Всюду третий лишний
Шрифт:
В конце концов мы оставили попытки выяснить что-либо по телефону, и папа решил, что мы должны лететь туда и на месте выяснить, что произошло.
Мы вылетели примерно в 9 часов вечера, и я практически ничего не могу вспомнить, что было во время полета, кроме того, что каждые несколько минут нам предлагали то выпить, то поесть, то журналы, то плед. Папа постоянно включал свой мобильный телефон в надежде на то, что придет сообщение от Пола; Софи держала в своей руке руку Джейн, а та не переставая плакала; Том не отрываясь смотрел в иллюминатор; а я сам с собой мысленно играл в игру. Если дверь туалета откроется в течение следующих пяти секунд, нас ждут хорошие новости и с ним все нормально. Если апельсиновый сок будет с мякотью, с ним все будет в порядке. Если у меня сойдется семирядный убывающий пасьянс, с ним все будет хорошо.
Затем я придумал себе новое занятие –
Все то время, пока я прокручивал в мозгу сцены и события прошлой жизни, я не мог поверить в наихудший исход – в то, что Дэнни был уже мертв. Я был уверен, что будь это так, я бы чувствовал, а следовательно, знал бы это: в моей голове существовало нечто такое, что известило бы меня. Я бы ощутил это. Всякий раз, когда Дэнни звонил мне из Германии, я почти всегда мог сказать, что звонит он, еще до того, как поднимал трубку. Казалось, когда Дэнни на проводе, то и телефон звонил как-то по-особому. Как раз в это время я стал пользоваться электронной почтой: я всегда уже через секунду после того, как его письмо попадало в мой почтовый ящик на сервере моего провайдера, знал об этом. Если один из нас начинал предложение, другой мог его досказать. Нас смешило и веселило одно и то же. Я был его братом, и мы вместе собирали этих чертовых медведей – будь он сейчас мертв, подтверждением этого должен был бы быть какой-то ясный знак или предзнаменование. В этом я был абсолютно уверен.
Больница находилась примерно в часе езды от аэропорта Ганновера, и когда мы прибыли туда, британского офицера связи вызвали по громкой связи – им оказалась женщина по имени Мэнди, говорившая с немецким акцентом. Она провела нас в свой офис и оттуда позвонила главному консультанту доктору Шейфу, который через несколько минут уже оказался в офисе. Он пригласил нас пройти с ним и привел в небольшую приемную травматологического и реанимационного отделения. Там нас уже ожидала медсестра. Стены приемной были украшены пейзажами с лебедями, на столе стояла коробка с бумажными салфетками, на полке, висящей на стене, стояла одна книга – Библия на немецком языке.
У медсестры в руках был пластиковый мешок – тонкий мешок голубого цвета без каких-либо надписей и эмблем, – в такие мешки заворачивают спиртное навынос в дешевых магазинах. Она протянула мешок нам. В нем была одежда Дэнни. Это был первый страшный удар. Второй был еще страшнее.
Мэнди, офицер связи, вошла в приемную и принесла поднос с чаем, который приготовили в комнате медсестер. Внутри у меня все сжалось. До этого мы все считали, что произошла автомобильная авария. Дэнни должен был проехать 500 миль, пересечь четыре страны, машина была новая, возможно, он был усталым, а ехал очень быстро; Дэнни всегда предпочитал быструю езду. Может быть, он еще и не совсем протрезвел после ночи и содержание алкоголя было больше допустимого. Ведь и полисмен, когда говорил с нами, произнес слово «авария», подумал я. Мы старались представить себе, как это произошло, мысленно рисуя возможные картины столкновения. Но доктор Шейф завел разговор об угарном газе, о том, что мозг Дэнни испытывал недостаток кислорода. Он был в коме, и у него образовался тромб, который им предстоит удалять хирургическим путем. Это не оставляло больших надежд на благополучный исход. Буквально сразу после этих слов мне в голову пришла мысль о том, что сказанное им крайне запутанно.
– Дэниел Ферли – мой сын, – сказал отец, который, очевидно, подумал то же самое, что и я. – Мы прилетели из Англии, мы голодные и усталые, моя дочь в положении, и мы хотели бы знать, что происходит. Нам было сказано
прибыть в Гилид. Я думаю, здесь…Доктор, опустив голову, стал смотреть на пластмассовую чашку, которую держал в руках, потом переглянулся с Мэнди; а я и Том одновременно вздрогнули от одной и той же мысли. Дэнни пытался превзойти себя.
Перед тем, как приступить к операции по удалению тромба, они пустили нас к нему. Доктор Шейф объяснил, что они не могли начать операцию раньше из-за присутствия угарного газа в крови Дэнни, и прежде необходимо было произвести насыщение крови кислородом. Нас всех одновременно не впустили к нему, чтобы избежать риска занесения инфекции. Вместе с ним в палате находился ожоговый больной, который был в критическом состоянии, поэтому мы заходили по очереди: сначала Джейн, Софи и Том. Когда они в слезах вышли, вошли мы с отцом.
Я ожидал увидеть нечто похожее на то, что показывают в сериале «Скорая помощь»: бегущие люди, толкающие впереди себя каталки и выкрикивающие отрывистыми лающими голосами: «Давление 120 на 40; дайте камфару, немедленно вводите ему адреналин». Но в палате было необычно тихо. На столе дежурной сестры стоял радиоприемник, и мы даже слышали смех. Койка, на которой лежал Дэнни, стояла в дальнем конце палаты рядом с койкой ожогового больного. Он лежал на боку, накрытый до пояса простыней. Волосы были расчесаны на прямой пробор, отчего лицо его выглядело чужим, как у незнакомца; от его тела ответвлялось множество трубочек: одна входила в нос и расширяла носовые ходы, чтобы дать приток воздуха, необходимый для вентилирования легких; через прозрачные трубочки, подсоединенные к рукам, в тело подавались растворы с медицинскими и седативными препаратами из капельниц с дистанционным управлением; катетер, ведущий к мочеприемнику, был прикреплен к металлической раме койки. Экран монитора пестрел разноцветными волнистыми линиями – работала система, следящая за давлением, сердечным ритмом, частотой пульса и степенью насыщения крови кислородом.
Я не мог оторвать взгляда от его лица. Оно было неестественно опухшим – по словам медсестры, это обычный результат действия стероидов, которые ему вводили, чтобы растворить тромб. На свадьбе Софи шафер Пола сделал с лица жениха картонные маски, в которых каждый из гостей должен танцевать первый танец; лица на этих масках были сделаны путем фотокопирования с увеличением в 1,25. Примерно так выглядел и Дэнни. Его голова, казалось, изменила прежнюю пропорциональность по отношению к телу.
В воздухе чувствовался не сильный, но какой-то всепроникающий и тошнотворный запах пота, а единственный различимый на слух звук издавала пластиковая трубка, идущая от вентилятора, подававшего воздух для дыхания; звук был такой, как будто кто-то старательно высасывал из стакана через соломинку последние капли молочного коктейля. Отец направился прямо к Дэнни и поцеловал его в лоб. Он сделал это так, как делал в детстве, перед тем как уложить Дэнни в кроватку, и я подумал, что отец осознал то, что Дэнни умирает.
– Все в порядке, Дэнни, все здесь… мы все здесь, с тобой, – прошептал отец, держа Дэнни за распухшую руку, к большому пальцу которой был прикреплен датчик пульса. – Том, Софи и Джейн уже были у тебя, а Кит сейчас здесь. Вот он, Кит, рядом со мной.
– Я здесь, Дэнни, – сказал я и тоже поцеловал его в лоб.
Папа приложился почти к самому уху Дэнни.
– Вот сделают операцию, и тебе станет лучше. Поверь мне. Пожалуйста, держись, будь сильным, любимый мой мальчик. Будь сильным. Мы все тебя любим, и мы все здесь. Вот сделают операцию, и тебе станет лучше. Ты слышишь меня? Пожалуйста, держись и будь сильным, мой любимый мальчик.
Мы и не заметили, как у раскрытой двери собрались несколько сестер. Одна из них вошла в палату и отсоединила одну из капельниц. Она установила ее на поднос, заставленный какими-то приборами.
Папа все еще говорил с Дэнни, прося его быть сильным, пока мы перемещались к заднему концу койки, чтобы не мешать сестрам отсоединять другие трубки. Отец взял в руки ступню Дэнни. Я взял в руки. другую. Больше ни до чего мы не могли дотянуться, и тут до меня, казалось, дошло, что в действительности происходит. Я запаниковал.
– А если ты не сделаешь то, что просит отец, твоя машина станет моей, ты понял? – подумал я и тут же поймал себя на том, что вслух произношу эти слова. – Папа, он должен встать, иначе его машина станет моей, верно?
Отец посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Пойдем-ка отсюда, Кит, – сказал он, положив руку мне на плечо.
– Обещай ему что-нибудь, папа, – сказал я. – Ну обещай, прошу тебя.
Старшая медсестра сказала, что мы можем остаться.