Вторая Гаммы

— К сыну? — удивился Паомес. — К какому сыну?

— Старшему, — сказал Дан.

— Старшему? — Паомес часто-часто замигал, потом хмыкнул. — А если он трус? Или дурак?

Дан заколебался. В своих виртуальных странствиях по средневековой истории он не раз задумывался над схожим вопросом, пытаясь решить для себя, искупают ли выгоды наследственной власти те печальные последствия, когда на престол попадает никуда не годный правитель. К определенным выводам он так и не пришел и теперь храбро заявил:

— Если он трус или дурак, его смещают.

— Кто? — немедленно спросил Паомес, и Дану пришлось на ходу изобретать систему, до которой не додумались за тысячу лет средневековья.

— Собрание высших лиц… Военачальников то есть.

— А если они не придут к согласию?

— Тогда поступают так, как считает правильным большинство, — внедрил Дан в свою систему элемент демократии.

— Но ведь большинству военачальников как раз выгодно, чтобы правителем был трус и дурак, — заметил Паомес. — Чем слабее правитель, тем сильней каждый из них.

Дан прикусил язык и, чтобы выиграть время, крепко приложился к кувшину.

— Один такой законник, как ты, Дан, — услышал он вдруг насмешливую реплику на интере, — способен ввергнуть в междоусобицу целое феодальное общество.

— Что ты сказал? — немедленно спросил Бетлоан, и Маран тут же перешел на язык аборигенов:

— Есть у нас одна пословица, — сообщил он правителю. — Два меча лучше, чем один, не говоря о четырех, но даже пятью пять мечей не спасут дурную голову.

— Как это надо понимать?

— А так, что перед тем, как пускать в ход оружие, надо поставить над воинами умелого полководца, — пояснил Маран, правитель хмыкнул, а Дан не успел разобраться в предмете их беседы, поскольку ему пора было переключаться на Паомеса.

— Ты, конечно, прав, — сообщил он ему, — у этой системы есть недостатки.

— Я в ней ничего, кроме недостатков, не вижу. Если у сильных воинов не будет права на власть, они станут без конца устраивать смуты.

— А что случится, если Бетлоан падет в бою? — возразил Дан. — Тоже смута.

— Почему это? Будут поединки между желающими занять его место, кто победит во всех, тот и станет правителем.

— А если выиграет дурак? — нашел наконец Дан уязвимое место в его построениях. — Для победы на поединке достаточно иметь силу. Но правитель ведь не только воюет, у него есть и другие обязанности.

Паомес пренебрежительно махнул рукой.

— Главное это война. А для другого найдутся советники. — Последнее слово он произнес значительно, даже с затаенной гордостью, убедившей Дана, что он не ошибся в своих предположениях относительно роли Паомеса при Бетлоане.

— А что за советы даешь правителю ты? — спросил он, чтобы сменить тему, но Паомес нахмурился, то ли функции его, как советника, были второстепенными, то ли держались в тайне, во всяком случае, он неопределенно повел рукой и впился зубами в мясо, Дан же на ответе не настаивал, довольный уже и тем, что прекратились дебаты о престолонаследии. Он хотел было попросить Паомеса прочесть продолжение «Искушения», но поостерегся, подумал, что не стоит слишком интересоваться судьбой неизвестных пришельцев, сущность сомнений, на которые намекнул Бетлоан, была ему в общем-то ясна, особенно после того, как Маран столь выразительно пересчитал собственные пальцы, словом, он предоставил Паомесу обгладывать очередную кость, что тот проделывал с неизменным энтузиазмом, не уступавшим рвению прочих едоков, а сам вернулся к мыслям о глеллах. Конечно, вряд ли Беомин общался с ними так кратковременно, как повествовалось в «Искушении», одно только устранение языковых барьеров… Хотя несомненно у глеллов в лучшие их времена была техника машинного перевода, позволявшая расшифровывать язык моментально, так, во всяком случае, предположил Патрик после одной из ночей (ибо подобными вещами он занимался в свободное от прочих, связанных с переездом глеллов забот, время, обычно ночью), проведенных в компьютерном зале Глеллы-города… Да и если б прародитель не был догматиком и человеком поверхностным и пробыл в городке пришельцев подольше, у него был бы случай увидеть, что они и едят, и пьют, и спят… Собственно, вряд ли он сбежал так быстро, чтобы этого не обнаружить, конечно, очагов и котлов у глеллов или палевиан оказаться не могло, но тюбики и бутылки… Просто не в интересах Беомина было их заметить или упоминать о них… Поосторожнее надо с этими кочевниками, вот что! Они сидят с тобой за одним столом и вроде не выказывают враждебности, но черт знает, что они о тебе думают, и как в действительности намерены с тобой поступить. Земные варвары ведь в большинстве своем считали доблестью обман и предательство…

За своими раздумьями он чуть не пропустил момент, когда отодвинулась занавеска, и в зал вошли девушки. Он сразу высмотрел Генису, сегодня та стояла потупившись, никаких умоляющих взоров в его сторону, то ли потеряла надежду, то ли интерес… Неужто?

— Гениса, — позвал он негромко, но она услышала, вздрогнула и подняла голову.

— Послушай, — спросил Дан Паомеса, — а я имею право на… ну могу я выбрать себе женщину?

— Разумеется, — сказал Паомес, насмешливо улыбаясь. — Ты ведь зван на пир. А это такое же угощение, как все прочее.

Угощение! От одного этого слова у него чуть не пропала всякая охота! Но девушка следила за ним взволнованно и тревожно, и Дан встал. Встал и поманил ее к себе, она прямо порхнула к нему и уцепилась за его руку. Однако, что делать дальше, он не знал, уйти так просто, даже в свою камеру, он вряд ли мог. Подумав, он подозвал одного из стражников, как и вчера стоявших вдоль стены, и объявил, что хочет вернуться к себе… объявил, и самому стало смешно, прозвучало так, словно какой-нибудь герцог просит у сюзерена разрешения удалиться в свое поместье. Стражник тем не менее кивнул и ушел за распоряжениями, а Дан хотел пока сесть обратно, но когда попробовал потянуть за собой девушку, та уперлась.

— Нельзя, — пролепетала она, побледнев то ли от страха, то ли от смущенья, — мне… нам нельзя.

Он не стал выяснять, почему, и остался стоять рядом с ней, наблюдая, как рьяно гости разбирают «угощение». Интересно, а что Маран, подумал он, собственно, краем глаза он все время за тем следил, Маран сидел с непроницаемым видом и пил или делал вид, что пьет, во всяком случае, маленький глиняный кувшин был у него в руках, и он то и дело подносил горлышко ко рту. Надеялся ли он, что пронесет и на сей раз? Правитель уже несколько раз бросал на него ироничный взгляд, но молчал, число же жавшихся в середине комнаты друг к другу женщин все убывало, в сущности, на всех присутствующих их хватить никак не могло, поскольку было вдвое меньше, чем участников пира. Может, и пронесет, подумал Дан, но тут увидел женщину, которая вошла в зал и сразу же скинула покрывало с головы и плеч. В первое мгновение, увидев дерзкий взгляд и вызывающую улыбку, он подумал, что наконец удостоился чести лицезреть высокопоставленную особу женского пола, но стоило ей сделать несколько шагов, как он понял, что ошибся. Чтобы разгадать эту женщину, никаких бакнианских навыков не требовалось. Натуральная нимфоманка, наверняка неутомимая в постели и на этой самой постели зацикленная. Она прошла через зал и остановилась перед Бетлоаном, Дан удивился, неужели у правителя могла быть такая подружка, эротоманом он никак не выглядел, но Бетлоан кивнул ей на Марана, она повернулась к тому, и Дан увидел на ее лице изумление. Не ожидала? Предполагала увидеть какого-нибудь изувеченного в боях беззубого дикаря? Маран сидел с равнодушным видом, она уставилась на него, широко открыв глаза, потом стала медленно разматывать свое покрывало, показались округлые плечи, верхняя часть груди… Маран поставил кувшин и окинул ее оценивающим взглядом, внимательно, даже с любопытством. И улыбнулся.

— Ступай ко мне в комнату, — сказал он спокойно. И снова взял кувшин.

Был ли он недоволен, что ему навязали-таки местную красотку? Дан не мог бы в этом поклясться. Скорее во взгляде Марана он уловил тень того самого спортивного интереса, от которого его друг и командир открещивался памятной ночью на Глелле, когда вдруг разоткровенничался и заговорил о любви. Собственно говоря, по большому счету Дан ему верил. Но в то же время по собственному опыту знал, как трудно выносить вынужденное воздержание, ведь даже не помышляя ни об одной женщине, кроме Ники, он всякий раз, когда разлука затягивалась, начинал невольно реагировать чуть ли не на каждую юбку… Конечно, в этом отношении космос — адова работа… не всякий, впрочем, космос, на рудник или научную базу позволялось взять с собой жену, да и в Разведке на орбитальных станциях работало немало женщин, что даже приветствовалось, можно сказать, поощрялось руководством, с естественными инстинктами старались считаться… Дан вспомнил, как шеф привез ему Нику на Периценскую станцию, зная, что на Землю он попадет еще не скоро… Да, но на переднем крае, на котором они с Мараном работали, все было иначе, женщины туда не допускались, считалось, что это опасная зона. Сам Дан ничего особенно опасного в своей работе не находил, то ли привык, то ли просто его понимание опасности не совпадало с таковым большинства землян… В конце концов, когда они с Никой благополучно свалились на Торену, они были сотрудниками научной базы и о Разведке знали только из газет и телепередач, а ведь попали в такое местечко, по сравнению с которым все прочие, где он потом побывал, казались регионами активного отдыха… Конечно, если очень уж придираться… Да, они могли погибнуть на Перицене, но лишь теоретически, действительная опасность им не угрожала, не считать же таковой необходимость лезть на отвесную скалу или спускаться в радиоактивное подземелье, в конце концов, можно было и не идти, удрать или даже просто уклониться, правда, в подобном случае они вряд ли выполнили б задачу, ради которой отправились в трудный поход, но целы бы остались, а всякие там людоеды и вовсе ерунда, чисто гипотетическая возможность. На Палевой… Он вспомнил инфразвуковой удар и оставшийся без управления флайер, пустяки в общем… На Эдуре им просто везло, вначале, а потом… ах, чушь, обошлось, даже испугаться не успели… Да и жизни их, в сущности, ничего не угрожало, у них ведь были станнеры, и от неумелых эдурских стражников они отбились бы всегда, другой вопрос, что это обернулось бы провалом, полным и абсолютным, неслыханным позором, после такого скандала остается только уволиться и спрятаться от людей на какой-нибудь дальней космической базе. В Бакнии… Ну да, мимолетный риск в их деле присутствовал, не без этого, единственным стопроцентно безопасным местом была Глелла… и именно там они могли в самом деле погибнуть, не парадоксально ли? Погибнуть, умереть от жажды вместе с обитателями планеты, и умерли бы, если бы Санта не наткнулся на воду, астролет ведь опоздал-таки, выпала та маловероятная ситуация, когда шефа на Земле не оказалось, а директор ВОКИ не решился действовать немедленно, без всех тех согласований и обсуждений, к которым привык… Но все равно, подобные, с позволенья сказать, опасности могли напугать только неженок-землян. Хотя то, что женщин держали от этой работы подальше, было правильно, он, в частности, вовсе не мечтал, чтобы Ника сопровождала его хоть в какой-то из экспедиций, в которые его посылали… Вот она и оставалась вдали, на Земле. Она, любая другая. Само собой и Наи, и что бы там не говорил Маран и как бы героически не пытался хранить ей верность, ему это должно было даваться еще тяжелее, чем Дану, ему и прочим бакнам, привыкшим к совершенно иному уровню сексуального общения, ведь в Бакнии воздержание не только не практиковалось, но и не считалось добродетелью, наоборот… Конечно, не все экспедиции одинаковы, вернее, не все планеты, на которые посылаются экспедиции, а еще точнее, женщины этих планет, если homo sapiens несовместим в сексуальном отношении с глеллами или палевианами, то на Эдуре или Перицене ситуация складывалась совершенно иная, особенно, на Эдуре, где женщины доступнее, чем где бы то ни было… И где именно по этой причине только везение спасло их от разоблачения, причем не в качестве пришельцев, а людей с реверсией, опасных, как там считалось, для общества. На Перицене же… Сам он в Лахе не был, но постоянные панегирики Патрика в адрес лахинских женщин вдохновляли… однако не его, Дана. Никогда и никому, за исключением тех, кто и так все знал, то есть Поэта и Марана, он не признался бы в своем бакнианском опыте, но был уверен, что бакнианки… Черт возьми! Он опять вспомнил Нилу, и что-то в душе заныло, как больной зуб. Удивительно! Как можно сочетать несочетаемое? На Земле бакнианские нравы казались просто развратом, но насколько этот разврат был целомудреннее земных отношений… Каждый раз, когда он замечал, что Маран брезгливо кривит рот при виде парочек, занимающихся любовью на улице или в иных общественных местах, он не знал, смеяться ему или плакать, ведь он помнил те два месяца в Дернии, когда тот каждую ночь уводил к себе в комнату новую подружку и даже не считал нужным запоминать имена… И точно так же прошлое любой бакнианской женщины включало в себя близость с десятками, если не сотнями мужчин, и при этом ни намека на легкодоступность… Может, это потому, что они сами выбирали себе партнеров?

Между тем появились стражники, и он пошел с ними в камеру, держа за руку потупившуюся Генису.

В каморке было полумрак, факелы еще не горели, а солнце, кажется, успело сесть, и в глаза Дану сразу бросились белевшие на темном блюде куски мяса, ему принесли поесть, хотя он уже отобедал, наверно, довольствием узников (если тут имелись и другие таковые) и пирами у правителя ведали разные службы. Движимый внезапным импульсом он предложил еду Генисе и был не слишком удивлен, когда та торопливо сползла на пол и схватила с блюда солидный кусок. Да их действительно морят голодом, подумал он потрясенно, или, по крайней мере, кормят более чем скудно.