Вторая армия

Снова пауза. Гванук не понимал, к чему клонит князь. Новости услышать он был рад, теперь Армию Старого Владыки врасплох не возьмут — это уже радость…

— Не улыбайся! — с усмешкой бросил Мацуура (видимо, Гванук обнажил свои эмоции). — Ли Чжонму и его людям победы не видать. Слишком большая сила против него поднялась, даже пушки не помогут. Но я не хочу лишних смертей. Мне нужно только чудо-оружие старого генерала… Скажи, ты хочешь жить?

Гванук совершенно не дорожил своей конченной жизнью. И едва не выплюнул эти слова командующему в лицо. Но адъютант Армии помнил главное: есть и другие.

«Он хочет меня как-то использовать, — моментально догадался юноша. — Надо ему подыграть. Только не переусердствовать».

— Хочу… Но генерала Ли предавать не стану.

— А предавать не надо, О! — оживился Мацуура. — Я хочу просто обменять его жизнь и жизни его людей на оружие. Мне их жизни без надобности. Но я точно перебью всех за пушки и ружья. Понимаешь? Веришь?

Гванук дважды кивнул.

— Я хочу, чтобы ты поехал в Дадзайфу и передал старику мое предложение. Пусть отдаст мне всё пороховое оружие. И убирается со своими людьми в ваш проклятый Чосон. Только ты очень постарайся его убедить, О! Он знает тебя и любит. Доверяет тебе. Не надо врать. Расскажи ему всю правду. Что здесь собралось уже тридцать тысяч воинов, а мы соберем и еще. Скажи, что все объединились против него, и у его крошечной армии нет шанса. Но я помню его доброту и готов помочь ему спастись. Пусть пришлет мне всё оружие — вот сюда, в этот замок. И тогда я его отпущу.

«Вот где обман! — озарило Гванука. — Привезти СЮДА. Они хотят, чтобы я внушил генералу мысль, что всё войско предателей остаётся на месте. Чтобы мой господин, получивший сведения об измене, расслабился. А, между тем, войско сюго придет быстро. Ну, не в самом же деле, Мацуура надеется, что генерал Ли просто отдаст всё оружие…».

— Я пойду, — кивнул Гванук. — Я хочу оказаться подле моего господина и вернуться в Чосон. Уйти с вашей проклятой земли!

…Гванука собрали и отправили в Дадзайфу уже этой ночью. В сопровождение выделили сотню самураев, которые бдительно следили за своим подопечным. Ехали спешно, видно, что воинам дали приказ торопиться. И только к утру пленник рассмотрел, кто командовал отрядом — Мочитомо Кикучи.

Муж Айдзомэ.

— Испугался? — ощерился полковник. — Не трясись, убивать тебя не стану. Мне надо оправдаться за разбежавшийся полк. Так что доставлю до самого Дадзайфу. Но если ты дашь мне хоть крохотный повод…

Кикучи подвел коня к лошади пленника и сжал стальными пальцами его лицо.

— Я буду рвать тебя на части по кускам, — сын сюго замер на месте, вглядываясь в глаза Гванука. — За твои поганые мысли об Айдзомэ. За то, что приходилось улыбаться тебе в лицо… Да как ты вообще подумать мог, что такая женщина посмотрит на тебя — жалкого чосонского выродка? А уж тем более полюбит!

— Твоя жена была очень убедительна… — прохрипел Гванук.

Ему внезапно полегчало. Исчезло давящее чувство вины перед обманутым мужем. Во-первых, Айдзомэ сама коварно его обманывала. И, оказывается, Кикучи всё знал. Знал! И изображал друга и верного слугу генерала Ли. Какая мерзкая семейка!

— Что ты хочешь этим сказать?

Гванук ничего не ответил. Ему было плевать, что подумает Кикучи. А еще — очень хотелось добраться живым до старого генерала. Повиниться и предупредить.

«А там уже можно и умереть».

Они ехали, практически не останавливаясь, лишь сменяя заводных лошадей. Так что на следующий день уже вышли к долине Хакаты.

— Похоже, маленький гаденыш, ты еще поживешь… Какое-то время, — с улыбкой, но разочарованно протянул Кикучи. — Но помни: я не оставляю надежды свидеться с тобой и выпустить твои кишки… Доведем тебя до замка и отпустим. Надеюсь, ты хорошо запомнил слова господина Мацууры и сможешь спасти никчемные жизни своих людей.

Гванук не слушал Мочитомо.

«Мы ехали очень быстро, — старательно рассуждал он, насколько мог в своем состоянии. — Явно, хотели не отстать сильно от беглецов. Получается, даже, если всё их войско выступило сразу за нами, то оно всё равно сильно отстало. И появится не раньше, чем завтра…».

Это надо сообщить генералу Ли в первую очередь. Остальное он и так уже знает. Наверное…

Замок Дадзайфу был виден издали. И сразу показался Гвануку каким-то странным. Он долго не мог понять, в чем дело, но остро чувствовал какое-то отсутствие жизни. Как? Сам не понимал. Был день, а значит, никакое освещение в замке не требовалось. Настало лето, значит, и жаровни могли не дымить. Но всё равно отсутствие людей чувствовалось. Остановившись в трех сотнях шагов от рва, Кикучи послал вперед десяток самураев. Те долго кружили вокруг, потом забрались на стены — и в недоумении вернулись к командиру.

— Там пусто. Совсем.

Полковник (хотя, какой он теперь полковник!) повернулся к пленнику.

— Что ты об этом знаешь?

— Не больше, чем вы, — усмехнулся Гванук. — Отпустите меня здесь или повезете в Хакату?

Кикучи размышлял долго. Потом отобрал самых свежих воинов и послал их назад, чтобы те сообщили о новых странных известиях. А остальной отряд повел дальше: через Микасу к югу, в обход каменистой гряды, а потом — строго на запад. Дорога наезженная — последние полтора года по ней постоянно ходят войска и караваны. И сразу, едва вывернув из-за поворота, Гванук заметил на ней нечто новое и странное — какие-то сооружения. Он разглядел вкопанные бревна, перекладины, там что-то шевелилось. Адъютант О догадался первым, но через несколько шагов начали возмущенно гудеть и сопровождавшие его охранники.

С перекладин на веревках свисали мертвые самураи. В одежде, в доспехах, так что сразу можно было понять, что это люди Симадзу и Кикучи. Те самые, что отправились сопровождать генерала Ли.

Вкопанные столбы тянулись всё дальше и дальше в сторону Хакаты. И, даже не пересчитывая, Гванук догадывался, что на этой дороге висит ровно тысяча покойников.

Глава 28

Гванук едва сдержался, чтобы не запрокинуть голову и не расхохотаться. Но волна ярости среди его пленителей набухала такая сильная, что было ясно: сначала прибьют, а потом подумают, зачем это сделали. Адъютанту же теперь с особой силой хотелось добраться живым до старого генерала. Потому что самураи в петлях висели уже явно не первый день, и следы разложения на них стали вполне заметны.

«Это что же получается?» — задался Гванук вопросом, ответа на который не смог найти.

Так как за его спиной вдруг что-то громко грохнуло, породив целую волну криков боли, ржания. Пахнуло гарью.

Граната!

А на дороге почти одновременно взорвались еще несколько гранат. Гванук, вжимаясь в лошадь, увидел, как отовсюду — из любого мелкого укрытия, заборчика, сарая — стали выскакивать огромные, закованные в сталь, бойцы; довольно крупный отряд появился впереди на дороге…

— … рошку не зацепите! — услышал он отголоски команд.

Самураи толком не успели оправиться от взрывов, многие зажимали раны или вообще падали с перепуганных лошадей. Одни хватались по привычке за луки; другие, понимая, что стрелы тут уже не помогут, выхватывали из ножен мечи. Были и те, кто пытался развернуть коней и мчать назад, но дорога уже входила на обжитые и застроенные селянами земли, все пространство в разных направлениях пересекали каменные заборы или густые кустарники, высаженные в ряд. А Головорезы (а это были именно они!) уже сбегались из укрытий, перекрывали дорогу, пытаясь не дать уйти быстрым всадникам.