Встречи на ветру

Тут я вспомнила и Родиона. Того тоже ж арестовали. Кругом одни арестанты. Попрут меня с работы, а я уже тут привыкла.

– Ничего себе. Вчера слышала, один наш рабочий тоже под следствием. Кто, не знаю. Проникает зараза, – совсем как Лариса Александровна. – Так скоро за валюту страну станем продавать. Так пойдешь?

– Никуда я не пойду. Я валютой не торгую, а переночевала у мужчины – это не преступление.

– Ну, гляди сама. Тебе жить, я предупредила, – Вера Петровна как будто обиделась.

Кусок в рот не лезет. Все думаю, идти или нет. Допила кефир. Не пойду. Надо будет, сами вызовут. А самой в петлю лезть нет охоты.

Сутки, а я вышла на сутки, прошли без приключений. Вера Петровна больше ко мне не подходила, и мне даже показалось, что она сторонится меня. В шесть тридцать утра в четверг я закончила смену и отправилась в раздевалку. Там, как обычно, в пересменок толчея. Кто-то уже пришел, а другие ещё не ушли. Те, кто пришел, рассказывают новости. Отработавшие слушают и комментируют. – У моего младшего, – говорит одна, – воспаление уха. Отит, – сказал врач. Сидит с компрессом. Боюсь, сдерет, стервец, – по тону видно, что сильно любит она младшего.

– Отит – это ещё ничего, – отвечает женщина из цеха сборки. – У моей дочери гастрит обнаружили. Представляешь, в тринадцать лет – и гастрит!

У этих женщин обычные житейские заботы. Но отчего другую, моложе их, волнуют вопросы политики? И пускай бы нашей, внутренней. Так нет же. Слушайте, что она говорит:

– Сегодня по радио услышала, что американцам теперь разрешено ездить в КНР. Был бы жив Мао Цзэдун, фиг бы они разрешили. Их нынешний лидер, Дэн Сяопин, развел демократию.

Кто-то из-за дверки шкафчика отвечает. Тоже доморощенный политик.

– Дэн Сяопин своего добьется. Они наладят нормальную жизнь. Без этих хунвейбинов, – далее матерно. Наши тоже молодцы. Наладили отношения.

Наши – это, как я понимаю, Алексей Николаевич Косыгин и Юрий Владимирович Андропов.

– Китайцам разрешено иметь только одного ребенка, – диалог продолжается, но я ухожу. У меня своя проблема: где жить.

Раннее утро в Ленинграде хорошо. Иду по Кировскому проспекту в сторону Кировского моста, низкое солнце освещает шпиль Петропавловского собора. Спешить мне некуда. На заводе я успела перекусить. Отчего бы не зайти в Петропавловскую крепость? В Эрмитаж не попала, так в крепости побываю.

И побывала же. И ничуть не жалею того времени, что пробыла там. Как много я узнала! Мне повезло. А мне всегда везет. Как раз подошел автобус с туристами из Минска. Человек двадцать их. Я и пристроилась к группе.

У них была целевая экскурсия – Петропавловская крепость как русская Бастилия.

Я узнала, что в ней размещались первая и вторая Тайные канцелярии. Это что наше КГБ, я так поняла. А ещё раньше тут при Петре Первом был «Секретный дом», и там сидел сын императора Алексей. Это надо же, собственного сына – и в тюрьму! Вспомнила, как отец говорил о Сталине.

– Иосиф Виссарионович был одержим идеей создания новой советской империи. – Тогда я, малолетка, очень удивилась его словам. – Он не жалел ради достижения этой цели никого. Жена Молотова – и та сидела в лагере. Так и Петр Первый был беспощаден к врагам империи. Сына не пожалел.

Я иду в группе белорусов и то и дело слышу, как их руководитель говорит товарищам: «Сябры и сябровки». Мне уже смешно, и, что он говорит, не разберу.

Экскурсовода слышу.

– Товарищи, среди заключенных первой половины восемнадцатого века были гетман Малороссии Павел Полуботок, автор книги «О скудости и богатстве» Посошков, живописец Никитин, кабинет-министр Волынский и его «конфиденты», – запомню это слово, – кабинет-министр Остерман, генерал-фельдмаршал Миних, вице-канцлер Головкин, обер-гофмаршал Левенвольде, – всех я не упомню, но старюсь, – лейб-медик Лесток.

Посмотрела на часы. Боже мой! Как быстро пролетело время. Теория относительности. По анекдоту. Это о сковороде и влюбленных. Не знаете? Ну и пусть. Я пошла на Васильевский остров. Приму ванну и, может быть, посплю.

Села в трамвай. В вагоне пусто. Время такое. Села у окна и задремала. Спасибо гражданке. Растолкала меня.

– Девушка, Вы свою остановку не проспите.

Как раз и вовремя. На этой остановке мне выходить и дальше ехать на троллейбусе. Смена у нас заканчивается в половине седьмого, у дома на улице Адмирала Нахимова я была в начале одиннадцатого утра. Даже совслужащие уже ушли на работу, и Лариса Александровна, определенно, ушла к себе в клинику, а так хотелось бы посоветоваться с ней о своих проблемах: что мне делать, если вызовут в милицию. Что говорить? Мои контакты с милицией ограничиваются прогулкой с молоденьким старшиной. В комнате Наума тоже, наверное, были милиционеры, но с ними я не сказала ни слова. Ищу ключ в сумке, и тут меня окликают по фамилии:

– Гражданка Тиунова?

– Ну, я это, – а сама задрожала, как осиновый лист: это они, люди из органов! Сейчас они меня арестуют при людях. На лавке сидят две старушки, дворник метет двор.

– Что же это Вы так грубо?

Приглядываюсь – мама моя родная! Так это же студент Витя. У меня отлегло, перевела дыхание.

– Ты же через месяц должен вернуться.

Он хохочет.

– Мы предполагаем, а бог располагает. – Пригляделась и вижу: бледный он какой-то, осунувшийся. Как он изменился за три дня. – Меня с поезда сняли врачи в Окуловке. Хотели упечь в инфекционную клинику, – Витя подошел поближе и мне стали видны его глаза: тусклые, грустные.

– У тебя обнаружили туберкулез? – Это первое, что мне пришло в голову.

– Ирина, с туберкулезом в СССР покончено. Как и с оспой, и чумой. У меня подозревали холеру, а оказалось обычная диарея. Помнишь, мы с тобой в буфете покушали? Вот тебе пример случайности. Ты, поев печени с макаронами, осталась здоровой, я, скушав то же, начал страдать расстройством желудка.

Уже входим в подъезд.

– Как проходит процесс обживания профессорской квартиры? – Самого ноги еле держат, а пытается шутить.

– А я в ней только одну ночь провела.

– Ирина! – Откуда силы взялись? – В такой субтильной девушке и столько страсти.

Откуда мне знать, кто такой субтильный, даже не слышала раньше, но на всякий случай обиделась.

– Умный, так можешь оскорблять.

– Если ты говоришь о твоей конституции, то тут нет ничего оскорбительного. Современные девушки все поголовно стремятся быть худыми. Но я люблю девушек с формами. – Нахал. Я слушаю, что он дальше скажет. Мотаю на ус. – Но, если тебя оскорбили мои слова о твоем либидо, – об этом я кое-что слышала, – то и тут не следует обижаться. – Говорит и возится с замком.

– Что, не получается? – как-то надо и мне над ним поиздеваться. – А вот твой сосед этот замок открыл без ключа.

Виктор застыл. Стоит как истукан. Ключ торчит из скважины.

– Мой сосед? Так он рецидивист. И ты с ним была в квартире?

– Успокойся, не был он у тебя и твоих камушков не видел.

– О боги! Она говорит – «камушки«. Да знаешь ли ты, что это настоящее достояние! – Везет мне на богатеев. Один доллары копит, а этот камни. – Отец весь Урал обошел с рюкзаком и молотком, добывая их.