Вторая планета
Шрифт:
Потом мы обернулись в сторону джунглей. Отсюда, с этой высокой скалы, было видно, какие они бескрайние: сплошное зелёное море, только на самом горизонте краснеют горы.
— Далеко же нас занесло, — сказала тётя Павлина. — Ну, ничего: если хорошо будем идти, то завтра доберёмся до места… Как, ребятки, согласны?
Мы хмуро ответили, что согласны. А что ещё сделаешь? Не оставаться же на этой скале, пока с голоду не помрём!
Мне сразу же захотелось есть. Так захотелось, что хоть камни грызи.
И зачем я полетел за этим держи-деревом? Оно мне нужно было?
— Пошли! —
Легко сказать «пройти». Только мы спустились со скалы, только углубились в джунгли, как под ногами зачавкало болото. Вода ту, должно быть, не высыхала никогда, ноги всё время разъезжались в сырой глине, куда ни кинь взгляд — огромные стволы деревьев, поросшие мхом, обвитые лианами, в высоко наверху — сплошной полог, почти не пропускающий света. Душно, влажно, как в бане, воздух какой-то липкий, пропитанный гнилью. Я бреду и бреду, еле переставляя ноги, и всё у меня будто рыхлое: и голова, и руки, и грудь.
Жорке достаётся ещё больше. Он гораздо ниже меня ростом и часто бредёт в болоте по пояс.
А в животе аж бурчит — так хочется есть…
И чего я полетел на эту проклятую Венеру? Сидел бы сейчас за чистым столом, а Джек подавал бы обед…
При мысли о Джеке у меня аж слёзы на глаза навернулись — так стало себя жалко! И на Джека злость: сидит сейчас, небось, в чистой квартире, а ты тут меси болото.
— Привал! — объявляет тётя Павлина. — Пять километров уже одолели…
Ха, пять километров! Откуда она знает, что пять километров?
Смотрю на тётю Павлину уже со злостью: мне кажется, что она нарочно нас сюда затащила. Чтобы мы тут от голода мучились.
Тётя Павлина тем временем вытирает корень, который торчит из болота, приглашает:
— Садитесь, ребятки! Тут посуше.
— Не хочу! — мрачно отвечаю я.
Упрямо стою, хотя ноги просто подламываются.
— Не хочешь, как хочешь. А мы с Жорой посидим.
Теперь я уже злюсь на Жорку. Он сразу же примостился на корне. Глаза б мои на них не смотрели!..
— Ну, дальше двинули, — немного отдохнув, сказала тётя. — Уже недалеко.
«Ага, недалеко! Целых пять километров! Вам хорошо идти: вы посидели!..»
Понуро бреду за ними. И уже ничего вокруг не вижу. Появись сейчас держи-дерево — не обратил бы на него никакого внимания: попёр бы прямо на него.
— Поляна! — воскликнула тётя Павлина. — Ребятки, поляна!
Впереди и правда светлеет. И под ногами больше нет болота. Только мох и перепрелые веточки.
Высоко поднимая ноги, Жорка бежит на этот свет. Он всегда такой: только увидит что-то интересное, сразу забывает про усталость. Мы и дойти не успели, а он уже взобрался на дерево, растущее посреди поляны.
— Витька, лови! — И швыряет вниз длиннющие зелёные колбасы.
— Похоже на бананы, — говорит тётя Павлина. Поднимает метровую колбасу, нюхает, пробует сколупнуть твёрдую лоснящуюся шкурку. — Жора, их есть можно?
— Можно!
Примостившись на ветке, Жорка уплетает, только шкурки вниз летят.
— Ну, если можно есть… — И тётя решительно впивается в банан зубами.
А у меня сразу же — полный рот слюны. И спазмы в животе.
— Витя,
а ты чего?Поднимаю одну из колбас — ого, какая тяжеленная!
Бананы я уже не раз пробовал: на Земле, дома. Папа их очень любит, а мама терпеть не может: говорит, сырая картофелина и то вкуснее. Я же к бананам был просто равнодушен. А сейчас показалась, что ничего вкуснее не ел. Как ананас, только намного душистее. Мякоть нежная-нежная, так и тает во рту.
Умял почти всю «колбасу». А Жорка снова кричит сверху:
— Витька, лови ещё!
— Не хочу!
Я уже на них пересердился: и на Жорку, и на тётю Павлину. Они оба хорошие, это я просто так…
— Здесь и заночуем, — решает тётя Павлина.
Собрала все бананы, сложила в кучку под деревом.
— Рвите траву, ребятки!
Мы с Жоркой, который уже спустился с дерева, быстро нарвали травы, наносили целыми охапками. Тётя Павлина утоптала, получилась постель — лучше не бывает.
Улеглись рядком. Только сейчас почувствовал как сильно устал. Тело болит, мышцы сводит. Хочется спать, а заснуть не могу. Только глаза закрою, так вижу то болото, то воду. Тот бешеный поток.
Крутился, вертелся — лёг на спину.
Небо высокое-высокое и всё словно из серебра. Сияет — звёзд не видно. Я уже привык к нему, а поначалу было как-то не по себе. Гигантские деревья обступают поляну со всех сторон — нигде ни шороха. Всё вокруг словно вымерло. Да и кто в этих болотах жить станет?
Хотел спросить тётю Павлину, долго ли нам ещё выбираться, да и не почувствовал, как заснул.
Проснулся от того, что приснился пожар. Будто бы загорелся дом, тот, в котором живём на Земле. Выбежал на лоджию — огонь аж ревёт вокруг. Метнулся за махолётом, а он тоже в огне. Я от страха и проснулся.
Лежу с закрытыми глазами, а в веки вспышки так и бьют.
Неужели лес загорелся?
Сел, открыл глаза: лес не горит. Зато всё небо переливается огнями. Белые, красные, синие, жёлтые, зелёные — огни катились гигантскими волнами от края до края. Но вот волны словно бы осели, и на серебристом фоне появились ослепительные огненные столбы. Словно включил кто-то огромные прожектора. Столбы полыхали всё ярче и ярче, они то скрещивались, сливаясь, то снова расходились, и, наконец, пропали, и небо снова задёрнулось серебряным занавесом. Я уже подумал, что всё закончилось, когда из-за горизонта одна за другой поднялись огромные ярко освещённые шары. Медленно вращаясь, переливаясь всеми цветами радуги, они поднимались всё выше и выше, и я, не выдержав, разбудил тётю Павлину.
— Сияние, — сказала тётя Павлина: она восхищённо уставилась в небо. — Ради одного этого стоило забраться в джунгли.
— Посмотрите на деревья! — воскликнул Жорка, который тоже проснулся.
Неподвижные до тех пор деревья враз ожили, зашелестели листьями. Ветви медленно поднимались вверх. Деревья словно протягивали зелёные руки к небу, к светящимся шарам, которые плыли и плыли без остановки. Вот шары пропали, по небу снова покатились волны, и тогда весь лес, все деревья вокруг стали ритмично покачиваться: в одну сторону — в другую, в одну — в другую. Беззвучно и таинственно, лишь слышно было, как ритмично потрескивают ветви.