Встречи на краю. Диалоги с людьми, переживающими утрату, умирающими, исцеляющимися и исцелившимися

– А также не забывайте, что вы не единственная, кто переживает утрату. Её чувствует и ваша мать. Вы теряете конкретного человека, а она теряет целый мир.

Д.: Вы хотите сказать, что мне нужно просто позволить своей матери умереть?

С.: Я хочу сказать, что вам нужно просто позволить ей жить. Позвольте ей иметь такое будущее, какое ей хочется. Ведь проживи она даже ещё один год, но в атмосфере напряжённости и насилия, что бы это на самом деле вам дало? Если ваше сердце закрыто от неё, в каком-то смысле для вас она уже мертва. И вы отворачиваетесь от неё, хотя она ещё не покинула этот мир.

Д.: Как я могу позволить ей умереть, когда я её так сильно люблю?

С.: Как вы можете позволить ей умереть, если любите её? Обратите внимание, что вас отделяет от неё вовсе не смерть, поскольку на самом деле в момент смерти она настолько же жива, как в момент рождения. Вас разделяет не что иное, как страх – привязанность. Пусть ту огромную любовь, которую вы ощущаете, почувствует она, пусть эта любовь течёт к ней, чтобы она могла двигаться дальше в правильном направлении.

В ходе дальнейшей беседы казалось, будто Дорис изо всех сил старается проникнуться словами, которые я говорил.

Мне безумно больно, когда я думаю о том, что она умирает, но мне также больно думать, что, возможно, вы говорите правду, и в каком-то смысле я могу отвергать её, ведь я сама боюсь отвержения, я удваиваю её проблемы, пытаясь помешать ей пуститься в свободное плавание, когда она больше всего нуждается в моём любящем руководстве. Я попытаюсь этого не делать.

Несколько недель спустя Дорис позвонила и сообщила, что её мать умерла и что

…когда я отпустила её, просто приняла её, произошло нечто удивительное. Мы просто любили друг друга. Я так рада, что она умерла дома. Что она не отправилась в больницу, как она и хотела. У неё великолепное чувство юмора. Как-то раз незадолго до того, как она умерла, она поблагодарила меня за то, что я «больше не давлю» на неё. Она сказала: «Смерть – странная вещь. Мне не приходится чувствовать тошноту из-за химиотерапии, а также запихивать голову в мусорную корзину. Мне постоянно было настолько плохо, что этого хватит на целую жизнь». В эти последние две недели мы очень много смеялись. Я не могла и представить себе, что можно пережить столько счастливых моментов, когда кто-то умирает. А также столько любви. И знаете, за день до своей смерти моя мать всё так же посмеивалась. А когда я спросила её, почему она смеётся, она ответила: «Нет ничего настолько прекрасного, что не могло бы осуществиться». А когда я спросила её, что она имеет в виду, мать просто ответила мне, что чувствует себя счастливой и что «всё в порядке». Затем она предложила «вернуться к насущным проблемам, жить дальше». Я так рада, что была рядом с нею, когда она умирала. Она умерла после полудня, и прямо перед смертью она села на кровати, её лицо озарила широкая улыбка, и она сказала: «Твой отец пришёл за мной». Но мой отец умер пятнадцать лет назад, так что мы могли только смеяться и плакать вместе. Это было прекрасно.

Мы немного поговорили о том, готова ли она принимать своё чувство утраты и любви.

Сейчас Дорис время от времени звонит нам и рассказывает о том, как идут дела у неё и её детей, и что она чувствует себя гораздо ближе к детям.

Также я думаю, что больше не оберегаю их от жизни так, как раньше. И если это возможно, мне кажется, я люблю их даже больше, чем раньше.

Исцеляющее прощение Кэсси, пациентка, больная раком

Впервые Кэсси позвонила нам за два дня до Рождества 1979 года, чтобы рассказать о том, что ей трудно принять свою болезнь – рак.

– Вполне вероятно, меня уже не будет в этом мире, когда наступит Рождество 1980 года. Но это ещё не всё. Оказывается, у меня очень редкая форма рака, и вот что удивительно: мой муж Марк является мировым экспертом, исследующим именно её. Из всех форм рака, которые могли у меня развиться, а их больше сотни, вышло так, что я заболела именно этой болезнью. А мой муж – ведущий исследователь в этой области. Да, недавно он получил грант, дающий ему возможность продолжать свои исследования и открытия. Когда врач наконец поставил мне диагноз и рассказал мне об этом, у него было очень странное выражение лица, когда он произносил следующие слова: «Что ж, единственная ваша надежда – ваш муж. В нашей стране от этой формы рака, способной привести к летальному исходу, страдают всего около двадцати людей, и все они обращаются к исследованиям вашего мужа, когда ищут возможности излечиться». Вслед за его словами воцарилась гробовая тишина. «Но знаете, где-то около года у нас с мужем большие проблемы в отношениях, которые возникли, когда я узнала, что этот мерзавец в течение многих лет изменял мне с разными женщинами во время своих поездок. Не думаете ли вы, что своей болезнью я просто хочу привлечь его внимание? Ничего не скажешь, отличный способ. В каком-то смысле я чувствую, что наши отношения убивают меня. И, возможно, так оно и будет».

Какое-то время мы обсуждали препятствия, которые не позволяют ей общаться с Марком на более глубоком уровне – таком, чтобы она могла поделиться с ним своим чувством оставленности и непонимания. Спустя некоторое время она призналась:

Я даже не знаю, хочу ли я проходить лечение. Когда я сказала ему о своём диагнозе, он стал бледным, как привидение. Думаю, даже если он предложит мне какое-то лечение, я сначала перепробую все другие методы.

Совместно анализируя её гнев, мы говорили о таком качестве, как прощение. О том, что это состояние ума, если его развивать, позволяет принимать страх и гнев, проявляя больше мягкости и открытости к будущему. Это была одна из бесед, когда нет совершенно никакой уверенности в том, что другой человек способен услышать ваши слова. Но тем не менее слова сами слетают с губ, словно их источником служит интуитивное ощущение, что к ним могут прислушаться.

Примерно через двадцать минут Кэсси сказала, всё больше и больше смягчаясь:

– Знаете, мой муж пережил два сердечных приступа за последние восемнадцать месяцев, но он отказывается говорить о своей смерти. Он может умереть, и у меня не останется шансов на исцеление. У нас с ним так много конфликтов, что я не уверена, что мы в принципе сможем со всем этим разобраться, сколько бы каждому из нас ни суждено было прожить. Возможно, мы оба умираем, и сейчас неизвестно, кто из нас уйдёт первым. Не лучшее время.

Затем Кэсси сообщила, что её муж вскоре отправится в очередную «командировку», и что каждый раз, когда он уезжает, возникает ощущение, что они могут больше никогда не увидеть друг друга, однако они не признают этого ощущения, поскольку гнев и непонимание, накопившиеся более чем за двадцать лет брака, сформировали «огромную стену между нами». В ходе нашей беседы начала проявляться её скрытая любовь к мужу, связь с ним и единение, возникшее за эти долгие годы. Хотя неискренность, которая присутствовала всё это время, порождала огромную боль, всё же их связывали совместные переживания, они вместе воспитывали детей, вместе развивались, как она выразилась, вместе перешли «из поздней юности в раннюю зрелость».

Мы посоветовали ей попробовать выполнять медитацию на прощение, описанную в книге «Кто умирает?», и звонить нам, когда она сочтёт необходимым.

Спустя три недели она позвонила.

– Как вы и посоветовали, я записала медитацию на прощение на кассету и занималась ею каждый день; это мне помогло. Я стараюсь снова обрести открытость в этой области сердца. Я создала барьер на пути к своему сердцу, будто бы сжав его в кулак, но теперь я стала «непринуждённее» к этому относиться, позволяя этой области сердца открываться. Стоит признаться, что эта «мышца» порой меня подводит.

Но вот что замечательно: мне удалось относиться к Марку с большой чуткостью и любовью перед его поездкой в недавнюю командировку. И у него, казалось, получилось более открыто говорить о смерти. Наверное, пережив приступ сильного сердцебиения две недели назад, он раскрыл нечто новое в своей душе. Для нас обоих всё более очевидной становится неизбежность смерти. И, возможно, что сквозь эти обиды начинает проглядывать прощение. Может быть, теперь он даже готов будет обсуждать свою смерть, о которой мы за последние годы не сказали и десяти слов. Мы говорили о том, что, по его мнению, причиной его многочисленных измен за последние двенадцать лет был страх смерти. Когда он говорил об этом – так, словно всё это уже в прошлом, мне казалось, что мы начинаем решать эту проблему, хотя, стоит признаться, когда он говорил, я чувствовала в своём сердце этот кулак недоверия и страха. В этот раз из-за изменений, которые во мне происходят, мы говорили о смерти очень образно, а не уходили в сложные рассуждения, и мне удалось проявить открытость и любовь, я позволила плакать себе, позволила плакать ему. Это было одно из самых прекрасных мгновений за последние годы. У меня болит сердце.