Всяко третье размышленье

— Ну так напиши же новый роман Дж. И. Ньюитта — пока железо еще горячо, — рекомендует Аманда Тодд, — или, по крайности, тепловато?

Она постукивает себя по виску, затем наставляет палец более или менее в сторону Джи:

— Для начала сказать, о том, что перечень Последних Вещей твоего может-быть-выдуманного дружка включал в себя и Последние Слова, ну и о том, как ты пытался извлечь их оттуда, а?

Бокалы пусты, но бутылка еще наполовину полна, а мы и вправду разошлись (на следующее утро) по нашим раздельным-но-равноправным кабинетам — где Рассказчик, снова поблагодарив свою Музу Муз, провел некоторое число приятных декабрьских часов, вспоминая и воссоздавая многие из элементов Недова Перечня Последних Вещей, которые он распределил теперь по последовательным категориям. Одна содержала, для начала сказать, Последние Вещи Юности, из коих некоторые здесь уже упоминались и отдавали, как правило, горчинкой печали, но не сожалений, отмечая собой переход к некой предположительно большей/лучшей вещи или стадии: Последний Год или День Учебы в (Чем Угодно)! Последняя Ученая Степень! Последний День Девственности! Отрочества! Неженатости или Незамужества! Для сравнения: Последние Вещи Недовой Взрослости, какими он знал их или придумал, обходились уже без восклицательных знаков: Последний День в определенном жилище, на работе или в городе — скажем, перед тем, как перебраться в некое новое и предположительно лучшее Следующее, ну, например, заменить свой милый старый автомобиль другим, более шикарным. Последний Год или День третьего десятка лет, затем четвертого, пятого, шестого… А следом, Последние, если до них удастся дожить, Вещи позднего возраста с их более осенним привкусом: последняя работа, на которую приходится таскаться каждый день; последний день на работе; последняя зарплата перед выходом на пенсию. Последняя новая машина. Последняя квартира перед «переселением» в дом престарелых, произведенным, к примеру, матушкой Манди с помощью дочери. («А кто поможет нам? — в скобках задумывается Дж. — Дочь из Дубровника? Сын из Сиама?») Как отметил однажды Нед, есть вещи, которые стареющий человек мыслит как Возможно Последние — такие, скажем, как Последняя-По-Всем-Вероятиям Поездка в какую-то любимую европейскую страну либо в дальний край собственной, в Аляску или на Гавайи — в противоположность Первым-И-Предположительно-Последним-Посещениям ну, скажем, Бора-Бора, Тасмании или Антарктики, до которых Н. за усеченные сроки его жизни так и не добрался, да и Дж., пересматривающий этот перечень, тоже, хотя, как знать, он и Манди могут еще… И напротив, существует немало вещей, которые не воспринимаются как Последние, но в дальнейшем такими и оказываются: Последний-Теннисный-Матч или Спуск-На-Горных-Лыжах, после которых повреждение плеча или колена заставляет тебя отказаться от этих столь любимых тобой видов спорта; Последний Секс перед тем, как ты исчерпаешься, так сказать, вследствие несостоятельности и/или безразличия. Последняя Встреча с Кем-Бы-То-Ни-Было перед Его/Ее безвременной кончиной. Последний «Нормальный» День — сам по себе он ничем от других не отличается, но в ретроспективе представляется полным блаженства, поскольку на следующий после него ты прошел рутинный врачебный осмотр, обнаруживший у тебя неоперабельный рак поджелудочной железы…

И Последний Пропади Он Пропадом Перечень последних Пропади Они Пропадом Вещей, идет? Потому как по Перезрелом Размышлении кому он, на хер, нужен, этот разбор полетов, чтоб не сказать полетный разъёб?

Ну что же: на самом-то деле, когда-то давным-давно Старпер-Писака Джордж Ирвинг Ньюитт поимел вышеупомянутый Полетный Разъёб (или, возможно, это его самого поимели) в туалете тогда еще нового треххвостого, четырехмоторного «локхида-констеллейшн», где-то над Канзасом, а может, Небраской (во время его первого и единственного рекламного турне, посвященного первому и единственному из опубликованных им романов) — при активном участии Не Суть Важно Кого: он был тогда уже разведен и еще не женат и на удивление (собственное) неплохо, если учесть все обстоятельства, справился и с ПР, и с Первым Романом в-ту-пору-еще-не-СППа.

Но это совсем другая история, объявляет ДжИН в первое утро нового года своему монблановому Meisterstück'у, ибо понимает, что, хоть всяко Третье Размышленье его должно отныне посвящаться могиле, для того чтобы покончить с этим опусом — или прикончить его, это уж как получится, — потребны еще и Первое, и Второе. А может — какого черта? — об этом роман и написать? В ну, скажем, пяти «временах года»? Имеющий предметом своим…

Ладно, там видно будет.

— Сделай это, — соглашается Аманда Тодд (не вслух, дабы не прервать Его размышлений, как, очевидно, прервала она Свои, но, по существу, соглашается, приотворив дверь Его кабинета ровно настолько, чтобы помахать супругу на прощание пальчиком, как делает обычно, откладывая сочинение стихов на потом и покидая Свой кабинет, дабы отправиться по каким-то делам) и присовокупляет к этому безмолвному «пока» тихое чмок, означающее у Манди: «скоро вернусь»…

После словия: пять постскриптумных сценариев

1. Теперь слышишь?

Алло?

Описав вчерне и более или менее отредактировав последнее его Все-что-угодно и, по обычаю их дома, вручив манускрипт своей миссис на предмет вынесения ею — во благовременьи — критического суждения, бывавшего порою суровым, но всегда попадавшего в самую точку, Автор/Рассказчик ДжИН позволяет себе вполне заслуженную им передышку, способную, как он надеется, освежить его, еще даже легче, чем он, утомляющуюся музу, и решает того ради притронуться хотя бы и с краешку к любимым его литературным краеугольным камням, — он часто делает это, завершая одно произведение и еще не взявшись за другое, в надежде на то, что обновление ориентации по этим долговечным путеводным звездам обновит и его вдохновение. Помогает в этом смысле и исполнение кое-каких пустяковых домашних и кабинетных дел.

Есть там кто-нибудь?

В виде первого мероприятия по части перепритрагивания к краеугольным камням он мог пролистывать, к примеру, «Сатирикон», сочиненный в I столетии нашей эры шаловливым и бойким Петронием Арбитром, — и для того, чтобы напомнить себе, как развлекались распутные римляне, когда не были заняты захватами известного им мира, и чтобы еще раз раскланяться с прародителем (знали они его или нет) всех последующих сочинителей комико-сатирической прозы, начиная с Сервантеса, Дидро, Стерна, Свифта и кончая (он именно это и разумеет — кончая) Джорджем Ирвингом Ньюиттом. Руководствуясь тем же духом, он снимает с полки, мечтательно взвешивает на руке и, не открыв, почтительно возвращает обратно многажды-но-давно-уже пролистанный том «Улисса» Джеймса Джойса, снабженный, когда он проходил на первом курсе Тайдуотерского УШа «Современную Лит-ру», закладками, указующими соответствие каждой части этой книги Гомеровой «Одиссее». «Телемах», «Нестор», «Протей», «Калипсо», «Лотофаги» и проч.: то было крещение ДжИНа, произведенное посредством полного окунания в Высокий Модернизм, — деяние, каковое собственное его поколение литераторов воспроизвести затруднилось. А следом он стягивал с полки, возвращал на место, стягивал снова и почти против воли своей перечитывал один из двух томов полной «Тысячи и одной ночи» (найденных, как и прочие краеугольные камни, среди остатков его и Манди библиотеки под обломками их сокрушенного торнадо дома в «Бухте Цапель»), и на сей раз

Спецэффекты — ковры-самолеты; заклинания; джинны, исполняющие, вылезая из найденных на берегу бутылок, любое желание, — произвели на него впечатление менее сильное, нежели подробные описания украшенных самоцветами дворцовых ворот, уродливых рож, товаров, кои продают на базарах коварные купцы. Одним словом, текстура — никогда не бывшая сильной стороной Писаки Ньюитта. И как всегда, его неимоверно очаровывало искусство, с которым Шахерезада вкладывала одну в другую взаимосвязанные истории, дабы сохранить свою жизнь и избавить царя от убийственного, губительного для его царства женоненавистничества, — точно так же и ДжИН упаковывал в скобки и тире череду придаточных предложений, словно пытаясь отсрочить завершение главного и начало другого. В случае Ш. руководящим принципом было: Позабавь его или умри! В случае Дж…

Не спрашивайте.

Ну а сможет ли сие ритуальное перепритрагивание перевдохновить или переободрить трогателя — вскрытие покажет.

Как трогательно.

Что касается Мероприятия Второго, а именно исполнения кое-каких пустяковых домашних и кабинетных дел, Автор/Рассказчик пусть и не совершенно безграмотен в смысле техническом, но определенно является Человеком Пожилым, справившимся за десятилетия, которые отделяют Великую депрессию 1930-х от нынешнего глобального экономического спада (2009-й и далее), с переходом от механических пишущих машинок к электрическим, затем к череде не столь грохотливых, все более быстрых и мудреных настольных компьютеров (которые использовались в его и Манди хозяйстве лишь для ввода и редактирования текстов, электронной переписки, коротких прогулок по интернету и сооружения простеньких электронных таблиц, но никогда для видеоигр, просмотра фильмов, скачивания музыки, чтения новостей, «блогинга» и тому подобного). Дж. считает, что в его возрасте и при его уровне развития ему можно простить стенания по поводу необходимости обменять также престарелый и, возможно, поврежденный торнадо — во всяком случае, уже почивший, «старый» «Аррlе iMac» (и купленный-то всего девять лет назад) — на новый, ультрасовременный, плоскоэкранный аналог, и это в первый год президентства Обамы, когда пенсионер-преподаватель, живущий на Восточном берегу штата Мэриленд в малоэтажном, скромном, но свободном от каких ни на есть обременений кооперативном доме, может считать себя счастливцем в сравнении с тридцати с чем-то летним безработным, старающимся найти деньги на оплату ипотеки и получаемого его детьми образования. Он и Манди, считает Дж., пусть и стиснув зубы, но помогли экономике, заменив новой моделью не только его «старый» компьютер, но и «старый» сотовый телефон (несколько недель назад слетевший, по-видимому, с его поясного ремня, когда он и миссис Миссис — в настоящее время работающая в ее скромном домашнем кабинетике, через коридор от кабинета мужа, — разъезжали на велосипедах по Стратфорду и не далекому отсюда парку, что раскинулся по берегам Матаханнока). Остается лишь надеяться, что даже слишком Старый для айподов, МРЗ, «Блэкберри», палмпилотов (и прочих высокотехнологичных прибамбасов, которые ко времени, когда вы прочли этот списочек, уже сменили только что названные) Пердун рано или поздно освоит и два этих новых приобретения, как смог он освоить (но ни в коей мере не овладеть всеми их возможностями) предшественников оных. Однако сейчас он просто одуревает от их звонков и гудочков: какое множество «приложений» и каждое — со своим набором опций и установок! К тому же два этих гиперприбамбаса взаимосвязаны (во всяком случае, взаимосвязуемы, как усвоил он, читая соответственные «Руководства пользователя») — в отличие от их предшественников. Почему, спрашивается, твой компьютер должен жаждать соития с твоим же мобильным телефоном, и наоборот? О.: потому что в наши дни последний — это уже не просто телефон, каким был его предшественник и каким является по-счастью-пока-остающийся-с-нами «старый» телефон Манди, он способен еще и фотографировать (и компьютер, да поможет нам Зевес, тоже), посылать текстовые сообщения и вообще обладает полудюжиной — а то и полутора дюжинами — других изощренных (или извращенных) способностей, компьютер же, глядишь, да и пожелает, а то и возжаждет «доступа» к его «файлам», или наоборот, — то есть если Дж. когда-нибудь поймет, к чему может он эти приложения приложить.

Кто-нибудь, помогите ему выбраться отсюда!

Да ты не волнуйся: доживешь до восьмидесяти и выберешься, долго ждать не придется. А между тем с постоянно меняющей пропорции смесью презрительного раздражения, любопытства, озлобления, зачарованности и разочарования, он — в утренние часы, официально зарезервированные для работы с музой и выполнения иных кабинетных дел, — ковыряется в этих замысловатых новых игрушках. И как раз в ходе возни/исследования/апробации/неудач с их кровосмесительными взаимосочетаниями — выясняя, к примеру, с помощью «Гугла» разницу во времени между Мэрилендом и Марокко [97] и оставаясь при этом подключенным к сотовому телефону через некое беспроводное средство связи, о котором он ничего пока в руководствах не прочитал, — Дж. и слышит впервые ее голос:

97

Единственное до сей поры прикосновение Тодд/Ньюиттов к исламу, о коем язвительно напомнило ему недавнее повторное общение с «Ночами» Шахерезады: врезавшаяся в память поездка в Танжер (1930-е). — Прим. ДжИНа.

Алло.

Голос женщины, судя по звучанию, не молодой и не старой: серьезный, но приятный голос зрелой женщины, доносящийся откуда-то из пространства между компьютером (который стоит на столе у стены кабинета, в той его части, каковую Дж. именует «Производственной зоной») и сотовым телефоном (в настоящее время лежащим на «Рабочем» столе у противоположной стены, рядом с беспроводным стационарным, рядом с настольным календарем, картотечным ящичком, пробковой доской и тому подобным: то есть в «Творческой зоне», где Дж. пишет от руки первые черновые наброски своих СП-Произведений и где вновь раздается, — но из чего он исходит: из цифрового оповещающего о погоде радио? из электрической точилки для карандашей? — тот же голос, на этот раз вопрошающий:

Есть кто-нибудь?

— Временами я и сам об этом гадаю? — признается он себе или кому угодно.

Может быть, это Манди звонит на его новый сотовый со своего — или с трубки стационарного телефона, стоящего на ее письменном столе? Вряд ли она стала бы делать это до того, как он покончит с настройкой новой игрушки и окажется готовым к пробному звонку. Да к тому же Манди, как он полагает, общается сейчас со своей музой, чем и мужу ее следовало бы заняться вместо того, чтобы вот так вот валять дурака. Но, уже ввязавшись в это дело, он оказался более или менее на крючке.

Ты меня слышишь?

Классический при звонке по сотовому вопрос — и это действительно смахивает на голос Аманды, изображающей какую-нибудь внештатную сотрудницу службы технической поддержки или просто произносящей слова с аффектацией, словно бы курсивом.

— Ну, — произносит он, на сей раз вслух — и чувствует себя престранно, точно сам с собой разговаривает, — кого-то я слышу. Вопрос только в том, кто — вернее, кого — и откуда? Вы-то меня слышите?

Ответа нет, — надо думать, не слышит, и… да и пошло оно все: Ему необходимо пописать, налить себе еще кофе и рассказать Манди о фиаско, которое он потерпел с новыми игрушками. Однако, опорожнив пузырь, спустив воду, застегнув молнию на ширинке и помыв руки во второй или третий с рассвета раз (повторяющийся каждые два часа ритуал восьмидесятилетних без малого обладателей разросшейся простаты, последняя стадия коего есть дань особого внимания к свирепствующему ныне свиному гриппу), он со средней силы удивлением обнаруживает, что кабинет жены пуст: дверь не прикрыта, но распахнута, настольная лампа и компьютер выключены, а если бы жена находилась где-то неподалеку — ушла, к примеру, во вторую их уборную, — они остались бы включенными. Не находит он ее и на кухне, где пополняет кофе свою термосную кружку и отключает до конца дня автоматическую кофеварку.