Встретимся через 500 лет!

Профессор, посмотрев на девушку долгим докторским взглядом, выцедил:

– Мадмуазель Сюпервьель, вам пора на процедуры.

– Да-да, профессор, я помню...
– сомнамбулой пошла Моника прочь. Ее красный плащик, цветком пламеневший на поднятых плечах, на опущенных выглядел отцветшим.

– Запишите, смерть произошла два дня назад, около шести вечера, - сказал Мегре Люке, в очередной раз, отметив, что мадмуазель Моника неуловимо похожа на Рейчел и в тоже время на мадам Мегре, но лишь голосом. «Впрочем, наверное, мне просто нравится эта dijeuner de soleil[3]» - решил комиссар, прежде чем обвести вопрошающим взглядом сотрудников санатория и пациентов, топтавшихся у трупа:

– Кто знает этого человека?

– Я, - крякнул от волнения отец Падлу[4], проповедник, некогда популярный в одном из провинциальных приходов Шампани. Как всегда в черной сутане, высокий, с лицом морщинистым и бледным, в пятнах рваного румянца, с медовыми священнослужительскими нотками во взгляде, сохранявшимися и в кисловато-затхлом камерном послевкусии[5] он бродил по коридорам санатория и прилегающему парку как материализовавшаяся тень. Несколько лет назад отцу Падлу удалили опухоль в левом полушарии мозга размером с кулак, под опекой Перена он поправился по всем статьям, кроме одной. Если бы у Люки спросили, какой именно статьи, тот бы грустно сказал, что вместе с опухолью в хирургический тазик перекочевала и разговорчивость проповедника.

– Как его зовут?
– спросил Мегре отца Падлу, зная, что ответы будут выдавливаться, как вода из камня.

– Лу, - упала в траву первая капля.

– Лу?!

– Делу.

– Делу?

– Да. Мартен Делу.

– Кто он?

– Не знаю. Он бродил за забором, - разговорился Падлу, почувствовав, что комиссар едва сдерживается от резких замечаний по поводу его словоохотливости.

– Только за забором?

– Нет.

– Откуда вы знаете, как его зовут?

– Мы разговаривали.

– Вы разговаривали?!
– глаза Мегре излучали сарказм, как камин тепло.

– Он... Со мной.

– Что он говорил?

– Шутил.

– Как?

– Рассказывал анекдоты.

– Какие?

– Непристойные, - пятна румянца отца Падлу слились в конфедерацию.

– Какие именно?

– Про... Про любовь.

Мегре отметил, что глаза священника похотливо сверкнули.

– Понятно. А на территории больницы вы его видели?

– Да.

– Когда?

– Сейчас...

– Что сейчас?

– Вижу.

– Кого вы видите?

– Делу, - указал подбородком на тело отец Падлу.

– А... Можете еще что-нибудь добавить?

– Да.

– Что?

– Я видел следы.

– Чьи?

– Его туфель.

– Где?

– В парке. И здесь.

– Где именно?
– терпение Мегре дымилось, как дымятся в жару лужи.

– Они шли оттуда, - отец Падлу указал в сторону ограды, и туда, - указал в сторону 1-го корпуса.

С неба деловито закапало, проповедник, радуясь своей предусмотрительности, раскрыл большой черный зонт.

– Понятно...
– пробурчал Мегре, пожалев, что не взял своего.
– Вот откуда эти булыжники...

Комиссар знал, что в 1-ом корпусе имелась старинная русская баня – большинство строений санатория, за исключением главного корпуса, было построено в 1815-1816 годах солдатами русских оккупационных войск, по неизвестным причинам заявившимися в эту глушь.

Напоследок ощупывав труп глазами, Мегре попросил Люку поискать вокруг поджелудочную железу и почки покойника. Когда тот вернулся ни с чем, направился к просеке, вдоль которой тянулась высоченная ограда из кованого металла, и с интересом ее осмотрел. Она, как говорилось в «Правилах внутреннего распорядка санатория» была сооружена в 1904 году, после того, как зимой 1903 года одна из пациенток, дальняя родственница Жоржа Клемансо, будущего премьер-министра, среди бела дня подверглась нападению волков, во множестве водившихся тогда в окрестных лесах.

Колонны из шероховато обветренного красного кирпича, стальные копьевидные стержни, ажурные узловые соединения были сделаны на славу, как все в старину. Оценив их по достоинству осязанием ладоней, Мегре подошел к воротцам, закрытым массивным висячим замком.

– Его часто открывают, - сделал вывод Люка, внимательно осмотрев замок.

– Это невозможно!
– энергично возразил профессор Перен.
– Ключи есть только у меня и консьержа.

– Понимаю вас, доктор, - тепло усмехнулся комиссар.
– Вы ведь, как добропорядочный гражданин, с молодых ногтей уверены, что замки открываются одними лишь ключами? Смотрите, cela connu comme le loup blanc[6].

Мегре, окинув внимательным взглядом землю под калиткой, поднял заржавленную проволочку, придав ей нужную форму, двинулся к воротцам. Спустя секунды, профессор крутил в руке посрамленный замок.

– Я бы хотел с вами перемолвиться с глазу на глаз, - сказал ему Мегре, после того, как тот посмотрел на него с уважением.

– Разумеется, комиссар.

Они бок об бок пошли по тротуару вдоль ограды.

Небольшая черная гадюка, гревшаяся на нагретой солнцем брусчатке, прытко дала деру.

– Мне кажется, вы знали этого человека, - сказал Мегре, проводив змею неприязненным взглядом. Он не любил змей, и более всего - гадюк.

– Разумеется, знал, - бесстрастно ответил Перен.
– Как и все присутствующие, кроме вас, большого любителя домашнего уединения. Он - бывший мой пациент. Около трех недель тому назад я выписал его из санатория за неоднократные нарушения режима и отказа от важных процедур.

– Понятно. Неудобный, значит, был человек.

– Это не то слово.

– Вы кого-нибудь подозреваете?

– Случайные драмы жизни до смешного отрежиссированны[7], - проглотил профессор пилюлю из своей серебряной коробочки.

– Значит, подозреваете...

– Нет, я никого не подозреваю. Я знаю, в санатории есть люди, преследующие цель любым способом поставить мое дело под свой контроль, а если это не удастся – уничтожить его. Думаю, убийство Делу на их совести.

– Зная это, вы ничего не предпринимаете?

– Знаете, Мегре, есть дела, которые должны пройти через все! Через огонь, воду и медные трубы, должны пройти, чтобы стать жизнеспособными. Без врагов и недоброжелателей, без заговоров, ничего толкового, крепкого, вечного не получается.

– Но ведь враги убивают?!

– Да, убивают, держа тем противника в форме.

– Волчья у вас философия, господин профессор, вот что я вам скажу…

– Отнюдь. Мартен Делу был обречен на смерть всей своей жизнью, всеми своими поступками.

– Какие поступки вы имеете в виду?

– Я знаю о нем мало. Лишь то, что он был недобрым человеком И то, что сейчас ему хорошо.

– На небесах?

– Да, - странно улыбнулся профессор.

Тут сзади раздался крик:

– Господин комиссар, господин комиссар, вас госпожа Мегре спрашивает!