Всемирная история в 24 томах. Т.9. Начало Возрождения

О воспитании заботились тем меньше, чем ниже был социальный статус семьи. Мальчики обычно наследовали профессии отцов. В семьях простолюдина мальчика к шести-семи годам уже привлекали к посильной работе в доме и поле, в мастерской или лавке, и труд становился его главным воспитателем.

Питались дети за общим столом: с раннего детства их питание ничем существенно не отличалось от питания взрослых членов семьи.

В 14—15 лет юноши обычно выполняли уже настоящую мужскую работу и становились главной опорой семьи, если в ней не было зрелого мужчины.

Совершенно иначе протекало детство мальчиков в состоятельных семьях. В раннем детстве ребенок находился на попечении обитательниц гинекея и редко видел своих родичей мужчин. Поскольку матери зачастую были молоды, четырнадцати-пятнадцати лет, огромную роль в воспитании играли сначала бабки, а затем — деды.

К пяти-семи годам мальчика освобождали от женской опеки. В знатных семьях он попадал в этом возрасте в руки наставника-педагога (дядьки), который наблюдал за играми ребенка, развлекал воспитанника и учил его грамоте.

Нередко знатный мальчик проводил свое детство попеременно то в деревне, то в городе: провинциальные магнаты, как правило, имели дома в городах и жили там значительную часть года, городские же сановники владели поместьями в пригородных деревнях, куда выезжали с семьями во время сезонных работ.

Иногда по нескольку лет мальчик из знатной семьи жил или в доме невесты, обрученной с ним, или у отцовского столичного друга, проходя курс обучения, или во дворце императора, так как было в обычае у василевсов брать детей из знатнейших семей в собственную свиту и в свиту наследника.

Росшие вместе с василевсом его сверстники состояли с ним и впоследствии в особых отношениях: предполагалось, что они обладают далеко не всякому предоставляемой льготой — «парисией», то есть правом на высказывание своего мнения в присутствии императора.

Из среды отроков, окружавших василевса в детстве, выходило немало крупных гражданских сановников и видных полководцев.

Характер воспитания и образ жизни наследника зависели от воли отца или определялись собственными склонностями будущего василевса.

Сам наследник довольствовался нередко минимумом как образования, так и физических и воинских упражнений.

Как правило, однако, дети императоров-полководцев проходили полный курс военных наук, читая стратегиконы и обучаясь владению оружием под присмотром особых наставников. Среди знатных юношей, занимавшихся воинскими упражнениями вместе с наследником престола, бывали и евнухи; некоторые из них становились впоследствии искусными полководцами.

Помимо военных навыков, военная аристократия стремилась выработать у своих детей такие качества, как невозмутимость и сдержанность в проявлении чувств. Бурно радоваться, возмущаться, ударять себя по бедрам от удивления значило тотчас выдать свое низкое происхождение.

К началу XIII века провинциальные магнаты стали ценить превыше всего физическую силу, выносливость, отличное владение мечом, копьем, луком, палицей, искусством верховой езды, знание стратегии и тактики, умение ладить с подчиненными и поддерживать железную дисциплину в войске.

Большинство аристократов готовило своих сыновей к военной карьере и после начального курса обучения и ознакомления со стратегиконами не утруждало их изучением наук.

Все чаще высказывалась мысль, что физическое и военное воспитание будущему василевсу (высшему полководцу империи) совершенно необходимо: он должен быть готов к суровым испытаниям, а нега и наслаждения делают человека с детства непригодным к ратным подвигам.

Разумеется, воспитание знатных юношей, особенно в крупных городах, полных соблазнов, далеко не всегда отвечало идеалам их родителей и наставников. Юноши нередко уклонялись от занятий, ускользали от надзора воспитателей, проводили время на ипподроме и на пирушках с мимами и танцовщицами, бродили ватагами по улицам, приставали к прохожим, издевались над юродивыми.

Кекавмен советует поэтому с ранних лет воспитывать у детей «страх божий» и покорность родителям.

Еще меньше, чем о воспитании мальчиков и юношей, знают историки о воспитании в Византии девочек и девушек. Кекавмен обещал написать трактат на эту тему, но его сочинение либо не сохранилось, либо так и не было составлено.

С определенностью можно сказать лишь, что девочку с самых ранних лет готовили к единственной роли — роли жены и матери. Весь «курс наук» простолюдинки, как правило, неграмотные (в лучшем случае они умели с трудом читать и считать), проходили на кухне, в саду, в поле, за прялкой. Рождению девочки в те времена радовались обычно меньше, чем рождению мальчика,— надежды семьи, будущего кормильца; детство девочки еще раньше кончалось, чем детство мальчика, свобода ее была резко ограничена.

Положение в знатных семьях было, конечно, несколько иным: здесь девочки и девушки располагали некоторым досугом, могли они, если родители не запрещали, заниматься и науками, и художественным рукоделием.

Иногда девочка воспитывалась не на глазах матери, а в доме жениха, слушая с ним вместе одних учителей.

Обучали, видимо, знатных девиц и верховой езде: Анна Далассина, мать Алексея I, во время мятежа сына, намереваясь вывезти из столичного дома весь гинекей, приказала оседлать коней и мулов женскими седлами.

Отношение к грамоте в Византии, в целом положительное, не было, однако, одинаковым в разные времена и среди разных слоев населения: отличались оценки уровня знаний, по-разному определялся и круг наук, которым обучали детей и юношество.

Для большинства народа грамотность детей представлялась трудно исполнимой мечтой. Бедные люди хорошо знали, что грамотность не всегда вела к благополучию, но им известно было также, что она не допускала до нищеты.

Уровень образования и сроки обучения определяли, исходя из сугубо практических расчетов: к занятиям какой профессией предназначали ребенка, как скоро рассчитывали получить его помощь, сколь долго могли платить за его обучение.

Когда Михаил Пселл достиг пяти лет, семейный совет решил дать ему лишь начальное образование, а затем обучать ремеслу. Дело поправили мольбы грамотной матери Пселла Феодоты, заметившей незаурядные способности сына.

Простые люди иногда полагали, что обучение музыке и пению важнее обучения грамоте, так как участие в хоре какой-либо церкви города или даже дворца сулило приличное вознаграждение. Многие еретики выступали вообще против обучения грамоте — они называли грамотеев «фарисеями» и избегали их.

Но такое отношение к грамотности — редкость. Оно было следствием либо жизненных неудач (грамотность не помогла), либо озлобления угнетенных против чиновников, которые использовали свою грамотность как орудие произвола и насилия.