Вторая Гаммы

Дан осмотрелся, чтобы прикинуть, много ли часовых, убедился, что вполне достаточно, встал и пошел в палатку. Народу в ней оказалось меньше, чем он ожидал, человек десять, и еще несколько явилось после него, многие предпочли спать на свежем воздухе, он удивился тому, что Маран выбрал душное, сразу провонявшее потом помещение, но потом подумал, что устройся он у костра, по обе стороны от него немедленно улеглись бы его стражи, и никакое подобие уединения создать не удалось бы, а теперь они остались снаружи, караулить саму палатку. Правда, тут имелись свои неудобства, он с некоторым смущением обнаружил, что некоторые из его товарищей по ночлегу привели с собой женщин, конечно, он уже не краснел, как лет семь-десять назад, наткнувшись на полуодетую или, вернее, полураздетую парочку где-нибудь в магазине или на газоне, земном, разумеется, теперь он стал человеком закаленным и подобных сцен просто не замечал, но зрелище, ему открывшееся, было не самым привлекательным. Он устроился у стены, завернулся в шкуру и лег спиной к остальным, однако заткнуть уши было нечем, и он постарался отвлечься, перечисляя в уме созвездие за созвездием с входившими в них звездами, а заодно припоминая все их астрономические характеристики.

Маран появился позже, когда все неистовые любовники уже успокоились, и храп сменил прочие звуки. Он проскользнул между спящими, ступая неслышно, как всегда, и занял место рядом с Даном.

— Не буду больше морочить тебе голову, — сказал он без предисловий и тоже почти беззвучно, Дан слышал его только с помощью сверхчувствительного «кома». — Бетлоан уперся. Он соглашался обменять тебя только на оружие. Оружия у меня, как ты знаешь, нет, и я не дал бы ему его, даже если б имел. Я предложил ему другое.

— Что именно? — спросил Дан осторожно.

— Победу. Для чего ему нужно оружие? Чтобы побеждать. Я обещал ему победу. Такова суть дела.

Он умолк.

— Я не совсем понял, — пробормотал Дан. — Каким образом ты собираешься сдержать это обещание?

— Они совершенно не умеют воевать, — сказал Маран. — Убивать — да, но воевать — нет. Конечно, вести их в бой тоже непросто, но… Надеюсь, получится. Должно получиться. В противном случае, до послезавтрашнего утра мы с тобой не доживем.

— Что ты такое городишь? — спросил Дан, пропустив мрачное пророчество мимо ушей. — Ты собираешься вести их в бой?

— Не буквально, разумеется.

— А?..

— Я тут устроил небольшую провокацию. Мы на чужой территории, а именно, на землях соседней орды, с которой враждуют, как тебе известно, подданные Бетлоана, и сюда идет войско властителя здешних мест, дабы выкинуть нас вон. Я думаю, мы его разобьем.

— Маран! Ты… Ты сошел с ума! — выпалил Дан.

— Тише.

— Ты сошел с ума, — повторил Дан горячим шепотом. — Ты безумец. Это преступление. Прольется кровь, погибнут люди. Я не хочу, чтобы меня спасали такой ценой! Не хочу, не надо мне! Останови это сейчас же! Останови! Слышишь?!

— Все не так просто, — сказал Маран мягко. — Не дергайся. Выслушай меня до конца.

— Какого конца? — спросил Дан горько. — О чем тут еще говорить?

— Дай мне разъяснить свои мотивы.

— Какие еще мотивы! Ты не хочешь бросить меня тут, я понимаю… Но лучше уж бросил бы…

— Дело не только в тебе, Дан.

— Не только? — пробормотал Дан удивленно.

Маран не обратил внимания на его реплику.

— Ты говоришь, прольется кровь, погибнут люди. Но они и так гибнут. Ежедневно, ежечасно. К тому же бессмысленно и без надежды, что за их гибелью последует мир, ты сам слышал, это понятие им чуждо. Я имею в виду мир как договор, как взаимное обещание. Для них мир это победа над всеми врагами. Но подобная победа невозможна. Потому что силы практически равны. В этой части континента четыре или пять правителей, каждому подчиняется некоторое количество людей, которых они называют своим народом.

— Союз племен, — буркнул Дан.

— Нет. Здесь нет племен в нашем понимании. У них практически один язык, другой только у странников издалека. Они все живут одинаково. Ты ведь помнишь нашествия варваров на античную Европу, их ненависть и зверства? Так вот, тут нет никакой Европы, только варвары, которые вполне понимают друг друга, исповедуют одну веру и имеют одни и те же обычаи. В сущности, это один народ. Однако они все делят и делят землю и стада.

— Как феодальные князьки.

— Вроде того. Только тут не феоды, а неразграниченные территории.

— Ну и что дальше?

— А то, что у здешних весов не две чаши, а больше, но все они находятся в шатком равновесии. И я подумал: что если это равновесие нарушить? Бросить маленькую гирьку на одну из чаш?

Кто-то отдернул полог, и в палатку влился лунный свет. Свет был яркий, вокруг планеты крутилась масса мелких спутников, не так много, чтобы образовать кольцо, как у Сатурна, но достаточно, чтобы избавить здешних обитателей от мрака безлунных ночей… эти мысли мелькнули и пропали, Дан перевел взгляд на Марана, теперь он видел не только неясный силуэт, но и лицо. Маран лежал с закрытыми глазами.

— Нам повезло, что нам попалась чаша Бетлоана, — продолжил тот все таким же почти неслышным шепотом. — Он неглуп и даже не слишком жесток. Я не просил у него обещаний, это бесполезно, просто убеждал, что уничтожать соседей бессмысленно, их надо подчинить. Чем больше народ, которым правит властелин, тем больше у него власти. Власти, богатства, славы и сил. А значит, и возможностей воевать и побеждать дальше. Словом, я думаю так. Если Бетлоан победит первого соперника и подчинит его территорию, он станет вдвое сильнее, сможет справиться и с другими. Объединит четверть континента. И тогда война затухнет сама собой.

— А чем он будет их кормить? — спросил Дан. — Если людей не станет меньше, они будут по-прежнему рвать друг у друга кусок из горла.

— Я думаю, что когда поезд станет слишком громоздким, он начнет замедлять ход. И тогда им пригодятся уроки земледелия, которые ты дал Паомесу.

— Если его до тех пор не убьют.

— Паомеса не убьют, — возразил Маран, — он в боях не участвует. Вот Бетлоан — другое дело. Но я постарался втолковать ему, что полководец должен командовать, а не мечом махать. В любом случае, надо что-то предпринять, так продолжаться не может.

Он умолк и открыл глаза, чтобы не пропустить реакцию Дана, ведь в отличие от землян, торенцы видели в темноте. Но хотя Дану трудно было разглядеть выражение лица Марана, он чувствовал его волнение. Ему вдруг припомнился давний разговор.

— А ведь ты вовсе не перестал быть идеалистом, — заметил он задумчиво. — В этом ты не изменился.

Маран не ответил, но его брови удивленно приподнялись, это Дан разглядел даже при том минимуме лунного света, который проникал в «дверной» проем.