Встретимся у Амура, или Поцелуй судьбы

– Подумаешь, тайна! Да я тебя узнаю, хоть в бабу Ягу оденься. Тайны у нее от меня завелись. Небось, эта девка тебе какого-нибудь парня сватает. Они же за ней табунами ходят.

– Наташа, у тебя одно в голове. Никаких парней.

– Да? А кто на твоем столе признание в любви нацарапал?

– Какое признание? Вчера стол был чистый.

– То вчера, а то сегодня. Целый урок просидела и не видела. Сбоку посмотри.

Настя кинулась в класс. И правда, на полированной поверхности стола красовалась надпись «Настя счастье». Буквы были неровные, но глубокие – вероятно вырезали ножом.

– Кто? – Настя гневно уставилась на ребят. – Какой кретин испортил мой стол? Узнаю, – убью!

Те со смехом принялись комментировать надпись. А Настя побежала жаловаться классной.

– Настенька, не переживай, – попыталась успокоить ее Екатерина Андреевна. – Мы попробуем залепить надпись опилками, закрасить и покрыть лаком.

– А если он снова вырежет? Надо выяснить, кто это сделал, и выдать ему, как следует.

– Не надо. Не заостряй этот вопрос. Может, кто-то, действительно, в тебя влюблен. Представь, как ему будет больно. Это, конечно, мальчишество, но чужие чувства надо уважать.

Из попыток замазать надпись ничего не вышло, – она стала менее заметна, но совсем не исчезла. Так и остался там навсегда чей-то крик души. Настя последовала совету Екатерины Андреевны и ничего не стала выяснять. Но однажды вездесущий Павлик, поглядел на надпись, потом насмешливо хмыкнул и покосился на Дениса. И тут она догадалась: это работа Степанова.

– Думаю, ты права, – согласилась с ней Екатерина Андреевна. – Но мы ничего Денису не скажем, он и так переживает. А тебе он как? Может, подружишься? Денис человек легкомысленный, но хороший.

– Спасибо, Екатерина Андреевна, что вы так заботитесь о нас, но только дружить персонально с ним я не буду. Ему ведь не дружба нужна. Я уже пыталась просто дружить с одним парнем, которому нравилась, и ничего хорошего из этого не вышло.

– Что ж, тебе виднее. Но ты все же его не обижай, хорошо? Выходки у него, конечно, глупые, но ведь ему еще нет пятнадцати. Ты не смотри на его рост, – он хоть и длинный, но совсем мальчишка.

– Как нет пятнадцати? Нам всем уже по шестнадцать, а ему только четырнадцать, что ли? Выходит, Степанов – это Павлик номер два?

– Да. Денис в школу с четырех лет пошел, – в два года знал все буквы, а в три свободно читал. Но только Денису до нашего Павлика далеко. Денис простодушный, а Павлик очень себе на уме.

– Он вам не нравится?

– Кто – Павлик? Нет, почему – нравится, конечно. Очень умный паренек, я бы сказала, необычайно умный, – вот только этот ум да на пользу бы людям. На добро. А то он любит чужие недостатки подмечать и посмеиваться над ними.

– Ну и класс у нас собрался – сплошные вундеркинды, – вздохнула Настя. – Только я с вами не согласна насчет Павлика. Он не просто способный, он любит до всего сам докапываться. Если его что-то интересует, горы книг перевернет, весь Интернет облазит, но докопается. И потому он не уважает дураков – говорит, ленивый ум страшнее пистолета.

– Это верно, но Степанова к дуракам причислить никак нельзя, несмотря на его детские выходки. В компьютерах он гений, да и математика ему легко дается. Вы все очень разные – у каждого свои достоинства и недостатки. И это, я считаю, хорошо. Если бы все были одинаково правильные – как это было бы ужасно!

– Да, я согласна – это было бы скучно. Если все очень умные, то и учиться ничему не надо. Только нам это не грозит – все учим, учим, а конца не видно. Подруга моя уже стонет.

– Увы, Наташа Белоконева среди вас слабое звено. Пожалуй, слабее всех в классе. Но девочка она очень славная, ведь не зря ты ее так любишь. Помогай ей, тяни за собой, – ваша дружба того стоит.

– Обязательно буду. Мы с ней дружим с рождения. В одном роддоме родились, в один день нас оттуда забирали, – даже фотография есть, там родители нас держат в одеяльцах.

– Замечательно! Ну, беги, девочка, а то я тебя задержала. Не обижайся, что в твои личные дела вроде как вмешиваюсь, ладно? Просто, мне очень хочется, чтобы вы все были счастливы.

– Что вы, Екатерина Андреевна, как на вас можно обижаться? Мы вас так любим! Все ребята говорят, как нам повезло с классным руководителем. Спасибо вам за все.

– Ну как, узнала, кто нацарапал эту глупость на твоем столе? – поинтересовалась через пару дней Наталья. – Кто тебя за счастье почитает?

– Узнала, – сдержанно ответила Настя.

– И кто же?

– Не скажу.

– Почему?

– Потому.

– Подумаешь, какие мы стали скрытные! – Наташка надулась. – Ничего у нее спросить нельзя. Костюм – секрет, кто нацарапал – секрет, о чем с рыжей Лялькой шепталась – секрет. Я для тебя уже что, – ноль без палочки?

– Это не только мои секреты, а чужие секреты я не выдаю. Кроме костюма, конечно. Но мне интересно, узнаешь ты меня в нем или нет.

– Ой, ой, ой! Неужели не узнаю? Да я с полвзгляда тебя раскушу, вот посмотришь.

– Спорим, не раскусишь?

– На что спорим?

– На три щелчка.

– Нужны мне твои щелчки, – фыркнула Наташка. – Нет уж, если узнаю, за тобой будет фант, – исполнишь мое желание. Выполнимое, конечно. За Луной на небе не пошлю.

– Ладно. Но только выполнимое. И чтоб без всяких глупостей – поцелуев, раздеваний и тому подобного. А то заставишь меня стоять полчаса на одной ножке, как тогда, помнишь?

– Ну что я по-твоему, совсем идиотка? Нормальное желание, не бойся. А если не узнаю – фант твой. Только тоже чтобы без глупостей.

– Договорились. – Настя развеселилась. Вот влипла Наташка! Настя сама себя не узнавала в Лялькином костюме. После того, как та пририсовала ей усы и бакенбарды, да еще намазала широченные брови, даже маска оказалась ненужной, – Настино лицо изменилось до неузнаваемости.

– Чтобы голос поменялся, засунь что-нибудь за щеку, – учила ее Лялька. – Сжуй четыре жвачки и скатай в шарик, – будешь слегка шепелявить, никто тебя и не узнает.

Но Настя решила, что лучше все же надеть маску – так вернее.

Глава 29. Зимние экзамены

А короткая вторая четверть летела на всех парусах, приближая полугодовые экзамены – весьма ответственное мероприятие. Ведь в уставе лицея черным по белому было написано: получивший в полугодии двойку и не исправивший ее на зимних каникулах, подлежит отчислению. А на его место объявляется конкурс. Поэтому уже вначале декабря все троечники стали испытывать сильный мандраж: вдруг не сдадут, тогда хоть домой не являйся.