Вторая молодость любви

Рядом с ними остановилась невысокая, худощавая, чуть сутулая женщина с удивительно темными, почти черными глазами в пол-лица. Она внимательно, без тени смущения оглядела мать и дочь, длиннющими пальцами с ухоженными, очень красивой формы ногтями извлекла из глубокой сумочки пудреницу, раскрыла ее, но не стала пудриться, а без всяких церемоний спросила:

— Близнецы?

— С разницей в двадцать лет, — ответила с улыбкой Сашенька.

— Неужели мать и дочь? — удивилась женщина. — Никогда бы не подумала. — Она захлопнула пудреницу, которая, видимо, потребовалась ей лишь для того, чтобы подойти поближе к большому зеркалу.

— Да, мы очень похожи, — сказала Сашенька.

— Вы из какого театра? — продолжала выспрашивать дама.

— Из анатомического, — не очень вежливо ответила Танька, которую начала раздражать бесцеремонность незнакомки.

Вопреки ожиданиям, дама улыбнулась, никак не отреагировав на откровенную если не грубость, но точно — неприветливость.

— Мы просто болельщицы, — постаралась смягчить Танькин ответ Сашенька. — Сегодня играет подруга дочери.

— Кто же?

— Лиля Лащенова.

— А, знаю. К сожалению, там нет яркой индивидуальности, но лицо хорошее, правильное, под грим, на театре это ценится, а вот в кино важна фактура, без нее никуда, — так и сыпала дама профессиональными формулировками, демонстрируя свою широкую осведомленность. Она вновь раскрыла пудреницу, прикоснулась поролоновым кругляшом к носу и продолжила: — Я, разумеется, не специалист в области телесериалов, но мне кажется, что сейчас появилось столько актеров на одно лицо, кочующих из одного сериала в другой, что не сразу и разберешься — кто есть кто. Даже женская красота, растиражированная в таком количестве, перестает производить впечатление.

— Вот именно, — включилась в разговор Танька, великодушно простив незнакомке ее болтливость, — в одном фильме играет злодея, переключаешь на другой канал, в другом фильме — положительного героя или героиню, а в промежутке рекламирует средство для мытья посуды.

— Я не имею в виду эти малобюджетные однодневки, — с брезгливостью, сморщив только что напудренный нос, отозвалась дама.

— Ничего себе однодневки! Они тянутся бесконечными сериями недели и месяцы, — возмутилась Танька.

— Речь идет не о количестве серий, а об уровне искусства. Я занимаюсь подбором актеров для фильма. Мне бы хотелось с вами поговорить, если не возражаете.

— Но мы врачи, вернее, дочь еще студентка, и поэтому не представляем для вас никакого интереса.

— Как сказать, как сказать… — задумчиво проговорила странная дама, вновь оглядывая Сашеньку и Таньку с ног до головы. Тане даже показалось, что в ее глазах мелькнуло что-то плотоядное.

— Нам пора идти, а то опоздаем, — нетерпеливо сказала Таня.

— Да, да, идемте, только, пожалуйста, не сочтите за труд после экзамена уделить мне буквально несколько минут. Я буду ждать вас здесь, у зеркала.

Саша и Таня согласно кивнули и вошли в зал. Сразу же заметили Леху, который сидел, повернув голову к входной двери, и махал им рукой.

— Я занял вам места, — сказал он, когда мама с дочерью пробрались к нему. — Вот, возьмите. — Он протянул им две программки, размноженные на ксероксе.

Танька просмотрела свою: Лиля была занята в первой одноактной пьесе, во второй, после небольшого перерыва, ей предстоял еще один выход на сцену, но уже в небольшой роли, подыгрывая коллегам.

— Где ты взял программки? — спросила Танька. — Я искала, но нигде не видела.

— Пришел пораньше, меня встретила Лиля, провела и снабдила ими.

«Нас он дожидаться не стал, — подумала Таня, — а Лилька быстренько взяла инициативу на себя, вот он и побрел покорно за ней… — Она улыбнулась. — Может, подружка на самом деле влюбилась в моего Леху-Буратино? Ну почему моего? Странно, что я так подумала, сама же говорила, что Леха — общественное достояние…»

Свет в зале начал постепенно гаснуть…

В перерыве Леха покрутился около двух своих дам, предложил сходить в буфет, из чего Танька сделала вывод, что последнее время он активно поработал в «Ростиксе», и вдруг, изумив и Александру Михайловну, и Таню, сказал, что сбегает за кулисы подбодрить Лилю.

— А ты знаешь, как туда пройти? — удивилась Сашенька.

— Конечно, мне девочки показали.

Танька наблюдала, как курчавая голова высокого Лехи проследовала в направлении сцены, потом свернула куда-то в сторону и скрылась. Она прислушалась к странному, непривычному ощущению, возникшему в ней, и, словно оправдываясь, сказала матери:

— Он удивительно легко находит общий язык в любой студенческой компании.

Доносились обрывки разговоров, которыми перебрасывались в зрительном зале студенты и приглашенные:

— Ему, понимаешь, сам Соломин эпизод показал, а он на следующий день пришел и точно так же сыграл. Сидит, довольный, а Соломин ему — «двойку»: ты не текст сыграл, ты меня повторил, как попугай!

— Ей эта, ассистент по подбору кадров, предложила прийти и попробоваться, а она так гордо заявляет: меня в сериал берут. Дура!

— Чего у Лильки не отберешь, так это — пластика, шарм, двигается, словно из балетного к нам пришла…

Сашенька подтолкнула дочь локтем:

— Знаешь, мне тоже так показалось. Она великолепно смотрится.

— Да, — вяло отозвалась Танька, — я согласна.

После перерыва Леха не появился, Таня, вытягивая шею, искала его глазами в проходах, но не заметить Леху было невозможно, и она перестала крутить головой.

В следующей одноактной пьесе у Лильки был небольшой, но блестящий выход, почти без текста, с крохотным куплетом, который она мило спела, пританцовывая. Ей аплодировали. Вообще аплодировали всем много и щедро, любую удачную реплику принимали на ура, иногда даже мешая действию. Танька к концу заразилась атмосферой всеобщего восхищения, какая бывает разве что на семейных спектаклях, и бурно хлопала, искоса поглядывая на мать. Та тоже хлопала, даже раскраснелась и казалась молоденькой девушкой, всего лишь чуть-чуть старше Таньки.

Когда экзамен закончился, вместе со всеми они вышли в вестибюль, несколько минут растерянно высматривали Леху, но его и здесь не оказалось. Прошла черноглазая дама, оживленно разговаривая с худощавым юношей, особенно часто срывавшим аплодисменты, кивнула Сашеньке и Таньке, как старым знакомым, и сделала жест, означающий, что она скоро освободится.

Танька начала испытывать легкое раздражение — ну что за номера! Исчез, слова не сказал, бросил их с мамой. Так не поступают. Она насупилась, закусила губу.