Встречи на ветру

– Деньги как будто стали «весить» больше, а цены подскочили. Накопления, что трудовой народ собирал по копейке, тоже похудели. Доллар – это валюта твердая. Как говорится, доллар и в Африке доллар.

– И что можно у нас купить на эти доллары? – задала я безобидный вопрос. Но он вызвал у Наума Лазаревича гнев.

– Ты не прокурор, чтобы задавать мне такие вопросы.

Потом он немного успокоился. Походил по комнате.

– Не спросил тебя, ты работаешь где-нибудь?

Я сказала, что работаю на заводе и завтра мне надо рано вставать. Наум насторожился.

– Ты рабочая? – спросил таким тоном, будто я больна лепрой.

– Но и ты не академик. Реставратор – это даже не живописец.

Что тут началось! Наум вскочил со стула, пробежал до шкафа. Для чего-то достал большой альбом. Полистал его, отбросил. Опять пошел. И все это время он что-то говорил не по-русски. Похоже на немецкий, но не немецкий. Его-то я мало-мало знаю.

– Ты необразованная русская провинциалка. Реставратор больше, чем живописец. Реставратор должен владеть приемами письма всех тех, картины которых он возвращает к жизни.

– И все равно ты не творец, – продолжаю я наступать. Меня ужасно разозлило его это «русская провинциалка». Тоже мне столичный житель. Еврей!

Наум остановился. Выпучил и без того навыкате свои черные глаза и зашипел:

– Гляди сюда, – он ткнул пальцем в одну из висящих на стене картин в раме, – это Саврасов. – Откуда мне знать, кто автор картинки. – А копия висит в музее. Моя копия. И ни один искусствовед не отличит её от подлинника.

Тут он умолк. Я видела, что он испугался. Проговорился реставратор. Теперь он меня убьет. Мышцы мои напряглись, ладони сжались в кулаки. Черт с ним, с моим чемоданом. Самой бы ноги унести.

– Давай выпьем, – спокойно сказал Наум. – Мы же с тобой друзья. Так ведь?

Усыпляет мою бдительность. Не проведешь.

– Напилась уже досыта. Нечего мне зубы заговаривать. Вон как смотришь. Задушить хочешь?

– И задушу, – он улыбается, гад. – В своих объятиях задушу.

Что за натура у меня? Чуть погладь меня по шёрстке, я и растаяла. Растаяла. На его тахте с подушкой под попой. Сболтнула чего-то. Стыдно-то как.

Потом Наум плел свои сети. Пытался втюхать мне, что он хороший, что он ничего противозаконного не делает. Пой, ласточка, пой. Или другое – на воре шапка горит. В свои восемнадцать лет я в некоторых своих частях тела осталась пятнадцатилетней девочкой. Не подумайте, что я имею в виду свою голову. Голова у меня вполне взрослая. Мысли, то есть взрослые. А вот что касается других органов и частей тела, то да, я девчонка. Получалось так, что умом я понимала, что этот еврей прохвост, мошенник, а тем, чем ни одна женщина не думает, я считала, что он очень даже хороший мужчина.

– Сегодня мы пообедаем в ресторане, – сказал Наум после того, как мы умылись. Ничего тут нет позорного. После того, что мы делали на тахте, мытье – вполне нормальное дело.

– У тебя кроме этого платья ничего нет? – спросил Наум. Прищурив глаза, оглядел меня с ног до головы.

– В чемодане ещё юбка и блуза. А чем тебе мое платье не нравится? – Мне было немного обидно. Да, нет у меня шикарных нарядов. Не заработала. Но ведь не одежда красит человека. Говорено о месте, но я так перефразировала, и мне кажется, верно.

– Приличное платьице для девушки из провинции. – Опять он обижает. – Но для ленинградского ресторана надо бы чего-нибудь понаряднее.

– Знаешь что, – я ужасно сердита, – иди в свой ресторан один или найди девушку в другом платье.

Нашу перепалку прервал стук в дверь и голос:

– Гражданин Корчак, откройте. – Наум приложил палец к губам. Молчи, мол. Ну и глупо. Мы так громко говорили, что, наверняка, было слышно за дверью. Потому я говорю еврею реставратору:

– Дверь сломают, открывай.

– Так не заперто, – почти кричит Наум, и дверь распахивается. Вошли двое. Мужчины. Один в плаще из ткани прорезиненной. Второй – в куртке с капюшоном. За ними маячат еще двое. Мужчина и женщина. Тот мужчина в длинном фартуке, наверное, дворник. И женщина в халате. Соседка. Я все поняла. Это понятые. Влипла ты, девушка из провинции.

– Попрошу предъявить документы, – говорит тот, что в плаще.

Наум засуетился.

– Сейчас-сейчас, – пошел к шкафу, вернулся. Потоптался посреди комнаты.

– Не помню, куда положил паспорт, – мямлит он.

– Непорядок это, – вступил человек в куртке. – Паспорт – основной документ для всякого советского гражданина.

– Вот, нашел, – подобострастно говорит Наум и вынимает паспорт из кармана пиджака.

– Шутник, – говорит человек в плаще, – в собственном кармане нашел.

Внимательно рассматривает документ. Глянет на Наума и обратно в книжицу. «Неужели у Наума такое лицо, что на фото его не узнать», – думаю я. Тут и до меня дошла очередь.

– И Вы, гражданка, предъявите удостоверение личности.

Паспорт у меня в чемодане. При себе только пропуск на завод. Его я и даю им.

Мой документ изучает тот, что в куртке.

– Вы работаете на заводе «Пирометр» грузчиком? – смотрит на меня как на какую-то невидаль.

– А что тут удивительного? Асфальт тоже женщины укладывают. – Мне нечего их бояться. Я рабочий класс. Гегемон.

– Тоже шутница, – это в плаще. – Тут у них настоящий клуб шутников.

Неожиданно тот, что был в плаще, громко произнес:

– Довольно балаган устраивать! – Как будто это мы вломились к ним домой и начали все это. Тетка в халате и мужик в фартуке отступили в коридор, и тут же послышался окрик того, что в куртке.

– А вы куда? Вас никто не отпускал. Вернитесь!

Понятые вернулись на место.

Мне все это начинало надоедать. Попалась, как кур в ощип. Это называется, забежала к знакомому на огонек.

– Товарищи, может быть, вы объясните мне, рабочему человеку, что тут происходит? Кино какое-то детективное.

– Присядьте пока, гражданка, – говорит человек в плаще. – И помолчите. Разберемся и с Вами.

Потом они показали Науму ордер на обыск. Один из них обыскал Наума. Выложил на стол, при этом брезгливо отодвинув наши с Наумом бокалы и грязные тарелки, то, что было в карманах пиджака и брюк реставратора. Когда я увидела, сколько денег оказалось в портмоне у него, то даже присвистнула. Столько я не зарабатываю и за месяц. Понятые тоже заохали.

– Это надо же такую уйму денег носить с собой! – сказала тетка в халате.