Встречь Солнца

— Ну что ж, — согласился директор, — попробуем сами с ним поговорить. Скажи там Елизавете Федоровне, чтобы она его сначала сюда пригласила.

Когда Матвей, наконец, явился, разговор с ним начал Александр Павлович:

— Слушай, Матвей, припомни, пожалуйста, что произошло между тобой и инспектором, который был у нас на участке.

Матвей пожал плечами.

— А что между нами могло произойти? Он же следом за тобой выскочил как ошпаренный.

— Как ошпаренный? А почему?

— Кто его знает. Я тоже удивился, из палатки высунулся, а он по тропке в лес нарезает, как заяц.

— А ведь это ты его напугал.

— Ну да?

— А вот почитай.

И Александр Павлович подал Прохорову последний листок инспекторского заявления. Прохоров взял бумагу и принялся читать ее, беззвучно шевеля губами. Дочитав до конца, он заглянул на оборотную, чистую сторону листка, словно ища там ответа, потом посмотрел на директора прииска, на Бутова, на Щелкачева — и вдруг захохотал. Невозмутимый Матвей хохотал так заразительно, что от смеха не смогли удержаться и остальные.

— Да как же… Так это он меня?.. А я-то, дурак, не мог понять, в чем дело. Рехнулся, думаю, или как? Ведь это я полено поднял, чтобы в печку подбросить. А он, значит, решил, что я его?.. Сиганул, что аж табуретку под нары загнал. И, как заяц, в лес, в лес…

Матвей отнесся к этому событию, как к забавному анекдоту, и, когда насмеялся вдоволь, лицо его приняло обычное невозмутимое выражение. Как бы ставя на этом инциденте точку, он спросил деловито:

— Вызывали-то зачем?

Ответил Бутов:

— Это я вызывал. Механизмов у вас много новых, надо по технике безопасности инструктаж провести. Мы с тобой здесь побеседуем, а потом уж ты у себя там с рабочими — сам. Подожди меня в приемной, я сейчас.

Матвей вышел.

Пожимая на прощание Бутову руку, Александр Павлович сказал:

— Знаешь что, Алексей Федорович? Если после всей этой истории с командировкой Сковородникова на наш прииск он останется на кадровой работе, то грош нам с тобой цена, как коммунистам. Не согласен?

— Согласен, Александр Павлович, согласен!

3

Со дня прибытия на прииск Сорокина и Полищука прошло несколько месяцев. На участке, на месте старого палаточного бивака, вырос небольшой поселок: три трехквартирных домика, два больших жилых барака, контора, магазин…

От прииска к участку протянулись провода электропередачи, телефона, радио. Ушла работать на участковый телефонный узел Катя.

Менялось все. Но неизменным оставалось отношение к Сергею его бывших товарищей. Несколько раз искал с ним встречи только Григорий, но и тот оставил эти неудачные попытки. Холодно отзывалась по телефону Катя.

И вот судьба снова столкнула Сергея с этими людьми…

Дверь палаты приоткрылась, и показалась белокурая головка Клавы.

— Ну, что я говорила! Явился этот уже, из газеты, Тележкин. Пустить?

— А ты у героя спроси, — посоветовал Кротов. — Интервью ведь у него брать будут. Разбуди и спроси.

Клава не уловила иронии.

— Почему у него? И у тебя. Ты ведь главным спасателем был.

Сергей резко приподнялся на койке.

— Ты?!

— А ты не умиляйся, — немного растерявшись, начал объяснять Василий, но Сергей не слушал его.

— Зови, зови Тележкина! — решительно сказал он Клаве и, когда обвешанный фотоаппаратами корреспондент вошел в палату, показал ему на Кротова. — Вот к нему. Он будет рассказывать…

Но интервью не удалось: пришли новые посетители. Это были Щелкачев и Аромян. Саркис даже не удостоил Сергея взглядом. Александр Павлович приветливо кивнул ему.

— Здравствуйте, — ответил тот и отвернулся к стене.

Щелкачев подошел к его койке.

— Как дела, таежник? Отогрелся уже?

— Спасибо, ничего, — не поворачивая головы, буркнул Сергей.

— Ну, а сердишься на кого?

Сергей не ответил.

— Ну, ладно, об этом потом. А мы к тебе с новостями и за советом, комсорг, — повернулся Александр Павлович к Василию. — Рассказывай, Саркис.

— А чего тут рассказывать?! Все понятно получается. Было вчера собрание на участке, которое ты готовил. Четырнадцать человек выступило. Все, как один, за.

— Правда? — оживился Василий. — Доклад кто делал?

— Никаких докладов не было. Я два слова сказал. За работу нас хвалят, сказал, но этого мало. Соревноваться за звание участка коммунистического труда надо. И знаешь, какое предложение еще было принято? От милиционера отказаться!

— Хорошее предложение, — согласился Кротов. — Я об этом тоже думал.

— Ты думал! А знаешь, кто это предложение внес? Вася Клыков — вот кто!

— Не может быть!

— Вот тебе и не может быть, — торжествовал Саркис.

— Ох, боюсь, не от старой ли это у него нелюбви к милиции, — пошутил Василий.

— Не думаю, — серьезно сказал Щелкачев. — И давайте договоримся не оскорблять друг друга подозрениями. Этак под любое хорошее дело можно гнилой фундамент подвести.

— Правильно, — согласился Кротов. — Ну а советоваться вы о чем хотели?

— Ты распадок Чистый знаешь?

— Знаю. Километрах в двадцати от участка.

— В двадцати пяти, — уточнил Щелкачев. — Горное управление решило открыть там прорабство, подчиненное нашему участку. Место голое, необжитое. А время трудное, не легче, чем зимой, — днем слякоть, а ночью еще морозы крепкие. Давай решим, кого туда посылать.

— Пойду я! — выкрикнул Сергей, и в его охрипшем от волнения голосе слышались и надежда, и страх, что не поймут, не поверят, и просьба, и решимость.

— Скажите, пожалуйста! — после довольно продолжительной паузы протянул Кротов. — Такой благородный порыв…

Но Щелкачев перебил его:

— Подожди, Василий. Ты, по-моему, не все знаешь.

— Например?

— Например, что Сорокин оказался выше всяких обид и, где надо, проявил настоящую принципиальность и, если хочешь, смелость.

— Ой ли!

— Вот тебе и «ой ли». Товарищ корреспондент, не будет разглашением редакционной тайны, если вы нам скажете, кто послал в газету материал, в котором разоблачались фокусы бывшего инспектора по кадрам Сковородникова?

Тележкин, который, склонившись над тумбочкой возле койки Сергея, что-то быстро строчил в своем блокноте, поднял голову.

— Какая тут может быть тайна? Сорокин прислал нам письмо с подписью. Мы ее не поставили только потому, что пользовались и другими источниками.