Вторая Гаммы

Дан вздрогнул и посмотрел на Марана, тот ответил ему предупреждающим взглядом, потом поднял руку и подержал растопыренные пальцы перед глазами.

— Три? — переспросил он с несколько демонстративным (последнее, впрочем, только для знавшего его сдержанность Дана) удивлением.

— Три, — сказал правитель коротко, а Паомес продолжил свое повествование:

— Тогда прародитель понял, что это не люди, а… — следующее слово Дан слышал впервые, по смыслу оно должно было означать нечто вроде духов, — поскольку они не нуждались в пище и питье, да и во сне, потому что никто не способен спать среди положенных друг на друга камней, которые в любое мгновение могут обрушиться на голову. Он испугался и хотел уйти прочь, но духи не дали ему этого сделать, они обступили его и стали нашептывать лживые и льстивые слова. Они обещали Беомину, что если его народ станет жить в дружбе с ними, духи научат его множеству чудесных умений, например, как складывать камни, чтобы те не падали, или как варить мясо без огня. Они говорили, что помогут людям переплыть море, подняться на самые высокие горы, притронуться к звездам. Они показали прародителю повозку, которая ездила без помощи каотов по земле и по небу, луки, которые стреляли без стрел, меч, который разил на расстоянии…

— Достаточно, — уронил правитель, и Паомес перевел дух.

— А чем все кончилось? — полюбопыствовал тем не менее Дан, Паомес вопросительно глянул на Бетлоана, но тот сказал нетерпеливо:

— Это слишком длинная история.

— А если в двух словах? — спросил уже Маран.

Правитель пожевал губами, потом буркнул:

— Паомес… Коротко.

— Беомин вернулся к своему народу, — заговорил тот, оставляя длинные паузы между словами, наверно, обдумывал на ходу, что в это «коротко» вместить. — Он собрал людей и рассказал им о своем путешествии. Он говорил, что духи хотят обмануть их, усыпить своими сказками, отвлечь дарами, отнять у них каотов и заставить умереть голодной смертью, чтобы потом завладеть их пастбищами и шатрами. Он призвал народ к войне с духами. Люди стали воевать с духами и победили.

— Понятно, — сказал Маран.

— Победили, то есть убили духов? Или изгнали? — спросил Дан.

— Убили. Разрушили их стан и уничтожили все, им принадлежавшее.

— Что было глупостью, — заметил Бетлоан. — Убить врага доблесть, но зачем лишать себя военной добычи?

— Беомин считал, что такая добыча опаснее самого врага, — возразил Паомес. — Поддавшись соблазну, люди могли отказаться от того, что имели, а потом…

— Понятно, понятно, — остановил Бетлоан его небрежным жестом. — Я не так глуп, как ты думаешь. — Он заметил, что Паомес смотрит на карту и сказал: — Ты можешь идти. — А когда тот вышел, недовольно бросил: — Мы тратим много времени на пустяки. Что дальше?

— Ты закончил? — спросил Маран Дана, и когда тот кивнул, забрал у него прут и обратился к правителю: — Вот здесь мы с тобой находимся, — он показал на кружочек, обозначавший орду. А вот здесь… Это в стороне восхода, ехать туда на каоте примерно… — он на секунду задумался, потом сказал: — Полутра. Кто там, твои, чужие?

Пока Дан размышлял о сложностях ориентации в этом дурацком мире, где не знали ни часов, ни мер расстояния, Бетлоан, не мигая, смотрел на карту. Вопреки скепсису Дана, он понял, что от него требуется и торжественно объявил:

— И в сторону восхода, и в сторону заката, и в другие стороны на день пути всеми становищами правлю я.

— Понятно. — Маран очертил прутом круг, охватывавший довольно большую зону с десятком обзначенных Даном точек, и пошел дальше. — А на день и ночь?

— По-разному, — отозвался Бетлоан. Он снова хлопнул в ладоши, вызвал пару человек, наверно, военачальников, судя по их осанке и оружию, и все вместе стали уточнять, где свои, где чужие.

Дану это быстро наскучило, тем более, что занимало его совсем другое: кто были несчастные, искавшие дружбы с варварами, глеллы или палевиане? Судя по тому, что они предлагали оружие, то были палевиане, но тогда, выходит, история, изложенная в «Искушении», случилась не так давно? Развалины, над которыми они пролетели перед тем, как совершить посадку у озерка, казались невообразимо древними, древнее египетских пирамид, но, может, это оттого, что ослепленные жаждой разрушения победители буквально сравняли поселение пришельцев с землей? Или обнаруженные ими груды камней и вовсе руины иного города, не имеющего ничего общего с глелльской цивилизацией ни в каком ее варианте, а принадлежавшего какому-то оседлому местному народу, ныне исчезнувшему?

Через какое-то время сделали перерыв на обед или завтрак, для Дана, не успевшего утром поесть, уж точно последнее, меню оказалось довольно обильным, отличаясь от вчерашнего, в основном, отсутствием спиртного. Едоков набралось всего шестеро, Бетлоан с его полководцами, вновь появившийся во время дискуссии Паомес и Маран с Даном, оказавшиеся рядом, был ли то недосмотр тюремщиков, или Бетлоан уже не видел для себя опасности в их общении, но никто как будто не обращал на них внимания, и Дан, улучив момент, когда кочевники о чем-то громко заспорили, шепнул Марану:

— Как тебе понравилось «Искушение»?

— Отвратительные убийцы, — бросил Маран, прикрывшись кувшином, из которого только что отпил.

— Номады?

— Увы! Нет. Мы все. Homo sapiens, которого вообще-то следовало бы именовать homo sanguineus.

— Иногда мне чуть ли не кажется, что ты предпочел бы родиться глеллом, а не человеком, — пошутил Дан.

— Может, и предпочел бы.

— А как же неспособность испытывать оргазм? — спросил Дан лукаво.

Маран сердито глянул на него, но промолчал.

После еды всей компанией вышли на пустырь, где состоялось нечто вроде военного парада или показательных выступлений, а скорее, того и другого вместе. О маршировке, разумеется, местные солдатики понятия не имели никакого, целая рать, на глаз несколько тысяч человек, хлынула густой толпой к «шапито», испуская дикие вопли и потрясая оружием. Знамен не было, до символики тут, видно, не доросли. Покричав, воины расступились, освободив небольшую площадку, на которой пять или шесть пар их из числа тех, кто был вооружен мечом, таких в войске оказалось процентов десять-пятнадцать, начали демонстрировать свое воинское умение. Фехтовали они прескверно, ни о каких приемах не ведали, а попросту колошматили друг друга повернутыми плашмя мечами, и, естественно, несколько человек были тут же расцарапаны до крови, двое даже ранены, что, впрочем, никого не смутило, ни самих пострадавших, ни тем более зрителей. Дан смотрел на них и представлял себе, как такая неловкая, но дикая армия атакует несчастных глеллов, в языке которых нет даже самого слова «война». А может, когда-то оно все же было, как и явление, которое им обозначалось? Если и да, все, связанное с кровопролитием, исчезло из их жизни так давно, что и памяти о нем не осталось… Хотя с памятью на Глелле вообще обстояло неважно… В любом случае, у Дана защемило сердце, когда он вообразил себе жуткую картину разгрома крошечного глелльского поселения ордой не ведающих ни жалости, ни милосердия варваров. Конечно, к глеллам он относился особо, как, впрочем, и остальные члены экспедиции, нежность, которую они питали к этому вымирающему космическому племени, была, наверно, сродни чувству, какое вызывают у детей состарившиеся родители. Состарившиеся, беспомощные, впавшие в детство… Хотя нет, если цивилизация Глеллы и впала в детство, о самих глеллах этого сказать было нельзя. Все они, и старые, и молодые, были вполне дееспособны, разумны, даже по-своему энергичны, вот только детей у них почти не рождалось, непонятно, почему. Как-то во время вечерних дискуссий, которые они, вымотавшись за бесконечный тамошний день до полуобморока, проводили обычно лежа на своих кроватях, Патрик высказал печальную мысль о том, что, видимо, состарившаяся цивилизация, как и индивидуум, теряет способность к воспроизводству. Маран нахмурился, но возражать не стал, и Дан понял, что подобная идея приходила в голову и ему. Впрочем, возражай не возражай, а они в этих вопросах дилетанты, генетический материал, взятый у жителей планеты, они отослали на Землю, и теперь только земные биологи могли вынести окончательный приговор: будет существовать ставший дорогим их сердцу народ, или все их усилия по его спасению окажутся тщетными… Ему стало совсем грустно, а потом он сердито подумал, что, возможно, генетики уже к чему-то пришли, а они с Мараном торчат здесь и ничего не знают, в очередной раз мелькнула мысль о побеге, и опять-таки, поглядев по сторонам, он ее отбросил, уже в первые минуты после выхода на площадь-пустырь он насчитал восемь человек, явно стороживших его, Дана, он даже был слегка польщен подобным вниманием, так вот стражники никуда не делись, стояли поблизости, одни впритык, другие чуть подальше… Он вспомнил, что забыл спросить у Марана про станнер… хотя в такой толпе никакой станнер не подмога… Да и Маран… Теперь он был почти уверен, что тот потребовал его позвать потому лишь, что предпочитал иметь его рядом на случай, если предоставится хоть какая-то возможность бежать, вряд ли ему так уж нравилось общество людей, которых он назвал отвратительными убийцами… Собственно, не совсем их или не только их… Дан хмыкнул. Да ладно, это сгоряча. А на самом деле, убийцы даже не сами их нынешние сотрапезники и собутыльники (а вернее, сокувшинники), а их предки, бог знает, сколько сотен, если не тысяч лет прошло с тех пор… Он вернулся мыслями к «Искушению» и подумал, что, наверно, на Безымянной, так он про себя стал называть новооткрытую планету, высадились все-таки не глеллы, а палевиане, стиль скорее их… Но что из того? Он обнаружил, что даже палевиане, которых он после первой экспедиции на Палевую ненавидел всеми силами своей души, пылко и неотступно, как ненавидят только личных врагов, даже палевиане, заставившие его почувствовать себя трусом и предателем, теперь ему ближе, чем эти тут…

Наконец беспорядочные потасовки на пустыре закончились, и все благородное общество, включая Дана, прошествовало обратно в зал, где был накрыт уже настоящий обед, с выпивкой. Опять бесконечная пьянка и омерзительное обжорство.

На этот раз Паомес присутствовал на пиру с самого начала и не преминул, как и вчера, устроиться рядом с Даном, тот был рад компании, тем более что Марана опять усадили рядом с Бетлоаном. По правую руку. А слева от правителя сидели два воина, лучше прочих проявившие себя в фехтовании, если это можно так назвать. Дан невольно вспомнил Эдуру и королевский прием, на который попал после кулачного боя, выигранного Мараном у наследника Стану Горта. Здесь наследники, надо полагать, подобной ерундой не занимались, да и не было видно никаких наследников, может, дети Бетлоана слишком малы? Но, прикинув возраст правителя, Дан в своем выводе усомнился, выглядел Бетлоан лет на сорок-сорок пять даже с учетом здешних темпов жизни. Он принял у Паомеса кувшин и спросил:

— Давно правит Бетлоан?

Паомес мотнул головой и расставил руки, отмерив некое расстояние. Не слишком большое, но и не самое малое.

— А как у вас передается власть? — поинтересовался Дан, отпив «вина», горьковатого, как и водный настой.

— Как у всех, — сказал Паомес. — На поединке.

— Поединке?

— Тот, кто хочет стать правителем, вызывает того, кто правит, на бой. Сможет выиграть, значит, за него… — Паомес возвел очи горе, и Дан понял, что он имеет в виду высшую силу. Ага, стало быть, бог или боги у них все же есть…

— А если проиграет? — спросил он.

Паомес выразительно провел пальцем по горлу. Сурово, подумал Дан. Но, может, оправданно, а то все, кому не лень, вызывали бы правителя на поединок, пришлось бы ему вместо правления целый день мечом махать.

— А у вас по-другому? — спросил Паомес.

— У нас власть переходит от отца к сыну, — сообщил Дан необдуманно и спохватился, что, возможно, сморозил глупость, неизвестно ведь, как на этот счет высказался Маран, расхождение в столь важном вопросе сулило немалые неприятности… Но нет, скорее, всего, Маран до сих пор эту тему не затрагивал, в противном случае, предупредил бы, а что касается будущего… Дан был совершенно уверен, что Маран, хоть тот и принимал живейшее участие в разговоре правителя с воинами и примостившимся с той стороны «стола» военачальником, не упустит ни слова, услышанного по «кому», в этом отношении Маран был натуральный Наполеон Бонапарт, он мог переговариваться по фону, одновременно составлять рапорт или программировать зонд, а потом еще подойти к занятым болтовней товарищам и вставить реплику, доказывавшую, что он полностью в курсе их беседы…