Встречи с животными
Шрифт:
Однако опыт увенчался успехом. На следующий день на плоту рядом с птенцами сидели два взрослых пеликана, а через день и все родители, дети которых были спасены от затопления.
Как видите, в некоторых случаях можно вмешиваться в птичью жизнь, не вызывая дурных последствий. Перевозя пеликанят на новый плот, мы способствовали его дальнейшему заселению. Ведь в будущем эти пеликанята обязательно загнездятся на плоту, где протекло первое лето их жизни.
— Ремезиные яйца вода затопила, — зайдя ко мне, сказал мой юный приятель.
— Как затопила? — удивился я. — Ведь это не пеликанята. Гнездо-то на целых 2 метра над головой висит.
— Не знаю, как случилось, но в гнезде воды полно, и яйца под водой лежат.
Ничего не понимая, я сел в лодку и через несколько минут был
Как же могло случиться, что в гнезде вода?
Ремез — крошечная, близкая к нашим синицам птичка. В конце мая из пушинок, окружающих семена камыша и тополя, он сооружает теплое гнездышко, издали похожее на серовато-белую рукавичку. Висит такая рукавичка над речкой, покачиваясь от ветра на гибкой ивовой веточке. Много ремезов водится в дельте Волги; много и гнезд удается встречать при поездках на лодке по протокам заповедника.
Несколько дней строили два ремеза замеченное мной гнездышко. Наконец, кончили строительство, и самка стала откладывать белые яйца. Но не успела птичка закончить кладку, как гнездо вдруг погибло, и погибло оно не от подъема воды, затопившей гнезда чаек и пеликанов. Яички были затоплены «кукушкиными слезками».
Есть у нас насекомые цикадки — ивовые пенницы. Большими колониями живут их личинки на деревьях ивы, выделяя на ветки и листья пену. Собирается она в капли, стекает по веткам ивы и, наконец, капает с дерева. Народ называет ее «кукушкиными слезками».
Видимо, неудачно построил крышу своего гнезда ремез: одна за другой капли, стекая по нависшей веточке, проникали в гнездо и затопили яички.
Посетил я как-то дельту в разгар наводнения и видел, как борются животные с водой за свою жизнь.
Неузнаваема дельта Волги во время половодья. На взморье, куда ни глянешь в голубую даль, кругом вода. Только на горизонте маячит невысокая зеленая полоска кустов и деревьев. И в знойный полдень вас непреодолимо потянет туда, к твердой почве, под тень развесистых ив. Но лучше не поддавайтесь соблазну. Вдали не земля, а затопленный лесистый остров. Сквозь зеленую лесную чащу медленно струится вода, да среди древесных стволов, обвитых побуревшей растительной ветошью, лениво покачивается на сонной волне занесенный сюда валежник. А над всем этим на ярком голубом небе белые цепи облаков. Глянешь кругом на безбрежную воду, на небо — ширь-то какая!
Грандиозна картина разлива, но страшное это время для четвероногих обитателей дельты. Беспощадна вода — сколько диких поросят гибнет при летнем паводке!
Вот слабый ветер едва надувает наш косой парус, но легкая лодчонка быстро бежит, с журчанием рассекая воду, прямо на восходящее солнце. Далеко впереди на блестящей водной поверхности движутся какие-то черные точки. Их несколько — крупная впереди, мелкие следуют за ней. «Наверное, утка с утятами», — решаем мы. Вот они достигают желтого пятна, плавучего камыша, и среди него становятся едва заметны. А лодка с каждой секундой сокращает расстояние, и вдруг всем становится ясно, что это не утиный выводок — да и что ему делать среди открытой воды. Это что-то другое, какие-то крупные животные. Мы изменяем направление, и послушная кормовому веслу лодка скользит к желтому пятну.
Где то в глубине дельты высокая вода подняла копну сухого слежавшегося тростника; быстрое течение подхватило ее, крутя, понесло по узким протокам и, наконец, выбросило на широкий простор взморья.
— Кабаны, свинья с поросятами! — кричит стоящий на носу лодки босоногий мальчуган, и все встают, наклоняются под парус и смотрят в том направлении.
Застигнутые водой, звери пытаются спастись вплавь, а сейчас отдыхают на ненадежном плавучем острове. Поросята выбрались на тростник и, провалившись ногами сквозь стебли, несколько погрузились в воду. Вытянувшись все в одном направлении, они лежат неподвижно, как будто затаились среди тростника и боятся выдать движением свое присутствие. Положение взрослой свиньи еще плачевнее. Тростник не держит ее тяжелого тела, и она, подмяв его под себя, отдыхает в воде, высунув над поверхностью лишь свою длинную голову.
Лодка огибает островок и удаляется в сторону. Кабан — не заяц, помочь нельзя. Свинья не дает поймать поросенка, еще чего доброго бросится его защищать, перевернет лодку. Пусть отдыхают. Удивительная это вещь — материнский инстинкт. Могучий зверь — дикая свинья, прекрасный пловец, не желает ради спасения своей жизни бросить на гибель детенышей.
Лодка продолжает свой путь, все дальше уходя от неподвижной группы. Все молчат, и у всех одна дума:
только бы поросята выдержали, доплыли бы до берега.Дорогой читатель!
Кем бы Вы ни были — школьником или взрослым человеком, Вы, несомненно, получили большое удовольствие, прочитав книгу известного советского зоолога и писателя Евгения Павловича Спангенберга «Встречи с животными» (это вторая книга, выпущенная Издательством Московского университета, первая — «Записки натуралиста» — вышла в 1986 г.). Вы смогли погрузиться в прекрасный мир просторов нашей страны, свежего ветра и высокого неба дальних дорог, ощущения слитности с окружающим, увлекательной, нередко трудной экспедиционной работы, интересных и памятных встреч с людьми и животными.
О чем эта книга? Ее жанр определить довольно трудно. Это не путевые заметки и дневники, хотя многое в ней написано на их основе и композиционно она построена по географическому принципу. Это не просто рассказы о природе и животных, хотя в ней описаны многочисленные встречи с животными и один из героев в ней, несомненно, природа. Это не только рассказы о встречах с людьми, хотя жизнь автора, проходившая по большей части в многочисленных и разнообразных экспедициях, изобиловала такими встречами, и они, естественно, отражены и в книге. Думается, что главный герой этой книги — нечто трудноуловимое и трудноопределимое, что вбирает в себя и людей, и природу, и животных, то бесконечно дорогое каждому, что можно назвать духом родной страны, духом родины. Не здесь ли кроется секрет того, что книга с равным интересом и увлеченностью читается и детьми и взрослыми? Более того, прочитав книги Е. П. Спангенберга в десяти-двенадцатилетнем возрасте и снова открыв их в зрелые годы своей жизни, Вы со свежим интересом и увлеченностью переживете знакомые Вам с детства события, найдете в них новые глубины, оставшиеся недоступными при первом детском восприятии, и закроете книгу с желанием вернуться к ней вновь, и не один раз. И это вполне естественно, так как книги Е. П. Спангенберга по праву входят в золотой фонд отечественной классической литературы о путешествиях и природе наряду с произведениями Пржевальского, Козлова, Арсеньева, Плавильщикова, Огнева, Формозова и других путешественников, охотников и натуралистов.
Евгений Павлович Спангенберг (1898—1968) родился в самом конце прошлого века, и вся его нелегкая жизнь прошла в многочисленных, зачастую очень тяжелых экспедициях. Она была исполнена неустанного труда, направленного на изучение природы и фауны нашей страны. И огнем, подогревавшим его исследовательский энтузиазм, побуждением его плодотворной научной деятельности, удостоенной, в частности, Государственной премии, были огромный интерес и любовь к природе и всему живущему. Интерес и любознательность питают энергию исследователя, или, как хорошо говорили в прошлом веке, испытателя природы, для которого она объект изучения. Такие исследователи были всегда. Именно их усилиями осуществляется прогресс науки. Но настоящая любовь к предмету своего интереса, как всякая истинная любовь, всегда добра и щедра и вызывает желание поделиться с другими своим чувством, радостью общения с природой и животными. Однако не всякий способен образно и живо передать свои чувства и впечатления. Для этого необходим талант рассказчика, талант писателя. Евгений Павлович Спангенберг, не будучи профессиональным писателем, в полной мере обладал писательским дарованием, которое осознал в себе уже в зрелые годы. Но он никогда не считал себя профессиональным писателем и не анализировал таинство литературного творчества. Лишь в одном месте можно найти намек на то, что специалисты могли бы назвать творческим методом: «Не могу писать о том, что вижу, что меня окружает. Нужно забыть это, вновь воскресить в памяти после долгого перерыва, прочувствовать, и тогда писать будет легко и свободно» («По пустыням и озерам Казахстана»). И, тем не менее, его книги по самым строгим требованиям можно назвать высокохудожественными произведениями. Прекрасный и в то же время простой, легкий, естественный, свободный и образный язык его прозы, лишенный нарочитости, пышных, но маловыразительных эпитетов, позволяет вам как бы увидеть то, о чем пишет автор. При этом разнообразные места и ландшафты нашей страны описываются ненавязчиво, скупыми штрихами, но так, что становятся привычными и близкими, как если бы вы сами путешествовали по ним, прониклись их своеобразной красотой и полюбили. И это ощущение сродненности возникает всегда и независимо от того, идет ли речь о дальневосточной тайге, грандиозной панораме Иссык-Куля, тугайных зарослях Казахстана или безбрежных тростниках дельты Волги. Это ощущение будит в вас желание двигаться, желание путешествовать, желание увидеть все самому, по-своему пережить то же, что пережил автор.