Встретимся в загсе!
Шрифт:
Потому что босс посмотрел на меня так, что я застыла на месте. И совсем не представляла, что же ждет меня дальше, но понимала - Руслан может выставить меня вон и будет считать, что он прав.
И мне оставалось только одно - ждать и надеяться, что он не поверил этим отвратительным
снимкам.
Часть 39. Руслан
– Подожди в приемной, пожалуйста, - сказал я сдержанно, когда пауза, наполненная лишь обменом напряженными взглядами между мной и Верой, затянулась.
Конечно,
Хотя белье, участвовавшее в этой истории, было как раз таки и не мое! И что думать по поводу всего случившегося, я... не знал.
Конечно, мне хотелось выслушать Веру. Хотелось получить объяснения, которым можно будет поверить. Но... как развидеть при этом кадры, на которых она откровенно наслаждалась лапаниями Миронова? Как заставить себя не верить собственным глазам? Как подавить ту боль, что сковывала грудную клетку с того самого момента, как увидел эти отвратительные фотографии?
Это был позор на весь мир. Он бил по моей гордости, по моей репутации, но больнее всего - по душе. Которую я так просто и бездумно отдал этой женщине.
Как закончил совещание - не помнил и сам. Как не помнил почти ничего, что обсуждал за столом переговоров с партнерами. И, несмотря на желание остаться одному и как-то перетерпеть весь этот шум, я понимал - нам с Верой нужно поговорить.
– Лена, позови Красникову, - скомандовал я секретарше и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать.
Вера вошла в кабинет и от вида ее бледного, испуганного лица, внутри меня что-то мгновенно заныло. Она, совершенно очевидно, сильно нервничала. Но тому мог быть миллион причин! Например, волнение о том, что может упустить из своих рук богатую добычу.
Стало противно. Я ведь никогда не считал ее подобной хищницей! Но сейчас, словно наказывая сам себя за то, что влюбился как идиот и стал настолько уязвимым, сочинял версии одна страшнее другой.
– Ты хотела что-то сказать?
– заговорил первым, наблюдая, как Красникова мнется на месте.
– Ты уже все видел....
Она не спрашивала - утверждала. Я передернул плечами в ответ:
– Да. Надо отдать тебе должное - ты весьма фотогенична, - усмехнулся следом.
– Руслан, все не так! Все это неправда!
Она вдруг оказалась рядом. Прямо напротив меня. Нас разделял только этот чертов стол, на котором я однажды трахнул ее и... крепко влип. Словно муха в паутину. И, как распоследний идиот, увязал в этом плену все больше.
Опершись ладонями о стол, Красникова быстро заговорила:
– Это какая-то подстава! Миронов попросил меня пойти за ним, а потом накинулся и стал целовать! Я этого не хотела! Я сопротивлялась!
– По фотографиям этого не скажешь, - проронил я сухо.
– Тот, кто это сделал.... Хорошо знал свое дело. Но ты должен мне верить....
– Я должен верить тебе, а не собственным глазам?
– уточнил спокойно, не отрывая взгляда от ее глаз.
– Почему тогда ты не рассказала
– У тебя была куча своих проблем... Я не хотела, чтобы ты беспокоился еще и об этом.
– Я - взрослый мальчик, Вера, - отрезал резко.
– Вместо того, чтобы беспокоиться, я бы просто разбил рожу этому мудаку!
Она ничего не ответила, только в глубинах ее глаз плескалось молчаливое отчаяние. Переведя дыхание, я напомнил себе о том, что, независимо от того, правду говорит Вера или нет - передо мной стояла беременная женщина. Беременная моим ребенком. И я не хотел, чтобы наши проблемы как-то отразились на ни в чем неповинном малыше. Или малышке.
Вспомнилось вдруг, как смотрели вместе с Верой мультики. И от воспоминания такой обыденной, но дорогой мне картины, внутри защемило так, что хоть вой.
Я не был готов потерять эту женщину. Но и безоговорочно поверить ей в этот самый момент не мог тоже.
– Вера...
– сказал наконец, тщательно подбирая слова.
– Я не знаю, что мне сейчас думать. Мне нужно время.
Она механически кивнула и я, отведя взгляд, чтобы не повестись на ее растерянность и беззащитность, добавил:
– Лучшее, что ты можешь сейчас сделать - это позаботиться о нашем ребенке. Береги его.
Возможно, она снова кивнула в ответ, но я, уперевшись взглядом в стену, этого не видел. Услышал лишь, как за ней закрылась дверь. Тихо, но оглушающе больно.
Уходил я в тот вечер из офиса чуть раньше обычного. Просто чувствовал, что все равно не могу ни на чем сосредоточиться.
На подходе к курилке заслышал голоса. В любой другой ситуации просто прошел бы мимо, но сейчас остановился, узнав среди говоривших Миронова.
– Красникова трахается о*уенно, - говорил он кому-то, мне неизвестному.
– Ты знаешь, Витек, я ж ее вертел и до этого Сокола, и после. Горячая штучка!
Меня словно по голове ударили. Первое, что всплыло в памяти - слова врача:
«Ребенок был зачат тринадцатого или четырнадцатого февраля».
Перестало хватать воздуха. Я делал жадные вдохи, но кислород в легкие словно не поступал.
Кончился. Как и моя вера. Моя Вера... не моя.
– Да лан: - хихикнул в ответ собеседник, - она ж такая неприступная вся! Говорят, Соколовский долго за ней бегал!
– Так то Соколовский, - хохотнул в ответ Миронов.
– А для меня она всегда готова была развести ноги!
Все! Больше слушать я не мог. Незамеченным пролетел мимо курилки, торопясь на улицу.
Сбежав по ступеням, набрал в легкие прохладного весеннего воздуха. Не помогало. В голове и душе творился ад.
Вера говорила, что на пре-пати ее подставили. В это я поверить еще мог. Но как быть с тем, что услышал сейчас? Миронов и его собеседник меня не видели. Они не могли знать, что я все слышу. И потому лгать не было никакого смысла.
Трясущимися руками я открыл дверь машины. Взревел мотор. А в голове бились по кругу одни и те же слова....
Все кончено.
Я гнал так, что было чудом, что добрался до ближайшего бара живым. Сходу закинулся несколькими порциями вискаря, но это не помогало. Злость, боль, обида - все это кипело внутри, требуя выхода.