Встретимся в раю

«Горбач» медленно поднялся в редкую, подсвеченную снизу мглу, затем Москва слилась в одно сплошное багровое пятно и подвинулась.

Летели недолго, но генерал успел из вертолета переговорить со штабом по ликвидации аварии, подстегнуть железнодорожников, доложить президенту о плане использования «черепашек», дать наставления своему заместителю на утро. Человек-оркестр, Вадим Кириллович по-прежнему не хотел отдавать предпочтения ни одной сольной партии… Едва он закончил переговоры, как вертолет начал камнем падать в глухую тьму. Несильный толчок. Шум винтов медленно стих.

Открылась дверь, и скрежетнул трап. В дверном проеме, освещенном из вертолета, кружилась пуховая метель.

— Замечательная погодка, — благодушно сказал генерал, поднимая воротник десантной куртки. — Лучше не придумаешь.

Зотов огляделся. Они находились на большой поляне, на которой торчала тренога радиопривода. Два человека с «калашниками» повели их прочь от вертолета. Вскоре они прошли редкий низкорослый лес и очутились у железнодорожной насыпи. Еще через минуту Зотов увидел обычный пассажирский вагон. Сквозь плотные занавеси на окнах кое-где пробивались полоски света. Они поднялись в вагон по ступенькам с намерзшими комьями снега, вошли в жаркий коридор.

— Здесь, — сказал один из сопровождающих и распахнул купе.

Собственно, купе не было — переборки убрали, и за дверью оказался довольно просторный зальчик со столами, пультом связи и объемным компьютерным макетом Удомли и окрестностей. Несколько человек в синих комбинезонах СГБ встали.

— Вольно, — сказал генерал. — Операторов сюда!

Когда через минуту привели операторов, Зотов на миг остолбенел.

— Маша… Мария Александровна, — позвал он тихо, запоздало испугавшись за эту осунувшуюся измученную девушку.

Она медленно обернулась и уткнулась Зотову в плечо. Эсгебешники вокруг молчали. И Зотов молчал, торопливо гладя Марию по голове, как маленькую.

— Извините, господа, — пробормотала Мария, отворачиваясь и вытирая мокрое лицо.

— Ничего, голубушка, — сказал Вадим Кириллович. — Больше вас никто не обидит. Прошу садиться!

Мария села рядом с Зотовым, украдкой держа его за рукав. Только теперь она поверила, что вчерашний день — действительно вчерашний.

Быкадоров показал на макете, как подойти к запасному входу в бомбоубежище, попытался нарисовать расположение помещений в бытовом корпусе станции. А потом бросил карандаш:

— Плохой из меня художник. Давайте, господин генерал, я отведу ваших людей.

— Вы сознаете, какой опасности подвергаетесь? — спросил сухощавый человек, судя по дотошным расспросам, командир группы спецназа.

— Куда деваться, — вздохнул Быкадоров. — Старуха моя в поселке тоже подвергается опасности. Может, еще большей… Что ж, я — спасайся, а она… Двадцать лет живем, привык!

Вадим Кириллович побарабанил пальцами по столу:

— Ладно, другого шанса не будет. Майор, выступайте!

Через десять минут небольшой отряд в белых маскхалатах, с газовыми баллонами за плечами, ушел в метель. Командир спецназа прихватил и две накидки, в которых выбрались Быкадоров с Марией. Он решил их использовать: по открытой части поля один человек в термостойком плаще будет ходить вроде челнока, каждый раз передавая другую накидку очередному десантнику. Это примерно на час задержит сосредоточение группы в запасном входе бомбоубежища, но зато сведет к минимуму опасность провала операции.

— Господин генерал, а это очень опасно? — спросила Мария. — Ну, газ — для тех, кого…

— Опасно, — сказал генерал, наблюдавший со ступенек вагона уход группы спецназа. — Особенно опасно в больших дозах. Многие могут остаться, извините, придурками. На всю жизнь. Только, мыслю, лучше несколько сот придурков, чем несколько миллионов облученных. Согласны с такой трактовкой, голубушка? Или еще что посоветуете?

Пока провожали группу, на поляне с радиоприводом сел грузовоз с платформой. В вагон поднялся бригадир испытателей Стариков. Он улыбался до ушей.

— Валерий Самойлович! — с ходу заорал Стариков Клейменову. — Кодовое слово! Я знаю!

С ненужными подробностями и брызгами слюны он поведал следующее. Уже в цехе, когда готовили платформу к погрузке в вертолет, Старикова позвали к телефону. Знакомый я голос, но какой-то невнятный, словно человек говорил сквозь 1 тряпку, сообщил:

— Стариков, запомни: пари! Еще раз повторяю: пари. Скажи Клейменову — он поймет. Я поверил этим негодяям, когда блокировал программу. Но больше не могу! Если что-нибудь случится…

— Пари, — повторил Клейменов. — Резервный пульт сюда! И связь с нашим спутником. Попытка не пытка. В конце концов, господин генерал, мы ничего не теряем.

Вскоре резервный пульт уже стоял в штаб-салоне. Клейменов вызвал спутник связи, переговорил с дежурным оператором на борту, быстро закодировал программу.

— Через полчаса, после корректировки курса, выхожу на прямую видимость платформы, — доложил с экрана космонавт. — Как там, Валерий Самойлович, на земле? Метет? Хорошо вам… А я тут с лета торчу!

— Отставить, — сказал Клейменов. — Лирик нашелся.

— Я его понимаю, — сказал генерал. — Все мы люди и человеки… И того, что позвонил, тоже понимаю. Человеческий фактор, господа, вещь серьезная. Посильней вашей электроники и трития-лития. Заела совесть засранца — вот и раскололся.

— Может быть, — бросил Зотов. — Или все наоборот. Это якобы кодовое слово… Если это сигнал для людей на станции? Они поймут, что мы продолжаем попытки разблокировать платформу, нарушая тем самым условия ультиматума.

Генерал надолго задумался.

— Пора, — сказал Клейменов. — Спутник вышел на цель.

Тут и группа спецназа выдала на своей волне условный сигнал.

— Пусть спутник действует, — решил Вадим Кириллович. — С двух сторон ударим.

— Подождите, — попросил Клейменов. — Если разблокируем платформу — она будет подчиняться только нам.

— Ударим с двух сторон, — упрямо сказал генерал, и лицо его пошло красными пятнами. — Они сами напросились!

Зотов закурил и отошел к двери. Минут через десять услышал, как генерал разговаривает прямым текстом с группой спецназа: