

Устанавливая возрастные ограничения для вступающих в брак, закон исключал также браки для лиц, состоящих в родстве вплоть до шестого колена. Непреодолимым препятствием признавалось духовное родство: кумовья (крестные отцы и матери) и их дети считались родственниками по духу.

Например, за брак (и за связь) крестного отца с крестницей карали, как за кровосмесительство, отсечением носа. Запрещались браки христиан с язычниками, еретиками, мусульманами, иудеями. Препятствием к браку служили душевная болезнь, заразный недуг, тяжкое увечье.

Чаще всего, однако, планы молодых людей, решивших вступить в брак, рушились из-за отказа родителей дать на него согласие, или практически почти ни один брак не заключался без определенных, прежде всего материальных, расчетов старших представителей обоих вступающих в родство семейств.

Именно эти расчеты обусловили широко распространенный в Византии обычай обручения малолетних (с семи лет, а для девочек — с еще более раннего возраста). Помолвка сопровождалась церковной церемонией; заключался договор, в котором оговаривались размеры приданого, величина предбрачного дара жениха, условия наследования имущества, указывалось место жительства жениха и невесты до брака и тому подобное.

Если жених отказывался вступить в брак, его предбрачный дар, согласно закону, оставался у невесты, которая сохраняла за собой все свое приданое.

Обычай обручения был официально признан законом и контролировался властями. Расторжение помолвки (без достаточных оснований) одной из сторон влекло за собой не только уплату неустойки в пользу другой стороны, но и взыскание штрафа в казну.

Сохранилось несколько детально описанных дел, связанных с расторжением помолвки. К примеру, философ Михаил Пселл рано потерял дочь и взял на воспитание сироту. Когда девочке исполнилось семь лет, он обручил ее с 18-летним юношей Элпидием Ценхри. Пселл дал за удочеренной пятьдесят литр золота в качестве приданого, причем двадцать из них с согласия Элпидия засчитал за выхлопотанный им для жениха титул протоспафария, который приносил одну литру золота в год в качестве руги.

Элпидий не оправдал надежды Пселла: он оказался бездельником (а должность получил — опять таки благодаря Пселлу — для его лет весьма почетную), кутилой и повесой; оскорблял невесту и Пселла.

Философ возбудил дело о расторжении помолвки. Как инициатор разрыва Пселл должен был уплатить Элпидию неустойку в пятнадцать литр и отдать ему предбрачный дар невесте (пять литр), а юноша обязывался вернуть приданое. Любопытно, что суд признал законным приравнять хлопоты Пселла о титуле протоспафария к реальной сумме в двадцать литр. Элпидий вернул тридцать литр, и философ, проигравший процесс, не потерял в сущности ничего.

В другом случае попытка расторжения помолвки не удалась вообще, несмотря на знатность возбудившего дело жениха. Его ссылка на то, что он подписал договор, будучи несовершеннолетним, принята во внимание не была.

Еще большую строгость проявлял суд при рассмотрении бракоразводных дел. Тенденция к ограничению поводов для развода усиливалась. Огромную помощь светской власти оказывала при этом церковь: далеко не всякий и не всякая в то время были способны перенести моральное осуждение церкви и находящейся под ее влиянием среды.

Уважительными причинами для расторжения брака считались: супружеская неверность, ересь, сумасшествие, покушение на жизнь супруги (или супруга) и умолчание о подобном умысле других, проказа, импотенция (со дня свадьбы до истечения трех лет).

При разборе бракоразводных дел, предупреждает законодатель, нужна крайняя осторожность: если показания о вине ответчика дают его родственники по крови, то это достойно веры, если же хула идет от родичей истца, то чаще это клевета (за нее полагалось отсечение носа).

Личная неприязнь или любовь к другой (либо к другому) менее всего могли оправдать иск о разводе в глазах и судей, и родителей супругов.

Закон все-таки был более снисходителен к мужчинам: чаще всего он подчеркивал ответственность женщин за прочность брака, устанавливая для них и более суровые наказания. Застигнув на месте неверную жену, муж имел право безнаказанно убить ее вместе с любовником.

Недаром один из видных чиновников, уличенный в связи с замужней женщиной, бросил все и в страхе бежал на остров Лемнос.

Мог муж в таком случае и выгнать жену из дома немедленно, а сам, оказавшись в таком положении,— отделаться двенадцатью палочными ударами.

Строже карал закон мужчину, которой, будучи женатым, разрушал чужую семью: тогда и он, и замужняя матрона подвергались упомянутому выше наказанию, ибо такие дела, подчеркивалось в судебнике, ведут к «разорению детей и нарушению заповедей господних».

Муж, знавший об измене жены и ничего не предпринявший, подвергался публичному бичеванию и изгонялся.

Церковь и светский закон отрицательно относились уже ко второму браку, с огромным трудом и всякого рода ограничениями допускали третий и совсем запрещали четвертый. По мнению Кекавмена, второй брак не приносит счастья, а в тех случаях, когда в новой семье имеются сводные дети, даже гибелен для нее: возникают раздоры, и все идет прахом.

Закон иногда обходили. Встречались и «четверобрачники». Но сожительство таких супругов не считалось законным в глазах властей.

ПОЛОЖЕНИЕ ЖЕНЩИНЫ

Оценивая положение женщины в византийском обществе, ученые давно уже обратили внимание на одно существенное противоречие: закон запрещал проявление какой-либо активности женщин в общественной жизни и содействовал уравнению их имущественных прав с правами мужчин. В первой трети нашего столетия в историографии возник спор: одни историки считали, что в целом византийская женщина находилась в приниженном положении и в семье и обществе, другие отстаивали мнение, что она пользовалась гораздо большим уважением и имела больше прав, чем женщина в странах средневекового Запада.