Встречи и знакомства
Шрифт:
Тетка моя доложила государыне о моем поступлении в институт, и она милостиво пожелала меня видеть.
– Mais c’est une grande demoiselle, toute raisonnable! [64] – улыбнулась она своей обаятельной улыбкой на мой низкий реверанс, отвешенный по всем законам этикета.
Насчет реверансов у нас тоже было гораздо строже, нежели насчет уроков!
Императрица милостиво потрепала меня по щеке и сказала, что она передаст государю, какую «petite merveille» [65] привезли ему в пансионерки.
64
Да это взрослая девушка, вполне благоразумная! (фр.).
65
«маленькую
Тетка моя была очень довольна этим и очень ласково обошлась со мной, что, кстати сказать, случалось с ней не часто.
Я не одна из ее родственниц воспитывалась в Смольном; во внимание к ее личным заслугам этому учреждению кроме меня воспитывались еще четыре ее племянницы, дочери ее другого родного же брата [66] , и она нас всех, по-видимому, не особенно горячо любила, вымещая на нас этим недружелюбным чувством то, что даваемое нам воспитание служило ей как бы наградой за ее долголетнюю и ревностную службу, тогда как в душе она, наверное, предпочла бы этому всякую другую награду.
66
Имеются в виду дочери Ф. Д. Денисьева Анна, Дарья, Мария и Ольга.
Кроме нас пятерых у нее лично воспитывалась еще шестая племянница, усыновленная ею с детства и в то время, о котором я пишу, уже окончившая курс. Она была сверстницей Скобелевой (рожденной Полтавцевой), знаменитой своим пением калмыцкой княжны Фавсты Калчуковой и светлейшей княжны Гурийской, личности во всех отношениях замечательной. Светлейшая княжна Тереза Гурийская (princesse de Gouries) [67] была дочь какого-то владетельного князя, добровольно или недобровольно отказавшегося от своего миниатюрного престола и вступившего в русское подданство [68] . Княжну Терезу я узнала уже взрослой девушкой лет 20 – 23.
67
О Терезе Гуриэли Соколова рассказывает также в очерке «Из юных дней великого князя Михаила Николаевича» (Исторический вестник. 1915. № 1), в котором к эпизодам, известным по комментируемым мемуарам, добавлены новые.
68
Имеется в виду Мамия V Гуриэли.
Она окончила курс в классе моей тетки до нашего поступления в Смольный и принадлежала к выпуску 1842 года.
По словам нашей смолянской хроники, при покорении или присоединении этого княжества [69] владетельных княжон и прямых наследниц князя было две: княжны Сара и Тереза.
Между обеими девочками была значительная разница лет. Княжне Саре было уже 13 или 14 лет, маленькой Терезе – лет 5 или 6. Сходства между ними в то время не было ни малейшего.
69
Гурийское княжество (на территории исторической области Гурия, западной части Грузии) существовало в XIV – начале XIX в. После присоединения Грузии к России (1801) между Российской империей и гурийским князем Мамией V в 1810 г. был заключен договор, согласно которому Гурийское княжество переходило под российский протекторат и объявлялось самоуправляющимся владением. Однако в 1828 г. во время правления последнего князя Давида Гуриэли автономия княжества была окончательно упразднена.
Властная, гордая и заносчивая Сара ничему не хотела подчиняться и ко всему русскому без исключения относилась с какой-то страстною враждой.
Маленькая Тереза, напротив, была добрый и привязчивый ребенок, и когда Сара, достигнув шестнадцатилетнего возраста, занемогла чахоткой, маленькая сестренка не отходила от нее и всячески старалась ее успокоить и утешить.
Тою же мыслью озабочены были и особы царской фамилии, всегда особенно благосклонно относившиеся к сиротам-княжнам, и тотчас как княжне Саре исполнилось 16 лет, ей послан был, при особом рескрипте, от императрицы бриллиантовый фрейлинский шифр.
Произошел, однако, эпизод, вследствие которого Сара не стала фрейлиной. Она и года не прожила после этого эпизода, и по ее кончине маленькая Тереза взята была в Смольный монастырь и специально поручена заботам инспектрисы пепиньерок m-elle Услар.
Одинокая и сиротливая сама и к тому же обиженная природой (m-elle Услар была крошечного роста и совершенно кривобокая),
старая девица горячо привязалась к красивому, своеобычному ребенку.Тереза была совершенно необыкновенный человек; все привычки и стремления полудиких азиатских народов сказались в ней во всей силе. Она любила сидеть на полу, по целым часам напевала себе под нос какие-то тягучие, мучительно однообразные песни и обладала гомерическим, почти недетским аппетитом, нередко бывавшим для нее источником всевозможных злоключений. Она съедала по нескольку обедов, требовала вместо обычно раздаваемого детям белого хлеба большие краюшки черного хлеба с маслом и нарушала один из строжайших приказов нашего институтского распорядка беспрестанною посылкой в соседнюю лавочку за всевозможными сайками, банками патоки, солеными огурцами, являвшимися, вероятно, в смысле запретности этого угощения, любимым лакомством детей.
Повторяю, все это к нам перешло только в виде предания о громадной красавице Терезе, которая в наше время занимала уже отдельную комнату рядом с помещением ее неизменного друга и воспитательницы m-elle Услар, но оригинальность княжны и теперь, взрослою девушкой, ручалась нам за то, что и предания о ней мало погрешали.
Тереза была замечательно хороша обычною тяжелой грузинской красотою; белая, полная, крупная, с несколько крючковатым носом и большими миндалевидными глазами, – она отличалась каким-то властным, не столько крикливым, сколько доминирующим голосом и таким гомерическим хохотом, раскаты которого были хорошо знакомы всему Смольному монастырю.
Царская фамилия, всегда внимательно относившаяся к Терезе со времени кончины гордой Сары, усугубила к ней свое внимание.
Маленькие капризы Терезы, сообщенные m-elle Услар, исполнялись беспрекословно, и молодые великие княжны, по приказанию государя и государыни, называли ее «ma cousine» [70] .
Это последнее обстоятельство, по рассказам нашей старой няни Анисьи, ходившей до ее выпуска за Терезой, служило поводом к массе оригинальных выходок неистощимой на дикие выдумки княжны Терезы.
70
«моя кузина» (фр.).
Замечу, кстати, что ходившие за нами няни, взятые все из воспитанниц С. – Петербургского воспитательного дома [71] , говорили нам всем «ты», что на первых порах поражало, а иногда и оскорбляло наш детский слух, привычный дома к раболепной речи крепостной прислуги.
Тереза к числу оскорблявшихся этой фамильярностью не принадлежала. По ее восточным понятиям, слово «вы» было глупое слово.
Тереза была чрезвычайно добра, но и чрезвычайно вспыльчива, и никто не помнит, чтобы она, рассердившись за что-нибудь, стеснялась временем или местом для выражения своего гнева.
71
Петербургский Воспитательный дом (открыт в 1770 г.) был приютом и воспитательным заведением для внебрачных (незаконнорожденных) детей, сирот и детей бедняков. В него принимались дети в возрасте до 2 лет и 4 месяцев и оставались там до 21 года. Большая часть воспитанников получала начальное образование, некоторые – среднее.
Не останавливалась она также и над выбором выражений, не затрудняясь соображениями о том, кому они были адресованы.
Время шло. Тереза получала приглашения на все придворные балы, была непременным членом всех устраивавшихся во дворцах фестивалов [72] , широко пользовалась гостеприимством великой княгини Елены Павловны, салон которой служил местом собрания всех умных и талантливых людей той эпохи, была желанной гостьей на всех самых интимных собраниях при дворе, но… официального положения не занимала никакого и фрейлинского шифра не получала. Это ее сердило, и она решилась сама возбудить этот вопрос.
72
То есть праздников.
– Душечка! – обратилась она к своему старому другу m-elle Услар, начав свою речь с традиционного эпитета «душечка», прилагавшегося ею безразлично ко всем, кого она любила, без различия, не исключая из этого числа и императрицу, которую она с детства называла часто в глаза «душечкой». – Послушайте!.. Что ж это мне шифра не дают?.. Вон уж масса наших и дежурят при императрице, и на выходах парадируют в сарафанах, одну меня только обошли!! Почему это так?..
– Я, право, не знаю… Тереза!.. – растерянно отвечала старушка. – Я думаю, что это потому… что твоя покойная сестра Сара… ты знаешь…