Вторая единственная

От моих ласк божественный девичий аромат раскрывается как цветочный бутон. Теперь он ещё теплее, вкуснее, слаще. Вгрызаюсь в изящную шею рядом с пульсирующей жилкой и снова рычу, а девочка, всхлипнув от боли, почти загоняет мне коготки в спину.

Я пьян от вкуса Дариной крови: башка кругом — лес вертится как юла. Моё клеймо на шее лапочки… Обычная рана. Она заживёт, оставив шрам — напоминание о том, что я был. Прохожусь языком по ранке, останавливаю кровь, и слёзы текут. Мне больно. Грудь раздирает от проклятой боли!

Мы могли бы стать одним целым. Я бы хотел этого. Но «бы» мешает. Я давно и безнадёжно принадлежу другой. Той, которой нет до меня дела. Той, которую я не люблю.

Дарина собирает губами слёзы с моих щёк, целует и шепчет что-то — я не могу разобрать слов. Девочка вряд ли понимает, что со мной происходит, но искренне пытается успокоить. Плачу как истеричка какая-то. Да, я не смогу быть с Дариной, но хочу отпечататься в её памяти горячим мужиком, а не рыдающим на ней зверем.

Цепочкой жадных поцелуев спускаюсь от губ к груди, а она вздрагивает от каждого моего прикосновения, дышит часто и постанывает от нетерпения. Девочка хочет меня. Ух как хочет! Горячая такая, отзывчивая к моим ласкам. Это заводит и пьянит даже больше вкуса её крови.

— Раж… я не могу больше… — захлёбываясь рваным дыханием, хнычет лапочка.

Отрываюсь от острых розовых сосочков и заглядываю в мутные от страсти глаза Дари. В них космос. Туманность Андромеды, чтоб её! Я даже потерялся на пару мгновений в этой невесомости.

Я тоже больше не могу. Хочу её.

Матерясь, трясущимися от переполняющих душу эмоций руками рывками сдираю с Дари трусики, кое-как справляюсь с пуговицей и молнией на моих джинсах и развожу стройные девичьи ножки. Даря красивая такая. Идеальная. Пусть только на сегодня она моя, но моя. И хрен я остановлюсь — совесть может хоть глотку сорвать, крича о морали. Я аморален, и мне похрену.

Оба хрупких девичьих запястья легко помещаются в моей лапе — прижимаю руки Дарины к снегу над её головой. Член гудит, предвкушая первые, самые острые ощущения, и я резко вхожу в неё. Шёлковая влажная теснота сжимается вокруг каменного ствола, и у меня из горла рвётся стон удовольствия, а Даря кричит. И точно не от кайфа.

Я замираю с членом в девочке и боюсь пошевелиться. Дурак старый… со шпалой между ног. Хрупкая тонкая веточка, а я с ней так грубо.

— Больно? — шепчу в приоткрытый ротик красавицы. — Прости. Я постараюсь аккуратнее.

— Нет-нет… Просто ты… первый, — на припухших от поцелуев губах Дари мелькает слабая улыбка. — Снова…

— Как это? — её слова окончательно сбивают меня с толка.

— Ты мой первый и единственный, — выдыхает.

Она мне только что душу вырвала и запустила к Луне. Я умер. Всё. Нет меня. Пропал.

Ты мой первый и единственный…

Я люблю тебя…

Первый и единственный…

Люблю…

Что же ты со мной сделала, девочка? Я теперь не смогу без тебя.

Глава 44

Уставшие, промокшие, после долгих жарких кувырканий в тёплом снегу, но абсолютно счастливые, мы с Дарей, обнявшись, идём к порталу. Я бы продолжил многочасовое эротическое безумие с девочкой, но пора возвращаться. Сегодня у меня много важных дел.

— Не жалеешь? — робко спрашивает Даря.

— С ума сошла?! — крепче обнимаю её за талию. — Ты лучшее, что случилось со мной в жизни!

Искренностью и нежностью Даря пробила стену, за которой я прятался, думая, что ничего в жизни уже не исправлю. Ещё как исправлю! С этой девочкой я почувствовал себя любимым и нужным. Я забыл обо всём, кроме неё. Как это работает? Не знаю. Но Дарину мне подарила сама Луна, я уверен. Я так долго её ждал, и вот теперь она моя. Моя и точка.

— Смотри не передумай. — Даря кусает губки и поглядывает на меня.

— Это ты не передумай, — хмурюсь.

— И не мечтай, — хихикает, — не передумаю.

От эмоций распирает в груди. Сердце полно мечтами и предвкушением новой жизни. Я завязываю с парным рабством и с Жанной соответственно. Хватит. Я досыта нажрался отношениями с волчицей. Как? Кажется, можно оформить развод или что-то в этом роде. Я не шарю в бюрократии, надо узнавать.

После развода с Жанной я буду подыхать от душевной боли. Но лучше так, чем гнить заживо в отношениях с нелюбимой волчицей, медленно сгорая от тоски по моей девочке-лапочке. Я всё переживу, если Дарина будет рядом.

Пришло время покидать блуждающий мирок. Я мысленно благодарю студента-демиурга за уютный лес с тёплым снегом, и мы с Дариной на четвереньках лезем в портал. Пара мгновений — и мы снова в кухне.

Ля-я, а за окном рассвет! Доброе утро.

Даря первым делом идёт проверять наличие сестры дома. Но я и без этого носом чую, что мы здесь одни.

— Не хочешь, чтобы сестра знала обо мне? — спрашиваю, когда лапочка возвращается в кухню.

— Не совсем, — она вздыхает. — Просто это Любина квартира, и она просила не приводить сюда парней.

Парней! Я расцветаю — плечи расправил, грудь колесом. Давненько меня не называли парнем. Даря даже в такой мелочи умудрилась попасть в десятку. Порадовала старика.

— Какая ты у меня… — от восторга не могу подобрать эпитет и сгребаю девчонку в охапку.

— Мокрая? — шутит, прижимаясь щекой к моей груди.

— Уже? — щупаю её между ножек. — Я только обнял тебя, — юморю, заразившись её настроением.

— Я не об этом! — хохочет девочка, вцепившись пальчиками в моё запястье. — Я вообще вся мокрая. И липкая. Мне в душ надо.

— Иди, — отпускаю лапочку. — Я подожду.

— Я быстро. Туда и обратно, — обещает и тянется за поцелуем.

Целую Дарю сладко, горячо, долго. Я, если что, тоже промок, вспотел и не против пойти в душ с ней, но тогда мы там точно не мыться будем. Приходится отпустить девочку в ванную одну.

Даря щёлкает шпингалетом, включает воду, а я ставлю чайник кипятиться и плюхаюсь за стол. Беру телефон, который всё время, пока мы с Дарей были в лесу, лежал в кухне на столе. Оживляю экран и офигиваю. От даты, мать её! Если верить цифрам, то сегодня тридцать первое декабря. То есть мы провели в блуждающем мирке почти двое суток!