Вспомнить будущее

Юрий Степанович ехал молча и только вертел головой, разглядывая наших соседей по трафику и пейзажи по обеим сторонам Ленинградского шоссе. Интересно, если бы он знал, как переменится Россия за истекшие четверть века и каким бурными, богатыми на возможности окажутся эти времена, убежал бы он отсюда в перестроечном восемьдесят восьмом в подернутое ряской, стоячее европейское болото? Мне хотелось спросить: «Может, вы б лучше тогда остались – а, дедуля? И не потребовалось бы губить моих родителей?» Но ни о чем подобном я вопрошать не стала – зато мысли о безвременно погибших папе с мамой придали мне и силы, и злости.

– У меня с Мишей были особые отношения, – промолвила я. – Он вам рассказывал обо мне?

– Н-нет, – слегка изумленно откликнулся Нетребин-отец.

– А мне он о вас рассказывал, – загадочно обронила я.

– Что же, интересно? – полюбопытствовал мой пассажир.

– Вы ведь не просто его деловой партнер, не правда ли?

– А кто же я тогда, по-вашему? – насторожился Нетребин.

– Вы много помогали ему, и порой совершенно бескорыстно. Насколько я знаю, Миша только благодаря вам выучился за границей.

– Да, это так, – с важностью кивнул мой спутник.

Довольно быстро мы достигли Москвы и пересекли МКАД. Навстречу нам, на мосту, в шесть рядов пыхтела пробка.

– Вы помогали становлению его бизнеса, – продолжила я петь старичку дифирамбы, – и вы, во многом, наставляли, обучали Мишу, поддерживали его. Вы столько сделали для него, – пылко проговорила я, – что и родной отец столько не сделает!

При слове «отец» Нетребин явственно вздрогнул.

– И, вы знаете, – продолжала я с напором, – вы настолько похожи на него, вы так мне его напоминаете, что я, кажется, знаю, почему вы были с ним так ментально близки! Боже мой, герр Шмидт, да вы ведь, как он! Лишь слегка добавилось морщинок и седых волос – а в остальном, будто Миша снова вернулся ко мне! Вы знаете, я так его любила, и мне так его не хватает, что я готова говорить о Мишеньке буквально часами. И мне почему-то кажется, что в вашем лице я найду благодарного слушателя.

Я балансировала на тонкой грани: «я знаю, что вы знаете, что я знаю». Вроде бы я не утверждаю, что он отец, нет, я лишь давала понять, что я вроде бы знаю его тайну – а может, и нет. Нетребину-старшему некуда было деться из моей машины, и ему пришлось слушать и постепенно привыкать к мысли, что мне все известно.

А мы тем временем домчались уже до Третьего кольца и повернули налево. Здесь, как я и рассчитывала, началась тягучая пробка – чего еще ждать от Москвы в половине седьмого вечера!

– А во сколько состоятся похороны? – вклинился со своим вопросом Нетребин. – Будет ли отпевание?

– Наш Миша не был воцерковлен, – покачала я головой, – поэтому отпевания не предусмотрено. Похороны будут на Богородском кладбище. До того состоится формальная гражданская панихида – завтра, в морге медицинского института на Сеченова. Потом автобусы отвезут всех на кладбище, затем поминки в ресторане «Северный витязь». Я за вами заеду в гостиницу завтра, в девять, и мы отправимся вместе.

– Мне так неловко, что вы столько беспокоитесь.

– Ну что вы, мне очень, очень приятно сделать хотя бы малость для человека, к которому мой Миша был настолько близок.

И вдруг он спросил, весьма резко – я узнала бывшего доктора наук и профессора, которому, по должности, – пальца в рот не клади.

– Почему вы все стараетесь подчеркнуть мои особые с Михаилом отношения? Намекаете чуть ли не на какое-то мое с ним родство?

Алексей Данилов

Когда я прибыл в Шереметьево, внутренний мой голос стал отчего-то нашептывать мне: постой, не торопись, оглянись, будь осторожен. Долгий опыт свидетельствовал, что к подсказкам моего второго, темного, подсознательного «я» следует относиться внимательно. В конце концов именно благодаря ему я обычно и денежки зарабатываю. Поэтому я умерил пыл и с крытой стоянки по направлению к выходу из таможенной зоны шел чуть ли не как резидент на встречу с особо ценным агентом: постоянно держа в уме всех персон и все автомобили окрест. Ничего подозрительного или виденного ранее не было, однако я все равно не стал немедленно присоединяться к толпе встречающих, а решил переждать несколько минут в кафе рядом. Тем более самолет только что приземлился, и нужно было время, чтобы герр Шмидт прошел паспортный контроль и таможню.

И тут я понял, почему бунтовало мое второе «я» и как правильно я поступил, что решил маленько обождать. Потому что в толпу встречающих ввинтилась собственной персоной Микаэла Евдокимовна Сулимова. В руках она держала табличку с именем Шмидта – вероятно, того самого. Разумеется, не было ничего криминального, когда б она вдруг повстречала здесь, в аэропорту, меня. Мало ли что может делать столичный яппи в международном аэропорту родной Белокаменной! Но бороться с нею за почетное право отвезти Нетребина-старшего в отель мне совершенно не улыбалось. Я охотно готов был уступить эту позицию Микаэле.

А сам я постарался стать как можно менее заметным. Я нечасто прибегал к подобного рода трюку – но владеют им в принципе многие. Кроме экстрасенсов, еще профессиональные разведчики и топтуны. Ты вроде бы здесь, на месте – однако мысленно будто натягиваешь на себя шапку-невидимку. И (проверено) становишься практически не виден для окружающих. Тебя просто перестают замечать. Усилием воли ты как бы сливаешься с окружающим пейзажем.

Со своего наблюдательного пункта я видел, как Микаэла встретила седого господина с дорожной сумкой. Она попыталась взять у него багаж, но он не отдал и даже приосанился. Оба отправились по направлению к стоянке. Я пошел следом. Мне надо было успеть проследить, на чем они уедут, и поспешить за ними. Я не мог знать, что Микаэла замышляет, но полагал, что ничего хорошего от нее герру Шмидту ждать не приходилось.

Мне помогло, что женщина шла не спеша, приноравливаясь к старчески неторопливым движениям Нетребина. Я увидел, как она грузит его сумку в багажник стального «Туарега», запаркованного на втором уровне, а сам бросился к своей машине на уровень третий. В итоге за шлагбаум я успел выехать очень грамотно: через две машины за Микаэлой.

Мой опыт наружного наблюдения не простирался далее советской черно-белой шпионской классики: «Семнадцати мгновений весны» и «Мертвого сезона». Я понимал, что проколоться легко, и потому продолжал играть в игру «невидимка», распространяя вокруг своего лимузина биополе незаметности. Впрочем, моя машина, черная «Вольво», и без того сливалась с московским трафиком.

Однако мне, вдобавок, следовало не выпускать Микаэлин «Туарег» из виду, – а выполнять эту задачу одному, без подстраховки, оказалось довольного сложно.

С тайной надеждой, что моя девушка (я не знал как) сумеет мне помочь, я еще с Международного шоссе позвонил Варе. Она, в знак особого доверия, дала мне номер своего левого телефона, зарегистрированного на постороннего человека, о котором не знало даже ее начальство.

– Привет, Варя, – сказал я в трубку. – Как ты думаешь, где я нахожусь?