Вторая мировая: ошибки, промахи, потери

То, что в Великобритании существовало два обособленных общества, особенно проявлялось в политическом разделении страны. Неотъемлемой частью производственного фронта были несанкционированные забастовки, затягивание работ и просто извращенное отношение к делу, чему всячески потакали профсоюзы и прочие рабочие организации. В 1944 году количество потерянных трудовых дней в Великобритании в три раза превышало показатели 1938 года. Моряки, только что рисковавшие жизнью на конвоях в Северной Атлантике, оказывались не готовы к жизни на берегу. Николас Монсаррат, автор романа-бестселлера о военных буднях на борту корвета «Жестокое море», пишет в своих мемуарах:

«Большинство из тех, кто «занимался проведением ремонтных работ», в действительности не занимались ничем. Никто не утруждал себя на рабочем месте. Насколько я мог судить, кое-кто вообще ничего не делал. Впервые наткнувшись в десять утра на картежников, уютно устроившихся в каюте капитана, я пришел в бешенство и ясно дал всем это понять. Я пришел в бешенство, наткнувшись на них во второй и в третий раз, но в конце концов меня официально предупредили, чтобы я «не вмешивался». Мои действия могут привести к забастовке… В июле один из членов профсоюза рабочих чугунной, сталелитейной, котлостроительной и судостроительной промышленности (на борту корвета их в ту пору была целая шайка) был оштрафован на 3 фунта за нарушение трудовой дисциплины — он работал слишком усердно».

Вступление в войну Советского Союза и деятельность коммунистических партий во всех странах мира по коварной указке Москвы еще больше усложнили задачу быть патриотом.

Также патриотизм был очень сложным понятием для 74 000 граждан враждебных Великобритании государств, находящихся на ее территории, — большинство из них бежало от преследований нацизма. Опираясь на вздорные рассказы о том, какой вклад в победы германского оружия внесли шпионы и саботажники, власти поместили всех иностранных граждан в лагеря, где условия содержания были ужасными. В одном заброшенном заводском корпусе (в Уорф-Миллз) на 2000 интернированных имелось всего 18 кранов с водой. Шестьдесят ведер, выставленных во двор, выполняли роль туалета, а соломенные тюфяки выдавались только больным. В другом таком лагере для интернированных два человека, пережившие нацистский концлагерь, покончили с собой. «Этот лагерь сломал их дух», — подвел итог следователь. Военный совет, ознакомившись с докладом о лагерях для интернированных, запретил его публиковать. В то же время интернированные лица не были освобождены из опасений, что общественность узнает о допущенной в отношении них несправедливости.

Граждане Великобритании тоже подвергались драконовским наказаниям. 17 июля 1940 года один человек был приговорен к месяцу тюрьмы за то, что прилюдно заявил, что у Великобритании нет шансов победить в этой войне. Человек, посоветовавший двум новозеландцам: «Какой вам смысл погибать в этой кровавой бойне?» — получил три месяца тюрьмы. Женщина, назвавшая Гитлера «хорошим правителем, лучшим, чем наш мистер Черчилль», была приговорена к пяти годам тюремного заключения. Английские газеты получили предупреждение остерегаться опрометчивых высказываний. Редакторам весьма недвусмысленно дали понять, что правительство не потерпит «безответственной» критики; причем оно само будет решать, какая критика ответственная, а какая нет.

Агитационный плакат, обещавший, что ваша твердость принесет нам победу, был встречен такими насмешками, что весь тираж пришлось в спешном порядке уничтожить. Вероятно, подобное четкое указание на то, кто является правителем, а кто подданным, было следствием того глубокого раскола общества в западных странах, который привел в 1940 году Францию к краху и вверг Испанию в пучину долгой и кровавой гражданской войны. Возможно, в Великобритании этот раскол был не таким глубоким, но ему суждено было сохраняться значительно дольше; и сейчас именно этим объясняются многие из сегодняшних недугов английского общества.

Гитлер — как правильно заметил А. П. Дж. Тейлор, самый популярный вождь Германии за всю историю, — уверенный, что его режим продержится до тех пор, пока будет иметь поддержку в обществе, сделал жизненный уровень немцев самым высоким в Европе.

Экономика Германии, в отличие от английской, так и не переключилась полностью на нужды тотальной войны. Налоги оставались сравнительно низкими, не было строгого распределения даже основных видов сырья. Так, например, на гражданские нужды выделялось большое количество стали, и еще в 1943 году выпускалась такая роскошь, как обои. Женщины не привлекались к обязательным работам, и в домах среднего класса оставалась прислуга. Победоносные завоевания насытили Германию всеми предметами роскоши начиная от мехов и кончая икрой.

Оккупированной Европе пришлось столкнуться с обратной стороной германского изобилия. Все побежденные народы были сначала ограблены фиксированным обменным курсом валют, а затем вынуждены были переносить все тяготы оккупации. Евреи и все остальные народы, которых нацисты объявили врагами, лишались всего имущества, отправлялись в концентрационные лагеря и подвергались систематическому уничтожению.

В тридцатые-сороковые годы система образования Германии принесла ощутимые результаты. Но в то время как промышленность Германии оставалась тесно связанной с образованием и подчинялась нуждам государства, на науку такой подход не распространялся. Нацистский режим не предпринимал никаких шагов, чтобы впрячь науку в военную машину. Преследования евреев привели к тому, что самые образованные граждане покинули страну, в результате чего германская наука понесла такие серьезные потери, от которых не может оправиться до сих пор.

Нацистский режим и военная верхушка, связавшая с ним судьбу, испытывали глубокое недоверие к науке. Во время войны практически все уровни высшего военного командования Германии препятствовали проведению научных исследований. Крупные ученые не освобождались от призыва на военную службу; призванные в армию, они попадали в самые обычные подразделения. Однако, несмотря на пренебрежение властей к научным исследованиям, преданные делу инженеры и конструкторы двигали прикладную науку вперед, особенно в области авиации.

Например, «Флеттнер» Фл-282 «Колибри», вертолет, построенный для военно-морского флота, совершил первый полет в мае 1939 года. Этот небольшой летательный аппарат с установленными рядом двумя синхронно работающими винтами стал первым серийно выпускавшимся вертолетом, имевшим боевое применение [62] .

Уникальный «Мессершмитт» Me-163 «Комет» с ракетным ускорителем развивал самую высокую скорость из самолетов, применявшихся во Второй мировой войне. В сентябре 1941 года знаменитый летчик-планерист Хайни Диттмар совершил первый полет на опытном образце и побил мировой рекорд скорости.

62

ВС-300 Игоря Сикорского, впервые поднявшийся в воздух 14 сентября 1939 года, стал первым в мире вертолетом с одним несущим винтом.

Приоритет Германии в области реактивной авиации не вызывает вопросов. Хейнкель создавал не только замечательные планеры, но и реактивные двигатели. Единственным реактивным самолетом, принявшим хоть сколько-нибудь заметное участие в боевых действиях, был немецкий истребитель «Мессершмитт» Ме-262.

У Германии были и другие реактивные самолеты, такие, как «Арадо-234» «Блиц», бомбардировщик, воплотивший в себе такие новшества, как герметическая кабина, катапультируемые кресла и ракетный ускоритель для сокращения пробега при взлете. Более грубый «Хейнкель» Хе-162 «Фольксегер» совершил первый полет уже через десять недель после того, как Хейнкель получил заказ на его изготовление.

После окончания войны широкомасштабные исследования, проведенные командованием бомбардировочной авиации США, отметили достижения германских военно-воздушных сил. Американцы пришли к заключению, что Германия занимала передовое место в мире по части авиационного вооружения, реактивных двигателей, прикладной аэродинамики и управляемых ракет.

«А что еще нужно военно-воздушным силам?» — спросил полковник Джон Дрисколл (глава подкомиссии по авиационному вооружению этой дотошной комиссии). В кабинете Дрисколла посетитель мог заметить плакат с надписью: «Военной авиации без вооружения нет!» Это были слова сэра Хью «Бума» Тренчарда.