Вторая планета
Шрифт:
— Должно быть, оранги, позаимствовав фашистскую терминологию, решили сохранить некоторые слова неизменными, чтобы подчеркнуть их значимость. Как главнейших атрибутов фашизма… Но пока это лишь предположение. — Тётя Павлина терпеть не могла делать неподтверждённые выводы. — посмотрим.
В этой камере мы просидели два дня.
В первый день, под вечер, тётя Павлину потащили на допрос. Мы с Жоркой места себе не находили, ожидая её возвращения. Нам всё казалось, что её пытают, добиваясь признания в шпионаже. Увидев её в коридоре, мы так и кинулись к решётке. Тётя Павлина не была
— Знаете, с кем я только что разговаривала? — спросила она, как только за ней закрылась дверь. — Витя, с твоим папой!
Сердце у меня так и ёкнуло:
— С папой!.. Он тоже в тюрьме?..
— Нет, не в тюрьме… Угадайте, кто он сейчас такой?
Я терпеть не могу эту тётину привычку — чуть что, загадывать загадки! У меня аж слёзы навернулись на глаза!
— Ладно, скажу вам, раз вы такие недогадливые. — Тётя заметила, должно быть, моё состояние. — Твой, Витя, папа в этой стране большая шишка. Он личный историк самого фюрера.
— Историк?.. Фюрера?.. Ничего не понимаю!
— Оранга Третьего. Который правит в этих краях. Фюрера и полубога высшей расы.
— А кто тогда бог?
— Богом они провозгласили Гитлера. Того самого, памятник которому мы видели. А фюрер — его наместник на Венере, и обязательно должен иметь имя Оранг. Этот уже третий… Значит, перед ним было уже два.
— А как папа попал в историки? И почему они его не держат, как нас, в тюрьме?
— про это я расспросить не успела… Пока что можно только догадываться… Тот Оранг, должно быть, очень тщеславный тип, как, впрочем, и все тираны. Так что дознавшись, что папа — социолог-историк, да к тому же житель Земли, он его и назначил личным историком. Папа должен записывать всё, что тот Оранг говорит или делает, чтобы потом прославить его в веках…
— И папа согласился?
— А что ему оставалось делать?.. К тому же, у него не было выбора: или согласиться, или пожизненное заключение. А ведь это чудесная возможность изучить этих одичавших существ, которой и искал твой папа! — воскликнула тётя Павлина. Воскликнула с таким энтузиазмом, что я уже в который раз убедился: у тёти собственные взгляды на некоторые вещи и обстоятельства.
— А где мой папа?
Жорка! Увлекшись разговором, мы про него и забыли. А он стоит рядом и жалобно моргает.
— С твоим папой дело обстоит посложнее, — начала тётя Павлина: ей словно бы неловко было перед Жоркой. — Видишь ли, оранги провозгласили себя высшей расой, которая призвана править остальными. Вашу расу они считают низшей, расой рабов, полуживотных, которых нужно подчинить либо уничтожить…
— Они убили моего папу? — по своему понял это объяснения Жарка.
— Нет, твой папа живой! Но они не могли примириться с тем, что твой папа — известный учёный. Поэтому Витиному папе пришлось сказать, что твой папа — его слуга… Это, кстати, сам же твой папа и предложил, — поспешила добавить тётя Павлина, потому что Жоркино лицо скривилось в болезненной гримасе.
— А что будет со мной? — спросил Жорка так, что у меня сжалось сердце.
— С тобой тоже будет всё в порядке, — утешила его тётя Павлина. — Мы уже всё обмозговали с Витиным папой.
Только тебе придётся назваться моим слугой… Слугой ты, понятное дело, будешь только в глазах орангов, чтобы тебя не трогали. Так что ошейник пусть тебя не волнует…— Ошейник! — в один голов воскликнули мы.
— Без ошейника, к сожалению, тут обойтись нельзя, — вздохнула тётя Павлина. — По суровым законам этой страны первый же оранг, застукав Жору без ошейника, может казнить его на месте.
— А мой папа носит ошейник? — спросил вконец смущённый Жорка.
— Наверное… Хотя я точно не знаю. Но ти, Жора, должен быть выше этого. Ты должен всё время помнить, что для нас ты остаёшься тем, кем ты есть на самом деле… Будешь помнить?
— Буду, — грустно пообещал Жорка Я подошёл к нему, крепко обнял за плечи:
— Я всегда буду с тобой! И пусть попробует хоть один из этих поганцев тебя тронуть!
Жорка лишь невесело усмехнулся. Тётя Павлина же как-то даже обижено спросила:
— А почему вы не интересуетесь, что будет с нами?
— И правда, что они собираются с нами делать?
— Видете, если б тётя вам не напомнила, вы бы и не подумали… Папа сказал, что он немедленно пойдёт к Орангу Третьему и замолвит за меня слово. Скажет, что я — выдающийся генный инженер, что, собственно, соответствует истине, — добавила тётя с присущей ей скромностью.
— А разве оранги интересуются генной инженерией?
— Ещё как!.. Вы же, надеюсь, видели тех существ, которые работали на плантациях?
— Тех рабов в ошейниках?
— Да, рабов… Хотя их тяжело назвать рабами после того, про что я узнала от твоего, Витя, папы.
— А кто же они?
— Это скорее роботы из живых тканей. Запрограммированные на определённый вид трудовой деятельности. Одни из них садовники, другие — огородники, третьи работают на фермах. А есть и такие, что работают в промышленности или даже в сфере обслуживания: вся продукция изготовляется их руками. Есть ещё роботы-слуги, вы их уже видели, и ладе роботы-охотники. У них чутьё, к слову, не уступает собачьему.
— А что же тогда делают оранги?
— Они только присматривают за этими существами. Хотя, собственно, особенного присмотра и не нужно: эти существа запрограммированы так, что они просто не могут не работать. Лиши их привычного труда, и они тут же умрут.
— Да-а, — потрясённо сказал я. — Это хуже рабства. Рабы хотя бы восставали против своих рабовладельцев… Помните Спартака, тётя Павлина?
Она лишь кивнула головой: рассказ был ещё не окончен.
— Как вы думаете, где они берут столько этих существ?
— Выращивают на генных фабриках?
— Да, Жора, угадал. У них, оказывается, уже есть несколько десятков таких фабрик, а запланировано построить ещё больше.
— Зачем им столько? — удивился я. — Они здесь и не поместятся, такой толпой.
— Вот тут мы приближаемся к главному… Только смотрите — это величайшая тайна! Папа предупредил, что за её разглашение карают смертью. Так что не проговоритесь никому.
Мы горячо заверили тётю Павлину, что не проговоримся. Что мы, маленькие? К тому же, кому тут проговориться? Тем роботам, или орангам?