Вторая любовь
Шрифт:
— Иными словами, сэр Йен, — ледяным тоном заговорила Дороти-Энн, — вы хотите получить процент акций компании «Хейл» и вышвырнуть меня вон. Чтобы вы могли сами управлять ею. Я права?
— Прямо сказано, — последовал ответ. — Но можно согласиться, что это суть нашего предложения. Естественно, только ради спасения вашей компании. — Улыбка не сходила с лица сэра Йена. — Мы будем управлять ею так, как выгодно нам. Мы сделаем вам огромное одолжение. Огромное одолжение.
Дороти-Энн и Венеция обменялись взглядами. Глаза негритянки стали почти круглыми от подлинного веселья. Потом хозяйка кабинета
— Я полагаю, сэр Йен, — спокойно произнесла она, — что на этом мы можем закончить нашу короткую встречу.
— Что? Следовательно, мы договорились. Очень хорошо.
— Я так не считаю, — в голосе Дороти-Энн зазвенели льдинки.
Сэр Йен смотрел на нее во все глаза. На его по-детски гладком лице отразилось недоумение, как только он понял, что она хотела сказать.
Дороти-Энн взяла стопку документов, которую совсем недавно выложила из своего кейса и нашла письмо с приколотым к нему чеком.
Она протянула письмо и чек через стол сэру Йену и снова села. На ее губах играла улыбка Снежной королевы.
— Как вы можете заметить, сэр Йен, этот чек выписан на мое имя на сумму в пятьдесят миллионов долларов, как и предполагает выплата.
Она помолчала, наблюдая, как выражение крайнего недоумения искажает черты лица англичанина, а потом его постепенно сменяет — да! иначе и не скажешь — панический ужас. Казалось, его глаза становятся все больше за крупными очками в черной оправе.
— Вы также можете заметить, — продолжала Дороти-Энн, — что деньги по чеку можно получить как раз к дате выплаты процентов по займу.
Чек и письмо дергались в руке сэра Йена, пока он другой рукой доставал платок и вытирал взмокший лоб.
— Что ж… Да… Да… — наконец пролепетал он. — Конечно… Конечно… Я понимаю… — «Проклятая долбаная сука! — думал сэр Йен. — Она, черт бы ее побрал, разрушила мою распроклятую жизнь!»
Он снова посмотрел на молодую женщину и чрезвычайным, весьма заметным усилием воли выдавил из себя улыбку.
— Тогда все в порядке, да. Да. — Судя по всему, ему удалось взять себя в руки. — Я сообщу в банк. Немедленно. — Сэр Йен сложил письмо и чек, потом убрал их во внутренний карман пиджака.
— Пожалуйста, сэр Йен, сделайте это. — Дороти-Энн встала из-за стола, протягивая руку для прощания, а другой нажимая на кнопку, вызывая Сесилию. — Очень была рада вас видеть. Сесилия вас проводит. — И потом добавила: — У нас с мисс Флуд впереди очень напряженный день.
Сэр Йен поднялся на ноги и пожал протянутую руку.
— Всего хорошего, миссис Кентвелл, — церемонно попрощался он. Англичанин развернулся, и появившаяся Сесилия проводила его из кабинета.
Широкая улыбка осветила лицо Венеции, когда она встала, наклонилась через стол и протянула руку Дороти-Энн:
— Давай пять!
Дороти-Энн хлопнула ладонью по ладони подруги, и они обе расхохотались.
53
Хант вышел из душевой кабины, яростно растерся полотенцем и стал бриться перед зеркалом в ванной комнате. И все это время он думал о
Дороти-Энн. Он ощущал где-то в глубине души сосущее чувство одиночества, и ему очень хотелось, чтобы она была сейчас рядом с ним.Уинслоу отвел «Ртуть» с Иден Айл в Пуэрто-Рико, а оттуда прямым рейсом вылетел в Калифорнию. Во время полета он мысленно готовился к тому, что скажет Глории о своем намерении развестись с ней. У него в голове проносились разнообразные варианты предстоящей сцены. Хант приехал домой, горя желанием все выложить жене немедленно. Но Глории, как это все чаще и чаще случалось последнее время, дома не оказалось. Когда Уинслоу спросил Родди, дворецкий ответил, что ему неизвестно, где может быть миссис Уинслоу, и этого не знает никто в доме.
И теперь ему отчаянно хотелось, чтобы стычка с женой была уже позади, чтобы прорепетированные им слова уже были сказаны и, как он надеялся, приняты. И более того, ему хотелось обо всем сказать матери и покончить с этим. Но Хант подумал, что честнее поговорить сначала с Глорией.
Хант понимал, что Алтея не сможет воспринять все спокойно. Честно говоря, эта идея приведет ее в ужас. Она так носится с внешними приличиями и с политической карьерой сына, приобретшей для нее колоссальное значение, что слово «развод» станет для нее ругательством. Но Хант также понимал, что в конце концов Алтея смирится. Как только мать поймет, что он уже принял решение и не станет его менять, она примет неизбежное и переварит это.
Хант закончил бритье, достал кое-какую одежду. Он выбрал пару старых свободных брюк и рубашку-поло блеклого голубого цвета. Оделся, сунул ноги в шлепанцы и отправился на кухню. Он подумал, что, может быть, там найдется пиво, и он сделает себе настоящий сандвич, а не его крошечное «светское» подобие, которое готовит прислуга.
Но это ему не удалось.
Внизу, в вестибюле, Хант увидел Глорию. Жена явно только что вошла и собиралась подняться наверх.
Она взглянула на него:
— Ты хорошо выглядишь и загорел, — насмешливо заметила Глория. — Хорошо поработал на солнце, я полагаю?
— На самом деле, тебе совершенно безразлично, чем я занимался, — парировал Хант.
— Точно, — засмеялась жена, — ты все верно понимаешь. Мне все равно. — Вдруг ее глаза вспыхнули гневом. — Но только мне совсем не безразлично то, что пока ты там нежился на солнышке, мне пришлось отправиться в «Каскады» и провести время за ленчем с твоей распроклятой матерью!
Хант проигнорировал ее вспышку.
— Нам надо поговорить, — спокойно сказал он.
— О, Хант, — тяжело вздохнула Глория. — Не сейчас. Я иду к себе. Я устала.
— Это не может ждать. Почему бы нам не выпить по стаканчику в библиотеке?
Глория не стала раздумывать. Мысль о спиртном притягивала, и что бы там ни собирался сказать Хант, это можно будет сдобрить хорошей порцией водки.
— Хорошо, — согласилась она и, повернувшись на каблуках, направилась в библиотеку.
Хант пошел следом за ней.
Там Глория сразу прошла к столику с напитками, налила водку в высокий хрустальный стакан, а потом пальцами, а не щипцами, бросила несколько кубиков льда в свой напиток.