Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Всюду третий лишний
Шрифт:

Сейчас около полуночи, а примерно полчаса назад мне послышался какой-то шум, и я включил фонарик и стал смотреть, в чем дело. Когда луч фонарика скользнул по палатке Карлоса и Доминик, она закричала: «В чем дело, Кит?»

Я ответил, что слышал, как вблизи кто-то ходит.

– Да это зайцы. Спи, – сказала она, а затем добавила, но уже более примирительно: – Если будет страшно, кричи, – кроме нас, поблизости никого нет.

Тон, каким это было сказано, еще больше расположил меня к ней. Наивно было бы надеяться на то, что она должна меня утешать, но то, что она никоим образом не считала это абсурдным, на самом деле выглядело еще более абсурдным.

Запись в дневнике № 14

Через несколько дней после того, как Дэнни пришел в себя, его перевели из реанимационного отделения в обычную палату. Палаты в Германии не такие большие, как английские, сохранившиеся

в неизменном состоянии со времен Флоренс Найтигайль: немецкие палаты – это расположенные по обеим сторонам коридора маленькие комнатки, в каждой из которых установлено по две койки. Койка, на которую положили Дэнни, стояла у окна, выходящего в парк. Теперь все внимание врачей было сконцентрировано на его памяти и речи. Миссис Фрейр, приходя в палату, садилась на край кровати Дэнни и показывала ему карточки, на которых были изображены предметы повседневного обихода – дом, автомобиль, чайник, – и Дэнни пытался вспомнить, что это. Мистер Бринкман, физиотерапевт, массировал ему руки и ноги, стараясь вернуть жизнь парализованным мышцам.

Мы наметили для Дэнни нетрудные задачи – через неделю он должен будет не только перечислить всех членов нашей семьи от самых младших до самых старших, но и всех своих родственников в Англии; через две недели он без посторонней помощи должен будет начать ходить в столовую и есть горячую пищу.

Однако минуло три недели с того дня, как к Дэнни вернулось сознание, но он все еще не узнавал никого из нас. Общаться с ним было все равно что говорить с кем-нибудь по трансатлантической телефонной линии двадцать лет тому назад. После того, как вы обращались к нему, он не менее пяти секунд смотрел на вас ничего не выражающими пустыми глазами, и только потом по его лицу можно было понять, что он пытается сформулировать ответ. Затем он говорил, но его бессвязная и шепелявая речь больше походила на невнятное бормотание до бесчувствия пьяного человека.

– Я только… иттти в… туалеттхх… куррриттх… мои руккхи.

– Что ты говоришь, Дэнни?

– Я хочу… иттти в… туалеттхх… куррриттх… мои руккхи.

– Что?

– Иди в жопу. (С этой фразой у него никогда не возникало проблем.) Я хочу… иттти в… туалеттхх… куррриттх… мои руккхи.

Однако были и успехи – он впервые назвал меня по имени; он впервые съел весь обед, – но на исходе девятой недели врачи провели обследование, и его результаты были далеко не обнадеживающими. Нам было сказано, что подвижность левой руки утрачена безвозвратно: это означало, что она всегда будет безжизненно висеть вдоль тела. Для его осмотра специально пригласили британского специалиста по клинической психологии, работавшего в Фегбергском госпитале недалеко от Дюссельдорфа. Он провел с Дэнни целый день, а потом, заведя нас с Томом в офис социального работника, рассказал о результатах своих наблюдений. Повреждения затылочной доли мозга Дэнни явились причиной гемианопсии [39] – правая часть поля зрения оставалась невидимой для обоих глаз. Вот почему Дэнни не смотрел никому в глаза – мертвые зоны, появившиеся в поле зрения обоих его глаз, требовали, чтобы он немного смещал взгляд, поэтому казалось, что он смотрит куда-то вправо от вас. Все говорило за то, что в височной доле его мозга имело место нарушение гиппокампа – области, отвечающей за память. Это означало, что он не сможет запомнить тот или иной случай, будет чрезвычайно забывчивым и вряд ли сможет хранить в памяти какие-либо новые события и факты. Мозг подобен компьютеру: многое из того, что он записал и хранит в памяти, осталось неповрежденным, но он уже никогда не сможет записать и сохранить какую-либо новую информацию в файлах памяти, предназначенных для долговременного хранения.

39

Гемианопсия – выпадение половины поля зрения, половинная слепота, возникающая при кровоизлияниях и травмах.

Растормаживание [40] – еще один медицинский термин, который мы узнали, – означало, что в мозгу Дэнни, по всей вероятности, не будет происходить никаких процессов анализа возможных вариантов и последующего выбора решения: он будет не в состоянии сделать паузу и подумать, прежде чем что-то сказать или сделать. Другой проблемой, связанной с предыдущей, было то, что на языке врачей называется апраксией, – вызванное поражением лобной доли мозга. Вследствие этого нарушения Дэнни, очевидно, никогда не сможет что-либо спланировать заранее. Если он обнаружит, что оказался в незнакомой ситуации, пусть

даже чрезвычайно простой, он не сможет найти способа, как с ней справиться.

40

Растормаживание – устранение внутреннего торможения в коре больших полушарий головного мозга при действии какого-либо нового постороннего раздражителя.

В общем, нам рассказывали, и мы понимали, что в действительности означает для него повреждение мозга.

Что касается Люси, то в экстремальных ситуациях на нее никогда нельзя было возлагать особых надежд. Как мне представляется, она думала, что Дэнни встанет на ноги и снова станет прежним, но то, что она увидела, повергло ее в состояние шока.

Она была со мной в квартире Дэнни, когда я в пух и прах разругался с редакцией своей газеты. Около двух недель я не звонил им и не сообщал ничего о том, когда смогу вернуться и приступить к работе, потому что мне наперед были известны и их реакция, и их ответ. Однако Люси все-таки настояла на том, чтобы я позвонил.

Стив Пенди:

– Смерть близкого – под этим понимается непосредственно член семьи, как-то: один из супругов или ребенок, – и в этом случае штатному сотруднику предоставляется недельный отпуск. Продолжительность отпуска по аналогичной причине, но не связанной непосредственно с членом семьи – а именно такой случай и имеет место – не может превышать трех дней. Вы же, Кит, отсутствовали на работе более двух месяцев. Я понимаю, что вам пришлось пережить. Но это не дает вам права нарушать правила, являющиеся общими для всех.

Он предложил зачесть неделю отпуска, которую я не использовал в прошлом году, и пятинедельный отпуск, полагающийся мне в текущем году, а я ответил ему, что предпочту увольнение.

Этот произошло после целого ряда телефонных разговоров, каждый из которых был более враждебным, чем предыдущий. Однако после многократных выговоров и внушений, сделанных мне Люси, я все-таки снова позвонил им, и они согласились, что я после возвращения домой буду по-прежнему вести телевизионное обозрение, но уже как нештатный сотрудник.

Дэнни неожиданно продемонстрировал признаки улучшения состояния: он узнал нашего прежнего кота Бутса на старой фотографии в семейном альбоме, который папа принес в палату; он с помощью рамы-подставки сделал первые шаги. Но такие прорывы случались все реже, перерывы между ними были очень долгими, а мы все начали чувствовать усталость: отец, которого одолевали боли в груди, вынужден был показаться врачу; Джейн по возвращении в Англию не могла спать без снотворного; я начал постоянно ссориться с Люси.

Мы были вместе уже около года и решением всех практических вопросов и проблем, возникающих в наших отношениях, занималась она. Поначалу наши споры в Германии возникали из-за денег. Она считала, что я слишком скоропалительно расстался с работой, а меня злило то, что она, как мне казалось, не понимала всей важности моего пребывания здесь. Вот пример типичного разговора между нами во время ее приездов ко мне:

– На днях я разговаривала с Эндрю. Им нужен сотрудник для оформления напоминаний об оплате задолженности за размещение рекламных материалов, – что, если тебе слетать домой и за пару дней сделать эту работу? Хоть это и не бог весть что, но все-таки в карман, а не из кармана.

– Люси, мой брат восстанавливается после комы в больнице в чужой стране. Я останусь здесь, пока ему не станет легче.

– Но ведь это же кратковременный перерыв. Ты ведь слышал, что сказал доктор, – на это потребуется много недель. Ну что ты срываешь на мне зло, я ведь просто хочу помочь. Ведь все остальные летают домой время от времени, а почему ты не можешь? Прекрати терзать себя тем, что ты виноват в этом. Твоей вины здесь нет.

Когда вы повержены и убиты горем и вам необходимо с кем-то поговорить, то менее всего для этого (в чем я абсолютно уверен) подходят люди, которые вам сочувствуют. Таких людей можно узнать безошибочно и сразу – они обычно говорят что-то похожее на: «Да, я понимаю, как вам тяжело. Как все это ужасно». От этих разговоров вам становится еще хуже. Именно так я и чувствовал себя после разговоров с Люси. Она говорила убаюкивающим тоном, надеясь, что я, наглотавшись этих подслащенных словесных пилюль, начну разыгрывать бодрячка, а они лишь бесили меня. Когда она была в веселом расположении духа, я объяснял это состояние ее наивностью и бездумным отношением к произошедшему, а также и тем, что она видит лишь то, что на поверхности, не стараясь вникнуть в суть случившегося. Когда она впадала в меланхолию, я злился на нее за то, что она ожидает, чтобы я поднял ей настроение – а я меньше всего подходил для этого.

Поделиться с друзьями: