Вспомни меня

– Сью! – прорычала Мэделин из кабинета. – Где эта Мун?! Она пришла, наконец-то, или тоже где-то прохлаждается?!

– Пришла, – скромно, но в то же время громко и чётко ответила секретарша. – Дейзи Мун уже здесь. Ждала, пока Вы освободитесь.

– А, ладно, – спокойнее сказала Мэделин, тяжело дыша. – Где она там? Пусть зайдёт.

– Иди, – шёпотом передала Сью, посмотрев на меня и скрестила пальцы: – Удачи, Дейз.

Я сдержанно улыбнулась и кивнула, скрывшись в кабинете Мэделин. Мисс Кэрри пока поправляла растрепавшийся идеальный пучок. Перед зеркалом на узкой полочке лежало с десяток шпилек при том, что уже несколько Мэделин вернула в причёску. На столе в открытом футляре хранятся очки. Раньше все думали, что у мисс Кэрри в самом деле плохое зрение, но как выяснилось, она носит очки только ради того, чтобы казаться ещё строже.

– Здравствуй, Дейзи, – не глядя на меня, поздоровалась Мэделин, продолжая колдовать с причёской. – Как выходные?

– В порядке, – я натянуто улыбнулась, разглядывая молочно-белый атласный костюм деловой леди. – Ничего интересного.

– Ну и хорошо, – наконец она закончила и вернулась в роскошное кресло напротив меня за столом. – Я тебя с самого утра ищу, Дейзи.

Я снова кивала и судорожно представляла, как меня немедленно увольняют. В голову лезло только плохое, а потому на мисс Кэрри я смотрела испуганно и с выжиданием.

– Да ты не волнуйся, – коротко рассмеялась она, всем видом демонстрируя, что на самом деле страх в глазах подчинённых ей льстит. – Ты же у нас на испытательном сроке, правда? И я обещала поднять тебе ставку, если эти два месяца пройдут без опозданий и форс-мажоров.

Дыхание тут же перехватило от радости. Неужели? В самом деле?! Меня не увольняют, а, наоборот, собираются поднять зарплату?! Чёрт возьми, кто-нибудь, ущипните меня! После недолгой и вполне приятной беседы мисс Кэрри вручила мне пару листов, которые нужно занести на третий этаж в последний тридцать седьмой кабинет перед сменой.

Спустя двадцать минут, я вылетела на улицу в таком шикарном настроении, какого у меня давно не было. Хотелось позвонить маме, похвастаться повышением, может быть, даже отпраздновать, но набирая номер, желание ослабевало. В ушах уже слышался сдержанный тон её голоса, надменность и колющее «это всё или наконец извинишься?» Вот я и отложила эту затею. За последний год у меня выдалось слишком много скверных дней подряд, чтобы так бездумно добавлять в их копилку ещё один.

Поделиться всё же нестерпимо хотелось, потому что, как оказалось, радость, которую не с кем разделить, ничем не отличается от отчаяния. Для этого оставался лишь один человек. Я не хотела навязываться – а ведь я постоянно себя так чувствую, когда хочу чем-то поделиться, – но в то же время у него слишком удачно сегодня была очередная лекция. Никогда мне ещё не приходилось так сильно надеяться на плохую погоду.

С почтой я разделалась быстро, вернула курьерскую сумку и шагала в сторону библиотеки. На часах почти шесть. Терренс вот-вот должен закончить. Потом он минут пятнадцать тратит на сборы всех тетрадей и ноутбука, идёт в кафе, берёт кофе с собой, иногда ещё и сэндвич или вроде того, у зеркала рядом с гардеробом внимательно повязывает шарф, накидывает куртку и всё это ради того, чтобы через секунду вырваться на улицу и промокнуть под холодным осенним дождём. Я не понимаю всей этой заботы о внешнем виде, если её тут же испортит погода, но мне любопытно и даже приятно наблюдать за действиями Терренса. Сложно описать. Его ритуал будто бы успокаивает нервы. Причем мои.

Тучи над головой сгущались, а дождя всё не было. Поднимался ветер, бил в спину холодной волной, подгоняя ко входу в библиотеку. На улицу выходили люди. Кто-то спешил в одиночестве, кто-то в компании друзей или коллег продолжал обсуждения на ходу. Я остановилась недалеко и наблюдала, неожиданно поймав себя на мысли, что с надеждой выискиваю в толпе только одного человека. От осознания побежали мурашки и накрыла паника. Зачем я это делаю? Почему? Почему именно Терренс? Я влюбилась?! Мама всегда говорила, что я слишком влюбчивая и могу «запасть» на любого, но что это значит, я никогда не понимала. А влюблённость ли это? Что значит влюбиться? Какого это?

К панике прибавился ужас. Вдруг Терренс тоже решит, что я в него влюбилась? Это бы всё испортило. Он начнёт смеяться? Я бы смеялась. Мне немедленно захотелось сбежать, чтобы не провалиться от позора сквозь землю перед новым знакомым, но я не успела – Терренс, как назло, только что вышел и сразу меня заметил. Он направлялся ко мне быстрым шагом, иногда переходя на бег. Думаю, если бы я сейчас попыталась убежать от него, это выставило бы меня в высшей степени неадекватной.

– Дейзи! – Терренс улыбался и выглядел счастливым, глядя на меня. – Какими судьбами?

– Я… – мысли разбегались, – Я думала, пойдёт дождь, – наконец сообразила я. – Не хотела снова промокнуть.

Терренс поднял голову к небу. Я зачем-то сделала то же самое, высматривая что-то среди громоздких туч.

– Осадков сегодня не обещали, – он снова посмотрел на меня. – Не промокнешь, я уверен.

– А если он всё-таки пойдёт, и я промокну? – уперев руки в бока, спросила я. – Заболею.

– Если сегодня пойдёт дождь, то, обещаю, встречать тебя каждый вечер с зонтом и провожать до дома.

После этих слов я надеялась на самый настоящий ливень ещё сильнее.

Главные новости 11 ноября 1992

Терренса в моей жизни становилось с каждыми вторником и пятницей всё больше: то мы шли немного пройтись после его лекций и только к полуночи вспоминали о времени, то в другие дни внезапно встречались посреди города, вместе обедали, строили планы на выходные, затем расходились и обязательно созванивались или писали друг другу полотна сообщений после ужина. Между тем я всё ещё не могла определить, что чувствую к Терренсу. То меня душила мысль о том, что он просто пытается играть со мной, а затем будет потешаться над тем, как я прониклась, то вновь вспоминались слова мамы о моей чрезмерной влюбчивости. Но влюблённой я себя не чувствовала. Влюблённость – это что-то непостоянное, опасное в какой-то мере, непредвиденное, неконтролируемое… Мне же было, наоборот, спокойно. Как ни с кем до этого спокойно.

Непривычное ощущение рушили только периодические конверты без подписи. Их содержимое с каждым разом заставляло всё больше и глубже копать в интернете, однако понятнее картина до сих пор не становилась. Более того, пазлы головоломки даже складываться друг с другом отказывались. Одну ночь я решительно посвятила наблюдению за своим почтовым ящиком, просидела всё это время на лестничной клетке, но так и не смогла поймать за руку неизвестного отправителя. Забавно то, что стоило мне назвать собственную идею провальной и уйти на пару минут в квартиру, как именно в этом промежутке новый конверт появился в почтовом ящике. Забрав очередную находку, я вернулась к себе и разложила все имеющиеся кусочки головоломки на столе. Теперь их семь: уголок газеты, фотография с неоновой надписью «Мотель», фотография комнаты, фотография подушки в пожелтевшей наволочке, синяя шариковая ручка, брелок в виде знака доллара и обёртка от жвачки. Новой «уликой» как раз стала обёртка.

– И как это может вообще быть связано? – не сдержавшись, сказала я вслух. – Нет, если это просто чья-то дурацкая шутка, а я купилась… – представив такую вероятность, я зарычала от сжала руки в кулаки. – Это должно иметь смысл.

Не один раз я думала попросить Терренса о помощи в поисках информации, но в последний момент передумывала. А ещё после фото комнаты и наволочки я хотела пойти в полицию. Правда, я так и не придумала, что напишу в заявлении: регулярная почта без обратного адреса или слишком сложная загадка? Пришлось искать связь между этими кусочками дальше. Сегодня мне как раз пришла идея просмотреть в библиотеке архив газет. Раз уж в первом конверте был именно уголок газеты, то, наверное, в номере от одиннадцатого ноября девяносто второго есть зацепка. Но Терренс не должен об этом узнать. Я расскажу ему потом, когда пойму, что здесь вообще происходит.