Вслед за тенью. Книга вторая

— Странно. Она способна и в «увидеть».

— Может и способна, но говорят, я мало внушаема. Кстати, она на вашего родственника влияние имеет. Он к ней прислушивается. Это заметно. Что скажете?

— Неожиданно… Есть, над чем подумать.

— По королям?

— Тебе — по королям. Мне — по родственнице. Но позже. Теперь по…

— И еще! — вклинилась я, прервав посыпавшиеся ЦУ: — Я хочу присутствовать при консультации по вашему родственнику.

На меня взглянули с непониманием. Поэтому я добавила:

— Вы же запланировали консультацию у специалиста, припоминаете?

Он хмыкнул и заявил:

— Невозможно.

— Почему?

— Твое присутствие будет лишним.

— Ничуть! Я главное заинтересованное лицо!

— Главное заинтересованное лицо обычно отстраняется от следственных действий.

— Ну уж нет! — не сдавалась я.

— Оставь это дело профессионалам. Твоя задача — не отсвечивать. Залечь на дно.

— Это как?

— В идеале — отправиться домой. Под Громовское крылышко.

— Не вариант! — возмутилась я.

Его пальцы, поигрывающие с одним из моих локонов, на мгновение замерли и снова принялись прокручивать его меж подушечками, разделять на волосинки и снова соединять в волнистую «дорожку».

— Дело Жарова оставь профессионалам! — вдруг велели мне.

— Где-то я уже это слышала, — недовольно пробурчала я, но спорить не стала. Потому что вдруг услышала:

— Теперь по твоим родителям… Можешь задать вопросы.

Услышала и догадалась:

«А… Ну да… следует пунктам контракта: секс в обмен на вводные… Баш на баш».

— Кем работала мама? — приступила я к «допросу», мысленно потирая ладошки.

— Служила.

— Ну то есть да — служила. Кем?

— Инструктором.

— Только инструктором?

Он бросил на меня пронзительный взгляд. И помолчав, ответил.

— Считай, что так. — Сказал и замолк.

«И всё?! — мысленно возмутилась я, — Ну уж нет!»

— Расскажите мне о ней. Ну, хоть немножечко.

Лёжа на спине и «инспектируя» потолок, мой скрытный собеседник продолжал хранить молчание. Я приподнялась на локте и заглянула ему в лицо. И попросила:

— Пожалуйста… Ведь если вы были знакомы с папой, значит отлично знали и маму, верно?

Он перехватил мой взгляд, долго удерживал его, словно пытался проникнуть ко мне в голову и что-то для себя прояснить. Потом чем-то задумался, и когда я уже совсем отчаялась узнать что-то о маме, заговорил:

— Ольгу в наших узких кругах называли железной леди.

— Почему?

— Потому что характер был кремень. И выносливость адская. На кроссе брала дистанцию с нами на равных.

— Это на пробежке что ли?

— Военизированный кросс проводится на расстояние 3 км, со стрельбой и метанием гранаты на дальность, — выдали мне.

— Какой гранаты? Ладно… Не важно, всё равно не пойму.

— Подробности опустим.

— Я не против.

— Ну вот и ладненько.

— Расскажите о ней ещё что-нибудь. О службе я имею в виду. Пожалуйста. Дедушка не любит об этом говорить.

— Почему?

— Не знаю…. Мне кажется, он был недоволен, что она служила. Он всегда хотел видеть ее… на гражданке. Врачом.

— Она была неплохим специалистом.

— Неплохим?

Он чуть прикрыл глаза, будто подтверждая мое уточнение, и продолжил:

— На марше никогда не пасовала. И била всегда в десятку.

— В смысле? Стреляла метко?

— Да. И любому могла дать отпор. Это многих сбивало с толку.

— Что именно?

— Диссонанс. Внешность кукольная, а крепкая была дама. Во всех смыслах. Но жесткая. Бескомпромиссная.

— Из одних плюсов, получается, соткана была?

— Ты видишь только плюс в жесткости и бескомпромиссности?

— Думаю, это не всегда полезно, но… бывают случаи, когда без этого не обойтись.

— Ну хоть задумалась — и то хорошо.

— Что хорошо?

— Хорошо, что свято не веришь в стопроцентную действенность этих качеств.

— Стопроцентную действенность… Ну почему не верю? Верю. Просто считаю не всегда полезными.

— А Ольга верила беспрекословно. И не шла на компромиссы.

— Понятно. А что еще?

— Из минусов… Могла быть безбашенной.

— Это как?

— Рисковой не в меру. И проигрывать не любила. Ненавидела себя в проигрыше.

— И в чем это выражалось?

— В несогласии с результатами… В стремлении переиграть партию… Упертой была. Иногда конфликтной.

— А папа?

— Василий… Полная противоположность Ольге. Сдержанный… Рассудительный… Спокойный… В общем-то, неконфликтный человек, если на больную мозоль не наступать.

— И много у него было таких мозолей?

— В памяти отложилась всего одна…

— И что же это за мозоль такая?

— Твоя мать. Он любит ее. Очень.

— Вы сказали «любит»?

Мой «допрашиваемый» не проронил ни слова в ответ.

— Вы считаете, что он жив? — уточнила я.

— Возможно, — через паузу ответил он.

— Жив и скрывается?

— Или скрывают.

— Кто? И зачем?

— Вероятно, есть причины, — ответили на второй вопрос, проигнорировав первый.

— Вы думаете, он в плену?

— Необязательно.

— Вы сказали «есть причины». Это причины, о которых вы не знаете? Или не хотите делиться?

— Не знаю, — честно ответил он. И добавил: — Пока.

Как же я обрадовалась этому ответу! Вернее, его короткому «пока», ведь оно означало, что он тоже ищет папу и хочет все выяснить. И это внушало оптимизм. — Вы поможете мне его найти?

— Ты так уверена, что он ещё жив?

— Мне хочется в это верить…

— Надежда умирает последней… Именно поэтому ты оказалась в «Империале»?

Я взглянула на него с немым вопросом.

— Искала встречи со мной, чтобы вытянуть вводные по отцу? — уточнил он.

— Опять двадцать пять… Я не искала… Я вообще не знала, что встречу вас здесь…