Встреча в Пассаже д'Анфер

Сейчас Виктору хотелось только одного — чтобы Таша была дома.

Сидя по-турецки под «Клятвой Горациев», Эрик Перошон массировал себе пальцы ног. Что только ни сделаешь, чтобы раздобыть нужные сведения, не вызывая подозрений! Сегодня, к примеру, он был вынужден целый день танцевать лансье, [62] мазурку и шотландский танец в паре с неприятной тощей особой, которая до одури набрызгалась духами с запахом пачули. Это было тяжкое испытание!

Последний лучик света упал на украденную у матери тарелку с золотой каемкой. Он захохотал. Если бы она только видела его в компании этой… как ее имя… ах да, Зоя, невестка мадам Сорбье, аккомпаниаторши, которая стучала по клавишам, не жалея сил!.. Эрик не жалел для Зои улыбок и комплиментов относительно того, как грациозно она показывает ему фигуры танцев. Кружась с ним по устланному ковром паркету, она поведала историю своей жизни: пансионат в Версале, свадьба со старшим сыном Сорбье, несбывшиеся мечты, не оправдавшиеся надежды… Увы, в 1888 году ее свекор умер, оставив их в полной нищете, и Жану пришлось продолжить дело отца, которого называли Полька Пикет.

62

Лансье — английский бальный танец, напоминающий кадриль. — Примеч. перев.

Когда пришло время оплачивать эти четыре незабываемых часа, Эрик выразил мадам Сорбье свое почтение и королевским жестом протянул две купюры по сто франков, заявив, что его отец задолжал покойному Эрнесту, и теперь он возвращает долг с процентами. Вдова остолбенела, молча глядя на него, а потом вскричала срывающимся голосом:

— Да что же такое происходит?! Вы — уже третий, кому ни с того ни с сего понадобился мой бедный Эрнест! Почему вдруг все стали им интересоваться? Сначала это приглашение в пассаж д’Анфер. Я туда поехала, но никакого месье Грандена там не нашла! Вчера меня посетил племянник месье Легри, теперь вы! Право слово, все будто помешались! Кто ваш отец?

Эрик молча, с достоинством поклонился и поспешил удалиться. Он узнал то, что хотел. Во-первых, Эрнест Сорбье отправился в мир иной, во-вторых, какой-то племянник Эмиля Легри тоже интересуется этим делом. Эрик чувствовал, что запахло жареным, и решил, что осторожность ему не повредит. Никто не должен знать о том, что месье Гранден живет в этой квартире.

Убедившись, что на лестнице никого нет, Эрик снял табличку с двери, выходившей на лестничную площадку. Затем прошел на кухню, налил в тазик воду из чайника, сел на табурет и, закатав брюки выше колен, с наслаждением опустил натруженные ноги в теплую воду. Переехать на улицу Верней? Нет, только не сегодня, он слишком устал. Он перекусит в молочной лавке мамаши Табар, а потом вернется сюда на ночлег. А завтра переберется к Коре — поживет там, пока все не уляжется. Эрик уговаривал себя, что все предусмотрел и поводов для беспокойства нет — ведь аренду квартиры в пассаже д’Анфер он оформил на вымышленное имя.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Пятница, 22 ноября

Было восемь часов утра. Небо затянуло, моросил дождя. Симеон Дельма открыл ставни книжной лавки, взял швабру, протер влажной тряпкой полы, а затем расставил стулья вокруг круглого стола у камина. Это была идея месье Мори — он стремился создать в лавке уютную атмосферу библиотеки. На верхней ступени винтовой лестницы показался заспанный Жозеф.

— Доброе утро, месье Пиньо, хорошо спали? — поприветствовал его Симеон Дельма.

— Я бы так не сказал. Скажите, ну, почему мы рождаемся беззубыми? Этой ночью я вставал к малышке Дафнэ три раза. А вот вы, месье Дельма, судя по всему, бодры и полны сил.

— Я всегда так боюсь опоздать, что приезжаю раньше времени. О, кто-то идет!

Снаружи у витрины стоял гостиничный лакей и подавал какие-то знаки. Симеон открыл ему дверь.

— У меня пакет для месье Мори. Надо, чтобы он расписался.

— Давайте мне, — сказал Жозеф.

— Разве вы — месье Мори? Мне сказали, он японец.

— Я его зять.

— Сожалею, месье. Мне велено отдать пакет адресату лично в руки.

— Симеон, будьте добры, позовите патрона, я не в силах, — простонал Жозеф, облокотившись на стойку.

Кэндзи зашнуровывал ботинки, когда в дверь его квартиры постучал Симеон Дельма. Он рассыпался в извинениях по поводу своего вторжения и попросил хозяина спуститься.

Расписавшись в получении и дав посыльному на чай, Кэндзи уселся за письменный стол, под любопытным взглядом зятя вскрыл пакет и, залившись краской, поспешно спустился в подвал.

— Да что это с ним такое?! — вскричал Жозеф. — У меня назначена встреча, мне надо уходить.

Кэндзи пересек хранилище, где возвышались горы книг, и прошел в бывшую лабораторию Виктора, где Жозеф теперь держал личные бумаги и энциклопедии. Укрывшись в этой маленькой комнатке, Кэндзи при свете газовой лампы рассмотрел содержимое пакета: там оказался надушенный конверт и фотоальбом, где Фифи Ба-Рен, под сценическим псевдонимом Фьяметта, представала во всей красе. Возбуждение охватило Кэндзи при виде этой роскошной женщины в легком неглиже. Он вспомнил про Джину и устыдился: нет, он должен хранить верность любимой. Кэндзи отложил альбом и поднял взгляд на старые пожелтевшие фотографии на стене: мадам Пиньо тянет руки к пухлому младенцу… А вот и сам Кэндзи, беседует с букинистом с набережной Малакэ… На другом снимке была изображена незнакомка в ратиновом пальто, пересекавшая Реннскую улицу…

Кэндзи решился распечатать конверт.

Мой дорогой микадо,

Ты — дрянной мальчишка, а ведь когда-то ты называл меня «моя кошечка». Неужели ты забыл свою подругу? С самой премьеры я напрасно ожидала, что ты придешь в театр. Почему ты избегаешь меня? Чем я провинилась? Приходи. Шлю тебе контрамарку. И не откладывай, спектакль идет только до начала декабря.

Эдокси, а для своих Фифи Ба-Рен.

Кэндзи перечитал письмо еще раз, задумался на несколько секунд, а потом разорвал послание в мелкие клочки. Но контрамарку не тронул, напротив, сунул в карман. А альбом? Неужели его тоже придется уничтожить? Кэндзи схватил экземпляр «Фигаро», намереваясь завернуть в газету альбом с фотографиями бывшей любовницы. Он машинально пробежал глазами страницу — и увидел два имени, подчеркнутые карандашом. Кэндзи поднес газету к свету и прочитал:

Отопление фиакров становится смертельно опасным. Двое мужчин — Деода Брикбек, служащий парижской обсерватории, и Максанс Вине, рабочий-литейщик, проживающий в заведении Тисран на улице Алезья…

На полях была пометка: «Проверить». Кэндзи без труда узнал почерк Виктора с характерной крышечкой над буквой «П». Так. Похоже, внимание Виктора снова привлекло необычное происшествие!

— Когда это случилось? — пробормотал Кэндзи, проверяя дату на газете. — 18 ноября, не так давно. Час от часу не легче. Интересно, Жозеф снова с ним заодно? Значит, оба моих компаньона играют в детективов. Неудивительно, что им не до торговли! Ну, ничего, я наведу здесь порядок!

Спрятав компрометирующий подарок Эдокси под стопкой журналов, Кэндзи поднялся наверх и стал перебирать карточки своего каталога. Но сосредоточиться ему не удавалось — поведение компаньонов возмущало Кэндзи. Он уже жалел, что обнаружил эту проклятую газету.

«Если они снова взялись за свое, прощай покой! Работать мне, очевидно, придется одному! Они просто издеваются надо мной!»

В глубине души Кэндзи прекрасно сознавал, что злится не столько на Жозефа и Виктора, сколько на себя самого — из-за Эдокси Аллар.

«Нет, я не пойду в театр, — подумал он. — И избавлюсь от контрамарки».

Он должен обуздать свои страсти, держать себя в руках.

— Простите, месье, вы хорошо себя чувствуете? — обратился к нему Симеон Дельма.

— Да. А почему вы спрашиваете?

— Вы покраснели, похоже, у вас жар.

— Нет, со мной все в порядке, просто тут слишком натоплено, — спокойно ответил Кэндзи. — А где Жозеф?

— Уехал.

— Куда?