Встреча с пришельцем (сборник)
Шрифт:
Электробритва Семена Яковлевича гудела, как трактор. Я попытался спрятать голову под подушку, но понял, что уже не засну.
Легли мы с Колей поздно, около часа ночи. Семена Яковлевича тогда еще не было.
— Кто рано встает, тому бог дает, — изрек Семен Яковлевич.
— У меня такое впечатление, что вы совсем не ложились, — ворчливо произнес я.
— Немного поспал, и хватит. Я недавно читал брошюру одного психиатра. Так он утверждает, что от недосыпания еще никто не умер.
— Наверное, я буду первым, — открыл глаза
— Есть одна работенка. Временная.
— Вы же клялись, что ни на какие работы вовек не пойдете.
— Никогда не принимай клятвы всерьез, мой мальчик. Бывают обстоятельства, когда приходится поступаться даже своими принципами, — сказал Семен Яковлевич, выключая электробритву.
— И что же это за обстоятельства? — поднял голову Коля.
— Секрет. А впрочем, расскажу. Тут люди свои, так что, будем надеяться, все останется между нами.
Он бросил бритву в ящик стола и извлек оттуда крем «Радость». Тщательно намазал им лицо, долго растирал и, глянув в зеркало, для чего-то подергал себя за длинный нос и довольно хмыкнул.
— Так вот, — начал он, — встретил я пару недель назад одну симпатичную женщинку. Встретил случайно и разговорился. Оказалось, она в городском парке работает, заместителем директора по культработе. Начала на судьбу свою жаловаться. Как трудно работать, сколько разных осложнений и неприятностей. Директор от нее требует невозможного. С одной стороны, запретил продавать пиво, с другой — хочет сделать парк популярным местом отдыха. Я ей поддакиваю: конечно же, какая там популярность без точек общественного питания. Эту мою новую знакомую и вовсе на откровенность потянуло. Оказывается, директор делает все, чтобы от нее избавиться. Подсунул ей такую свинью: дал согласие организовать выставку в парковом павильоне каких-то двух художников, специализирующихся на мозаичных картинах из яичной скорлупы. А ей поручил рекламу обеспечить. Чтоб, значит, посещаемость была. «А как я ее обеспечу, — сквозь слезы пожаловалась она, — когда об этой странной выставке никто и слушать не хочет. Попробовала дать объявление в газете, так меня просто осмеяли…»
Семен Яковлевич долго, вдохновенно завязывал галстук в синий горошек. Затем достал из чемодана блестящие запонки с изображением женских головок.
— Слушал я ее, слушал, — продолжал он, — и вдруг меня осенило. А что, если я возьмусь за популяризацию выставки? Ну, она, естественно, вначале скептически отнеслась к моему предложению. А затем, когда поняла, что я не шучу, согласилась. «Только, говорит, имейте в виду, не верю я в успех»…
— И правильно делает, что не верит, — перебил Коля Семена Яковлевича.
— Правильно? Так вот, дорогой мой, всего три дня я посвятил этому дельцу, а уже за билетами на выставку очереди. Такой ажиотаж, что аж голова идет кругом.
Семен Яковлевич надел темно-коричневый пиджак и положил в нагрудный карманчик носовой платок так, чтоб выглядывала белая полоска.
— Директор парка ничего не может понять. Телефоны звонят беспрерывно. Все просят, требуют, умоляют хоть пару билетиков. Ну а чуток этих билетов я себе, конечно, оставил. Уже сегодня один такой билетик вместо десяти копеек шестьдесят стоит. Представляете?
— И как же вам такое удалось? — не выдержал я.
— Элементарно, — с гордостью ответил Семен Яковлевич. — Обошел несколько учреждений и предупредил председателей профкомов, чтобы они не рассчитывали больше чем
на десять — пятнадцать билетов. Те, конечно, только глазами захлопали. Мол, какие билеты и что за выставка? Я им и рассказал в популярной форме про картины из яичной скорлупы, оригинальные и неповторимые. Председатели тут же стали канючить побольше билетов… Дальше, думаю, можно не рассказывать? — победно глянул на меня Семен Яковлевич.— Гениально! — захлопал в ладоши Коля.
— Что бы я ни делал — все гениально, — почти серьезно сказал Семен Яковлевич. — А теперь простите, спешу, через час очень ответственное свидание, а еще надо успеть позавтракать. У меня железное правило: на голодный желудок никаких важных решений! Так что до вечера!
Коля был настолько потрясен рассказом Семена Яковлевича, что несколько минут из него вырывались, словно пузырьки из газированной воды, восторженные восклицания:
— С таким не пропадешь! Правда же?
— Давай об этом поговорим потом, — предложил я.
Спорить с Колей сейчас было бы бессмысленно.
Он боготворил своего кумира, был счастлив от мысли, что живет с ним под одной крышей.
В редакцию я попал только после обеда.
— А я, грешным делом, подумал, что вы не придете, — встретил меня Трофим Духмяный, потирая руки так, будто только что прибежал с мороза. — Все храбрые до первого задания. Давайте почитаю.
— А может, я перепечатаю, у меня такой почерк…
— Не возражаю. Идемте, познакомлю вас с машинисткой.
В машбюро была самая что ни на есть горячая пора. Три машинки аж захлебывались. И лишь Рая, полненькая брюнетка, как всегда, позевывала. Ее услугами боялись пользоваться. Печатая под диктовку, она одновременно участвовала в беседах своих подруг или просто прислушивалась к их рассказам, И тогда сотрудник редакции в своем напечатанном тексте вдруг находил потрясающие перлы; «Работая с огоньком, труженики кондфабрики выдали сверх плана зеленую кофточку с рюшиками…», «Особенно отличилась бригада, где работает такой симпатичный мужчина…» «При чем тут кофточка и симпатичный мужчина?» — возмущался автор информации. «Простите, — невозмутимо отвечала машинистка, — это я немного перепутала…»
Мне относительно повезло. Только в абзаце, где шла речь об огромном значении бытовых служб, она вставила в мой текст «Баранина по два восемьдесят» и восклицание: «Какой ужас!» А в последней фразе, в которую я постарался вложить весь свой гражданский пафос, впечатала одним словом — «всеотдатьмало»…
Трофим Духмяный пробежал глазами мой материал, снова потер руки и радостно заметил:
— Не ожидал! Относительно складно и почти грамотно. Откровенно говоря, я не думал, что у вас что-то выйдет. А теперь вижу — со временем, может, и выпишетесь.
Мою растерянность Духмяный расценил по-своему:
— Ну, радоваться еще рано. Боюсь, эту вашу корреспонденцию придется переделывать не один раз, чтобы довести до кондиции. Но, как говорится, пусть вас вдохновляет перспектива.
Подробно останавливаясь на каждой фразе, он начал объяснять мне, как именно надо переделать материал. И вдруг, глядя на шкаф, в котором хранился архив отдела, патетически воскликнул:
— Журналистом может быть каждый, кто имеет талант и голову на плечах. Эти слова, — поднял он палец, — принадлежат моему покойному предшественнику и учителю Вячеславу Гарпуну.