Вставная челюсть Щелкунчика

– Позвольте растолковать. Открытие двери ресторана – тысяча.

Я потрясла головой:

– Но мы сами ее открыли, швейцара не было.

– Верно, – согласился Густав, – его уволили, чтобы не ввергать клиента в лишний расход. При наличии швейцара услуга обходилась в трешку.

– Ага, а за что мы платим? – заинтересовался Степан. – Швейцара нет, я сам створку открыл.

– Амортизация дверной коробки, доводчика, замка и ручки, – пояснил Густав, – далее. Проход до столика тысяча для одной пары.

– Мы шли собственными ногами, – хмыкнул Дмитриев, – нас не несли в балдахине.

– А протоп ковра? – прищурился официант. – На дорогом персидском покрытии от подошв образуются залысины, и его необходимо регулярно чистить.

Я не поверила своим ушам, Степан засмеялся.

– Вопросы по поводу использования скатерти, посуды, столовых приборов, салфеток и цветка в вазе у меня отпали.

Я выхватила у Дмитриева счет.

– Закуска из черного хлеба со шпротами пять тысяч? За две корочки с крошками не пойми чего? За салат семь? И почему у вас так интересно расписано: кусок моркови – пятьсот рублей, картошки – четыреста, майонез – девятьсот. Обычно цена указывается целиком за блюдо!

Густав закатил глаза:

– Боже Всемогущий, пошли мне терпения. Наши клиенты всегда требуют разъяснений, поэтому мы, чтобы избежать конфликтов, подробнейшим образом расписываем позиции.

– Музыкальное сопровождение потянуло на солидную сумму, – захохотал Степан, – оливье – три тыщи, суп… ой, не могу!

– А во время выноса лапши музыка не играла, – возмутилась я.

Густав всплеснул руками:

– Забыл включить!

– Вычеркивайте, – потребовала я. – А что такое износ официанта?

Густав потупился:

– Ковер протаптывается, а человек изнашивается. Я хожу туда-сюда, нагружаю суставы, позвоночник, вот сейчас кучу нервов трачу, объясняя вам расценки. Мой износ стоит всего две тысячи. Разве это дорого?

– Спуск воды в туалете! – огласил Степан.

– Сейчас везде счетчики стоят, – потупился официант, – циферки в них так и скачут, так и скачут.

– Мы в сортир не ходили, – рассердилась я.

– Но вы же еще не ушли, – улыбнулся Густав, – еще посетите кабину отдохновения и грез.

– В принципе верно, – согласился Степан.

Я схватила его за руку.

– Смотри! Утилизация унитаза – триста, рукомойника – двести, бумажное полотенце – сто пятьдесят, туалетная бумага (квадрат пять на пять сантиметров) шестьдесят, слив воды пятьсот, одна доза мыла триста. Ни за что не пойдем в их сортир.

– Однако ты рачительная, – ухмыльнулся Степан. – Очень интересно, как вы выясняете, сколько пипифакса использовал клиент? Вдруг он оторвет больше?

– Невозможно, – залучился улыбкой Густав, – прежде чем устроиться в месте уединенного созерцания, нужно приобрести жетоны, они опускаются в прорези, и вы получаете дозу мыла, один квадрат бумаги прекрасного качества и так далее.

– Весьма разумно, – одобрил Степан.

– Удаляем эту позицию, – решительно заявила я. – И последний казус: чаевые три тысячи!

– Десять процентов, – пожал плечами Густав, – общепринятая практика, за проявленную мной любовь, заботу и понимание.

– Я не сильна в математике, но одна десятая от двадцати пяти составляет две пятьсот, – прошипела я, – и в счете уже один раз есть чаевые!

– Где? – изумился Густав.

Я показала пальцем на строчку:

– Вот.

– Это мой износ, – возразил официант, – сумма падает в карман хозяина. Чаевые оказываются в моих руках, я их откладываю на черный день.

Степан вынул кошелек и протянул Густаву кредитку.

– Нет, – остановила я метнувшегося было к кассе лакея, – сначала скорректируйте сумму, уберите из нее туалет и музыку при подаче супа.

– Вилка, ты на редкость скаредная девица, – развеселился Степан.

– А ты транжира, готовый отдать деньги за протоп коридора и износ коленей дедушки Густава, – разозлилась я, – больше никогда не появлюсь в этом заведении.

– Не все так плохо, – остановил меня Степан. – Хорошо, что мы сюда зарулили.

– Ты живешь по принципу: жаль, тут поели, за углом-то на тыщу дороже, – фыркнула я, – думала, времена малиновых пиджаков и золотых цепей толщиной с баобаб канули в Лету.

Дмитриев улыбнулся:

– Девочка-фейерверк, раз и взлетает. Это я про тебя.

– Мне просто не нравится, когда за салат из пары кусков отварной морковки с картошкой берут несколько тысяч, – кипела я. – Лучше уж поесть на улице сосисок! Что привлекательного ты нашел в харчевне, включающей в счет использование туалетной бумаги?

Степан спрятал кошелек.

– Во-первых, это смешно. Во-вторых, теперь я понимаю, что не надо поддерживать отношения с приятелем, зятем владельца трактира, он решил на мне заработать. В-третьих, хотя нет, третье нужно поставить первым, мы с тобой стихийно перешли на «ты», и мне это очень приятно.

Глава 27

– Алиса обмолвилась, что, если она не победит на конкурсе и не попадет на бал, с ней будет как с Егором Барским, – продолжил Степан, когда мы вышли на улицу. – Ты в очередной раз оказалась права, заострив внимание на этом мальчике. И фамилия у него действительно редкая. Мой человек нашел паренька, по интересному стечению обстоятельств дом, где он раньше жил… Видишь в подвальном этаже здания на той стороне улицы вровень с землей окошко?

Я присмотрелась.

– Да.

– Это служебная квартира, которую дают консьержкам, – пояснил Степан, – в обмен на квадратные метры они обязаны круглосуточно находиться на службе. Если кто-то позвонит в подъезд в два часа ночи, в четыре утра, в Новый год в полночь, консьерж обязан открыть, ну и еще у него полно других обязанностей. Но, коли негде жить, это неплохой вариант. Знаешь, кто вот уже много лет занимает подвал?

– Понятия не имею, – удивилась я.

– Сначала там хозяйничала Ксения Михайловна Барская, мать Егора, который, как выяснил мой помощник, ранее учился в центре «Архимед», куда сейчас ходит Никита Горюнов.

– Учился? – обратила я внимание на прошедшее время глагола. – Его выгнали?

– У Егора было две сестры, Лиза и Нина, – проигнорировав мой вопрос, говорил дальше Степан. – Несколько лет назад Нина, ей тогда исполнилось четырнадцать, погибла под колесами автобуса. Девочка в роскошном вечернем платье словно ниоткуда возникла на темной дороге перед мини-вэном. Шофер клялся, что она просто выросла перед ним из-под земли. Улица, где случилось ДТП, расположена в элитном подмосковном поселке, в пятнадцати километрах от столицы, там только дорогие дома, во многих никто не живет, хозяева находятся за границей. Полиция предположила, что Нина приехала к кому-то в гости, вероятно, к своему приятелю, с которым решила повеселиться в отсутствие его родителей. У матери Нины не было ни мобильного, ни домашнего телефона. К ней с известием о кончине дочери пришли около одиннадцати утра. Выяснилось, что Ксения Михайловна вот уже несколько дней находится в больнице с инфарктом. Поговорить с ней не удалось, она вскоре умерла. А Егор покончил с собой после смерти матери. Сейчас в подвале живет Лиза, она теперь консьержка.