Вторая мировая война

Сложности немцев начались с того, что три следующие друг за другом колонны имели разную скорость перемещения. Танки, вышедшие к Волге (16-я танковая дивизия), примерно на двадцать километров обогнали следующую за ними колонну (3-я моторизованная дивизия), и та заночевала в степи. Пятнадцатью километрами сзади, западнее остановилась третья колонна (60-я моторизованная дивизия). Три острова в степном море не могли не стать мишенью ударов советских частей.

Еременко бросился на северный «протокоридор» пока тот не был укреплен в достаточной степени. Ширина его составляла тогда всего четыре километра неукрепленной территории. Сталинградская артиллерия начала его. Немцы отвечали осторожно, запасы их горючего и снарядов были на исходе. В ночь на 25-е летчики Рихтгофена сбросили своему сталинградскому плацдарму на парашютах запасы продовольствия.

Немцы постарались предвосхитить окружение своих, отделившихся друг от друга воинских частей посредством ярко выраженных наступательных действий. В 4.40 утра 24-го августа передовая танковая колонна начала бешеный обстрел пока еще импровизированных советских оборонительных позиций на севере Сталинграда — у предместья Спартановка. Ударная группа Крумпена после тшательной артподготовки бросилась туда, где разрушения казались максимальными. Не тут-то было. Окопы, вырытые за ночь, встретили их огнем. Рабочие в гражданском учились передовой военной тактике прямо на ходу. Они грамотно создавали окопы, проводили ходы сообщения, не тушевались при виде рычащих танковых громад немцев. Как пишет об этом эпизоде американский историк У. Крейг, «одетые в рабочие робы и в светлые воскресные костюмы рабочие вступили в бой с лучшей танковой армией мира». Эти рабочие жили трудной жизнью, танками их было трудно напугать — они производили их сами, а известие о зверском авианалете уже подготовило их морально. Эти люди сражались за свою землю, за свои семьи, за только начавшийся обустраиваться быт пятилеток. Немцы встретили в их лице не индоктринированных идиотов, а самоотверженных мужчин, людей, исконно, по коду исторической памяти любящих свою страну и готовых ради нее на любые жертвы. Спортивно-расовой лихости танкистов противостояло жертвенное сознание людей, в которых немцы вызвали ненависть сами. Город хоронил сорок тысяч убитых мирных людей — половина семей сталинградцев несла своих близких на кладбище. Отмщения стал требовать даже самый кроткий.

Отходящая от невзятых позиций группа Крумпена должна была отбивать контратаку еще даже недокрашенных тридцатичетверок, только что сошедших с заводского сталинградского конвейера. На эти машины еще не успели поставить оптический прицел и бить они могли только прямой наводкой. Заряжающий следил за положением ствола в момент поворота башни. И все же эти танки стреляли. Окаменевшие от горя и решимости люди почти не нуждались в оптике, их наводила на цель неукротимая ярость. В их мирный город пришел враг и сразу показал, что никаких правил не признает, что желает вызвать лишь страх и подчинение. Жизнь не настолько хороша, чтобы ради нее пасть ниц перед этими убийцами.

«Настоящий мужчина» — командир 16-й танковой дивизии однорукий Хюбе — должен был по радио запрашивать Паулюса о поддержке отставших дивизий. Хюбе послал мотоциклетный батальон изучить северную часть города. «Мы дошли до железной дороги, захватили эшелон с оружием, который русские не успели разгрузить. 3-й германской моторизованной дивизии повезло — она оказалась «первым получателем помощи по ленд-лизу» — захватила на станции Кузьмичи товарняк со «студебекерами» и «виллисами». А также взяла много пленных, половину из которых составляли женщины. Горечь советской стороны вызывали «Яки», бледнеющие перед «Мессершмиттами-109». Бронированные советские штурмовики были малоповоротливы. Это позволяло немцам уничтожать город планомерно, день за днем.

Но у германских частей возникли свои сложности. Вначале за присланным из Америки трофеем с севера пришла 35-я гвардейская советская дивизия и она увеличила барьер между танками Хюбе и подразделениями наземной пехотной поддержки. Советская гвардия сражалась мужественно и умело, что сразу же заставило немцев начать корректировать свои замечательные планы. Наша пехота шла в атаку с песней, разрывы германских снарядов создавали страшные бреши в их рядах, но они шли и шли вперед. Трава обагрилась их мученической кровью, но гвардия продолжала оказывать давление на немцев.

В очередной раз против немецких танков выступили девушки — именно они обслуживали зенитные орудия и именно они с широко открытыми глазами увидели на севере родного города танки с крестами. Очередная зенитная батарея открыла огонь по немецким танкам. В отчете немцев: «До самого вечера нам пришлось биться против 37 вражеских батарей». Один из германских участников боев пишет в дневнике: «Русские женщины — это настоящие солдаты в юбках. Они готовы сражаться по-настоящему и в военном деле могут заткнуть за пояс многих мужчин».

Паулюс принял радиограмму Хюбе. Вчерашнее мажорное настроение оказалось испорченным. Туннеля-барьера от Дона до Волги не получалось. Более того, Паулюс рисковал потерей одной из трех брошенных так смело вперед частей. Его первым шагом было требование к люфтваффе сбросить боеприпасы сражающимся частям — и прежде всего танкистам однорукого Хюбе. И в подcознании появились первые сомнения относительно возможности завладеть городом одним броском. Но были и компенсирующие импульсы. Немцы полагали, что выходом к Волге они подорвали моральную крепость противника. В Растенбурге получают примечательную каблограмму: «Много дезертиров, некоторые прибывают вместе с танками».

Было ли это — оставим на совести летописцев 6-й армии. Но фактом является, что отступавшие сотни километров солдаты не могли не быть под впечатлением от потрясающей эффективности немцев, от трудности совладать с ними. Это действовало на слабых духом и ослабленных телом. Теперь мы знаем, сколь жестокие меры были предприняты в нескольких воинских частях. Только внутреннее моральное чувство и история как цельный этап способны помочь в суждениях о правоте или излишней жестокости этих мер. Но Паулюс уже не слал телеграмм о прибывающих к нему от русских гостях с танками в придачу.

Над городом отныне летали разведывательные самолеты немцев и докладывали о событиях городской жизни (главным образом, о потоке беженцев в Заволжье) на базы люфтваффе в Морозовской и Тацинской. Штурмовики начали бомбить гражданские переправы, это станет фирменным знаком рыцарственных пилотов. Отныне переправа в Сталинграде была постоянно мокрой и красной от крови. С этого времени германская авиация методически превращает красивый белый южный город в серо-черный ад на нашей земле. Авиация немцев висит над городскими кварталами постоянно, а их танки и пехота рвутся к городскому центру.

Еременко бросил свои резервы на северную окраину города, чтобы блокировать танки Ганса Хюбе. Сердцевиной этих резервов была шеститысячная бригада полковника Семена Горохова, направленная из Заволжья прямо на тракторный завод с задачей строить укрепления. Ближе гороховцев линию укреплений, смотрящих на однорукого «мужчину», построила на речке Мокрая Мечетка морская пехота Тихоокеанского флота. Именно здесь завязались первые в городе бои. Немцам Хюбе удалось захватить речную переправу, рассчитанную на перевозки людей и грузов в Северный Казахстан. Но стоило немецким танкистам повернуть в сторону города, как их встретил шквальный огонь, и без поддержки пехоты они попросту не могли выдержать продолжительный бой. Три следующих дня прошли, так сказать, однообразно: немцы были активны на севере (Хюбе) и на юге (Гот). Еременко отбивался и на первом и на втором направлении, но было ясно, что долго сохранять такое положение он не сможет. Это ощутили в Москве и там начали искать выход.

В немецком наступлении на Сталинград было, по самой упрощенной схеме, два этапа. На первом, когда немцы находились еще на окраинах города, они могли использовать свое превосходство в авиации и танках. Мобильные, быстрые, почти неуязвимые, германские части во многом диктовали свои условия и наносили удары там, где это им подсказывала висящая над городом «рама» (самолет тактической разведки) и их разведотряды, по-спортивному быстро перемещавшиеся на любой местности.

Второй этап наступил, когда люфтваффе сожгли практически все деревянные дома, а пехота плотно вползла в город, практически ликвидировав нейтральную полосу и превратив понятие «фронт» в нечто аморфное, зыбкое и неточное. Произошло это тогда, когда движущийся по центру 28-й танковый корпус немцев к вечеру 31 августа достиг железнодорожной ветки Сталинград — Морозовская, что давало шанс окружить все, что осталось от 62-й и 64-й армий, встречавших противника на западном направлении. Но Паулюс отказался отдать приказ 14-му танковому корпусу Хюбе замкнуть кольцо с севера. Ему показалось слишком рискованным покидать облюбованный волжский берег на севере. Удастся ли в дальнейшем с такой же легкостью выйти к Волге практически в пределах самого города? Хюбе получил приказ северного маневра не осуществлять и укрепить свой плацдарм. Это-то и спасло отступающие дивизии, которые в конечном счете влились в городскую систему обороны. За ними в город «влились» немцы, круша четкие разграничительные линии. Война постепенно начинает приобретать особый, сталинградский характер.