Вторая мировая война
Шрифт:
Этот характер немецкий генерал Доер определил так: «Время для проведения крупномасштабных операций прошло навсегда; с широких равнин степной страны война переместилась на рваные края волжских оврагов и холмов с их траншеями и ходами, в фабричную зону Сталинграда, раскинувшуюся на неровной по своему рельефу территории, покрытой железом, бетонными и каменными строениями. Километр как мера пространства был заменен на метр. В главной штаб-квартире картой боевых действий стала карта города. За каждый дом, цех, водонапорную башню, железнодорожную платформу, стену, подвал, за каждую груду руин велась упорная борьба, не имеющая аналогий даже в Первой мировой войне с ее огромными тратами на артиллерийскую подготовку. Расстояние между армией противника и нашей стало минимальным. Несмотря на концентрированную активность авиации и артиллерии, не было никакой возможности вырваться из района прямого противостояния. Русские превосходили немцев
Благословенным был небольшой, но очень важный поворот Волги между находящимися на севере Рынком и Красной Слободой. Этот поворот слегка прикрывал маленькие суденышки, несущие защитникам города оружие и рацион, одновременно позволяя вывозить раненых. Мать-Волга словно заслонила своих сыновей от цейссовских оптических прицелов. После войны аналитики пришли к заключению, что немцам следовало бросить свою энергию на блокаду города со стороны реки, что обессилило бы сталинградский гарнизон, а не прилагать безумные силы для штурма очередных руин, чтобы завтра оказаться в соседних. Все три страшных городских наступления немцев, обрушивших на защитников море огня, завершались бессмысленным выходом на еще несколько метров волжского берега, оставляя защитников готовыми к новой битве за соседним поворотом.
Но это мнение кабинетных стратегов, хладнокровно пытающихся воспроизвести события шестидесятилетней давности. В таких размышлениях всегда отсутствует мираж — непременный атрибут жизни. Скажем, зачем русским сражаться за безнадежное дело? Еще немного — и результат за углом. Германский научный метод не может спасовать перед дикими жильцами подвалов. Вермахт примет бой в любом новом Вердене и победит. Русские глупо расходуют свои силы. Приковав столько сил к Сталинграду, русские оголили другие участки. Превосходство в воздухе неизбежно скажется. Глупо бросать дело, когда до Волги осталось сто-двести метров. Прогресс постоянен: русские один за другим теряют Центральный вокзал, Мамаев курган, элеватор, Сталинградский тракторный завод и т. д. Мираж притягивает. Наше счастье в том, что мираж стер грань между важным и неважным, между эмоциональным и рациональным, между стратегией и тактикой. Мираж значимости и достижимости приковал германских стратегов к обильно политой кровью полоске сталинградской земли, зашорил их стратегическое видение и в конечном счете позволил лучшему маршалу Великой Отечественной обойти сталинградский выступ немцев с флангов. Но много еще крови прольется до этого финала. Драма Сталинграда только начиналась.
Сталин требовал почасовых сообщений из города. Ставка делала регулярную оценку складывающейся в Сталинграде ситуации. Более тысячи рабочих сталинградских заводов вступили в ряды ополчения, немедленно отправившись на фронт. (Совсем недалеко. Часто на соседнюю улицу). Городской комитет обороны начал возводить баррикады на улицах города, а особенно на территории крупнейших заводов, превращая их в крепости. Пока бои шли на внешнем кольце обороны, Еременко хотел перевезти через Волгу максимально возможное число солдат и подготовить свои части к уличным боям.
У наших войск была определенная возможность ослабить (если сконцентрировать на этом усилия) давление на юго-западе, где наши войска, сдерживая Гота, сражались отчаянно. Но еще больший шанс был прижать 14-й корпус немцев, который (Хюбе и прочие) попал в настоящий переплет. Оттуда Паулюсу сообщали нечто совсем безрадостное: «Если нынешнее положение сохранится, то уже можно определить день, когда наше сопротивление станет невозможным». Но немцам улыбнулась фортуна. Их грузовой состав пробился сквозь все заслоны и 28 августа подошел к танкистам генерала Хюбе в самый нужный момент — в течение пяти дней те не могли пробиться на тракторный завод и уже строили планы отхода обратно к Дону. Теперь, получив орудия и минометы, Хюбе обрушил смерч на защитников заводских укреплений и тем отныне приходилось постоянно прятаться в степных оврагах — балках. Теперь 3-я моторизованная дивизия немцев наконец-то сомкнулась с 16-й танковой дивизией, и Еременко ощутил это немедленно.
В центре Еременко мог рассчитывать только на сильно потрепанную в начале августа 62-ю армию, здесь оборонительный потенциал составлял примерно 25 тысяч бойцов. Все хуже складывалась обстановка на юго-западе. Вначале холмы Абганерова сыграли роль маленьких крепостей, войска стояли насмерть, и «папа» Гот ревел от ярости. Но немцы сумели перегруппироваться и, как доносила разведка, что-то задумали. Правильно. Ночью Гот перевел свои танки на позиции пятьюдесятью километрами западнее. Чтобы сбить с толку нашу разведку, он подвел на фронт свежие войска, чтобы происходящее напоминало простую ротацию войск.
28 августа германские войска рассекли линию советской обороны к юго-западу от Сталинграда. Гот
обошел холмы Абганерова и двинулся к Сталинграду. Как оценивает ситуацию американский историк У. Крейг, «папа Гот нашел ключ к воротам Сталинграда… Теперь он послал свои танки на север для встречи с танками Паулюса». Штаб группы армий «Б» информировал Паулюса о многообещающей возможности: «В свете того факта, что Четвертая танковая армия сегодня в 10.00 захватила плацдарм в Гавриловке, все отныне зависит от способности Шестой армии сконцентрировать максимально возможные силы и начать наступление в южном направлении». К счастью для защитников города, Паулюс не шелохнулся. Все свои силы он отныне (и надолго) направил на сдерживание атак трех советских армий с севера, направленных на его стратегически важный коридор. Пока штабы обменивались советами, Еременко сумел разместить между Доном и Волгой более двадцати тысяч своих солдат. 72 часа нерешительности Паулюса сделали план «приволжских Канн» уже невероятным.И еще оставалась старая линия обороны, столь умело обойденная Паулюсом. Полковник Петр Ильин продолжал держаться на юго-восточной окраине Калача. Под его командой осталось всего сто человек, и он не мог уже даже препятствовать переправе немцев через Дон на лодках. Первое направленное именно ему — после нестерпимо долгой паузы — радиообращение он услышал лишь 28 августа. Радист из 62-й армии не верил, что они продолжают сражаться в Калаче — ведь в нем немцы. После паузы голос на короткой волне спросил, в каком месте Калача стоит Ильин. Полковник понял, что ему не верят и быстро объяснил, где находятся его солдаты. Голос из 62-й армии поздравил его с мужественным сопротивлением. На тридцати восьми грузовиках под носом у немцев Ильин и его бригада в ночной степи ушла в сторону Сталинграда. Ильин последним влез в кузов грузовика. Его — и его людей — доблесть измотала 6-ю армию частично еще тогда, когда она была в пике своей формы. Доживут ли солдаты этой бригады до светлых дней? Едва ли они рассчитывали на это. Но их беззаветная любовь к нашей общей матери была тем кирпичиком, на котором можно было строить Сталинградскую битву. В бригаде Ильина были люди многих национальностей великой страны, но для всех это была наша страна, и в этом была наша главная сила. Что скажут их дети? Окажутся ли они верны священной дружбе отцов, или вместе пролитая кровь уже ничего не значит?
В эти дни, рассматривая возможность потери Советским Союзом военно-морских сил на Черном море, Черчилль предложил своим командующим штабам послать 200 танков в Турцию. «Это, — писал он, — могло бы подтолкнуть турецкое правительство к сопротивлению, если немцы станут полностью контролировать Черное море». Тонус Черчилля поднимали дешифровщики из Блечли. «Энигма» позволила англичанам между 15 и 27 августа 1942 г. потопить танкеры, направлявшиеся к фельдмаршалу Роммелю, и запас топлива его танковых частей уменьшился до боезапаса на 4 суток. После нескольких дней боев Роммель вынужден был отойти на прежние позиции. Дорога на Александрию была по-прежнему закрыта. В начале сентября Черчилль, для того, чтобы улучшить свои отношения и с Советским Союзом, отдал приказ о посылке конвоя PQ-18. 12 сентября 27 кораблей (из 40) этого конвоя пришли в Мурманск.
В конце августа Советский Союз лишился надежного источника информации, доходившего до самого Гитлера, — разведывательной сети «Красная Капелла». Эти люди сообщили о движении германских колонн на Майкоп, рискуя жизнью передали в Москву сведения о расположении материалов для ведения Германией химической войны, сообщили о решимости Гитлера захватить Сталинград. В группу входили выдающиеся немцы — друзья и защитники нашей страны. Их было сорок шесть человек, и нацисты всех их расстреляли. Но не прекратился поток ценнейшей информации — теперь он шел через неприметного люцернского издателя католической литературы Рудольфа Рёсслера, о котором в Москве знали как о «Люси». Через Люцерн сведения поставлял генерал из ОКВ Фриц Тиле, от которого в «Вервольфе» и Вольфшанце практически не было секретов. Благодаря этому немецкому другу наше командование читало ежедневные германские боевые приказы.
Жуков
Но подлинный стратег битвы еще не знал о своем историческом предназначении. Вечером 26 августа генерал Жуков поднял телефонную трубку — звонил Поскребышев из секретариата Сталина. Он назначен заместителем Верховного главнокомандующего — вторым человеком в военной иерархии страны. Вечером 27 августа штабная машина отвезла прибывшего во Внуково Жукова в Кремль. В кругу членов Ставки стоял Сталин, но его приветствие в адрес Жукова не отличалось сентиментальностью. После краткой характеристики сложившегося в районе Сталинграда положения становится ясным смысл вызова Георгия Константиновича Жукова — Сталин отправлял его в Сталинград. Сталин, весь во власти тяжелых чувств, спросил Жукова, сколько ему нужно времени на сборы. Тот ответил, что сутки потребуются для изучения карт и последних сообщений с мест боев.