Всплытие невозможно

От испуга Доморадов даже глаза забыл закрыть. Вокруг темнела зеленоватая вода, он понял, что жив и погружается. Над головой поблескивала поверхность, темнел двойной корпус катамарана и бубликом плавал спасательный круг. Скорость погружения замедлилась, Александр на мгновение завис, словно космонавт в невесомости, а затем его стало выталкивать к поверхности. Доморадов забарахтался, по неопытности выдохнул и только после этого сообразил, что дышать-то под водой нечем. От испуга он стал барахтаться еще сильнее. Его завертело в воде, ноги оказались вверху, внизу перед глазами зияла черная глубина. Грудь уже разрывалась от желания вдохнуть.

«Ну, где же? Где? Я утону!» – отчаянно подумал Александр, делая гребок руками кверху, но уже почувствовал, что ему никогда не добраться до зеркальной поверхности моря.

Губы сами собой приоткрывались, чтобы вдохнуть, язык ощутил соль. И вот, когда Доморадов уже мысленно распрощался с жизнью и готовился отправиться в мир иной, кто-то схватил его сзади и принялся что-то совать в рот. Александр с ужасом видел поднимающиеся ото рта пузырьки и только плотнее сжимал зубы, боясь потерять последние крохи воздуха в легких.

Наконец Боцману удалось засунуть Доморадову в зубы загубник акваланга. Александр ощутил, как спасительный воздух наполняет легкие. Сердце стучало так, что готово было вырваться из груди. Саблин ослабил хватку, заглянул в лицо инженеру. Александр плохо видел без маски, лицо Виталия расплывалось перед ним; но он видел улыбку и узнал своего спасителя.

Боцман жестами показал Доморадову, как предстоит действовать. Мол, он, Александр, должен делать два глотка воздуха, а потом передавать загубник Боцману, чтобы и тот мог подышать. Поняв это, Доморадов отчаянно замотал головой. Ему была невыносима мысль о том, чтобы хоть на время лишиться возможности дышать. Саблин никак не мог выдернуть загубник из зубов инженера; когда же ему это удалось, Александр вновь запаниковал. Боцман пару раз глубоко вдохнул и вернул шланг Доморадову, после чего снова жестами показал, что оставаться на одном месте опасно. Он подхватил Александра под руки и увлек в пространство между двумя корпусами земснаряда. Затаившись между рулями, пловец указал рукой вниз. Там медленно, озираясь по сторонам, проплывал аквалангист. Боцман прижал Доморадова к корпусу. Аквалангист на какое-то время исчез, затем появился вновь; на этот раз он проплывал уже ближе. Саблин счел за лучшее спрятаться за правый руль. Огромная, слегка обросшая ракушками и водорослями, ржавая плоскость, уходящая к поверхности, надежно спрятала беглеца и его спасителя. Виталий взглянул на часы. С момента прыжка прошло десять минут – значит, на земснаряде никто не сомневается, что Доморадов уже мертв. Аквалангист и тот окончил поиски, всплыл.

Саблин схватил Александра за воротник и, быстро работая ластами, потащил его за собой. Вскоре Александра с Виталием обволокло густое облако ила, поднявшегося со дна в момент всплытия «Щуки». Боцман плыл почти наугад, ориентируясь лишь по размытому пятну солнца над головой. Его вытянутая вперед правая рука ткнулась в трос заградительной сети. Теперь ориентироваться стало легче. Виталий просто перебирал широкие, сквозь которые свободно мог проплыть человек, ячейки прочнейшей стальной сети, подтягивался, вновь перехватывал руку и двигался вперед, делая лишь короткие остановки, чтобы пару раз глотнуть воздуха из загубника. Доморадов уже не сопротивлялся, расставался со шлангом сразу же, когда этого требовал Саблин.

«Щука» была совсем рядом; иногда даже чувствовалось, как субмарина ударяет в сеть, натягивая ее. Но где-то рядом были и корейские аквалангисты, а встреча с ними не входила в планы Виталия.

Боцман последний раз подтянулся за сеть и разжал пальцы, поплыл к берегу, увлекая за собой Доморадова. Вода постепенно светлела, делалась прозрачной. Саблин миновал выступ скалы, забрал у Доморадова загубник и вытолкнул Александра на поверхность. Тот отфыркался, заработал руками, принялся озираться.

Инженер вынырнул в потаенной бухте, зажатой между скал. За ним плыл Боцман. Перед Александром белел галькой неширокий пляж, за ним колыхалась на ветру бамбуковая роща. Доморадов усиленно погреб к полосе прибоя. Вскоре он ощутил под ногами твердое дно и побрел по пояс в воде. Оказавшись на сухой гальке, он часто задышал, согнувшись пополам, и тут же закашлялся. По привычке полез в карман, за носовым платком, но ладонь никак не хотела проходить в карман мокрых джинсов. Доморадов хлопнул по нагрудному карману куртки и почувствовал под пальцами заветную металлическую фляжку. Спиртное отозвалось в ней бульканьем. Александр причмокнул посиневшими от холода губами. Ветер обдувал мокрую одежду, вода стекала по ногам. Непослушные пальцы все же отвернули пробочку. Доморадов запрокинул голову и сделал несколько глотков противной корейской водки, которая показалась ему чем-то вроде божественного нектара. Когда же Александр вновь опустил голову, то замер. Перед ним метрах в десяти стояли только что вышедшие из-за скалы двое корейских военных. Стволы их автоматов были направлены на инженера. Моложавый сержант что-то гортанно крикнул. Доморадов подумал, что от него требуют поднять руки, что тут же и исполнил. Он стоял, повернув голову и держа в ладони блестящую металлическую фляжку. Выглядел он, конечно же, глупо, но не мог догадаться просто разжать пальцы. Александр покосился себе за спину, Боцмана нигде не наблюдалось. На скалы набегали невысокие волны, рассыпались брызгами, над водой носились чайки. Ну, а Саблин куда-то исчез, словно его здесь никогда и не было.

Сержант осторожно приблизился к Доморадову, его напарник продолжал держать беглеца на прицеле. Узкие глаза смотрели на инженера, как ему казалось, насмешливо.

Сержант двумя пальцами взял фляжку, поднес к лицу, понюхал и улыбнулся, после чего жестом показал Александру следовать за собой. Доморадову стало смертельно жаль себя, обида буквально душила его. Разве стоило столько пережить – первый раз прыгнуть с высоты в воду, плыть под водой, деля один загубник на двоих, рисковать, – чтобы потом, выйдя мокрым из воды, снова очутиться в лапах корейцев? Но инженер не успел сделать и шагу, хотя уже и покорился судьбе, вода за его спиной вздыбилась, распрямившийся, как стальная пружина, Боцман метнул нож и тут же вновь нырнул. Клинок тонко просвистел в воздухе возле самого уха Доморадова. Лезвие глубоко вошло в шею сержанту. Тот, выронив фляжку, инстинктивно рванулся рукой к рукоятке, качнулся и рухнул в воду. Его товарищ тут же нажал на спусковой крючок, но забыл передернуть затвор. Пока он исправлял ошибку, Александр рванул в сторону. Загрохотал автомат, звуки выстрелов эхом отражались от скал, множились, выстрелы поднимали фонтанчики воды. Но поскольку угол, по которому они шли к поверхности, был мал, пули рикошетили или, все же врезавшись, быстро теряли скорость.

Боцман, придерживаясь за дно, подобрался к мертвому сержанту под водой и, потянув за ремень автомата, завладел оружием. Кореец стрелял, пока не кончился рожок, еще несколько раз пытался давить на спуск и истерически-торопливо принялся присоединять новый. Саблин вновь выскочил из воды, нажал на курок. Короткая очередь прошила грудь корейцу.

Доморадова била дрожь, но уже не от холода – его он не ощущал, чувствовал только страх. Боцман вышел из воды, сбросил ласты и поднял фляжку:

– Держи свою игрушку. И быстрей уходим отсюда. Сейчас они рванут на наши поиски.

Александр принялся озираться:

– Куда идти? Туда? Сюда? – тыкал он рукой в разных направлениях.

– За мной иди. Самое сложное уже позади, с боевым крещением тебя.

– Я ни при чем. Ты все сделал.

– А кто с земснаряда в воду прыгнул, а?

Мужчины заспешили в бамбуковые заросли. Боцман покосился на то место, где они спрятали захваченный катер. Плавсредства не было – разрытый песок, разбросанные ветви. Саблин решил не давить на психику Александру. Не знал он, что в их распоряжении был катер; пусть не переживает, что его теперь нет. Хорошо, хоть снаряжение догадались спрятать в другом месте.

Саблин и Доморадов бежали, петляя возле стволов. Боцман раздраженно оборачивался каждый раз, когда Александр останавливался, цеплялся за бамбук и хрипел:

– Все, не могу больше. Сил нет. Брось меня, пристрели, я не выдержу…

– Выдержишь, – обрывал причитания Виталий и вновь бежал, сдерживая свою прыть.

За спиной слышалось неровное дыхание инженера.

– Все, теперь уже в самом деле «завод» кончился. Ничего с собой поделать не могу. Предел прочности наступил, – Доморадов опустился на траву и лег навзничь, глянул сквозь раскачивающийся бамбук в неприветливое небо.

– Хрен с тобой, чуток отдохни. Только после бега сразу ложиться нельзя, походить надо. Здоровье угробишь.

– Я его бегом уже угробил. – Александр даже не сделал попытки подняться. – Далеко мы ушли?

– Километра три-четыре пробежали. Три, если по прямой брать; четыре, если наши зигзаги учитывать.

– Етить ее растак, – прохрипел Доморадов. – Я в жизни больше километра не бегал.

– А в армии?

– Не служил я… – Александр еще что-то говорил, но Боцман уже не слушал его, он ловил слухом звуки леса.