Вторая планета

Знаю. Видел не раз. Перелетает с ветки на ветку, словно птица.

— Ну, перелезешь… А дальше?

— А дальше проберусь на фабрику. И высыплю из мензурки в куб с физиологическим раствором. Там же охраны нет — охранники только снаружи!

Что правда, то правда. Я сам видел, когда мы ходили на фабрику.

— А ты найдёшь тот куб?

— Наёду! Он на втором этаже. Как идёшь по коридору, то вторая дверь направо.

Ну и память у Жорки! Я ни за что не запомнил бы.

Поговорили ещё. Про то, как было бы здорово, если бы и правда удалось насыпать. Тысяча агрессоров сразу — они не то что фабрику разнесут, а весь их города. Пусть бы оранги на собственной шкуре ощутили, что такое агрессия. Пусть бы попробовали! Сразу, наверное, забыли бы про мировое господство…

Высшая раса! Куда там!

Жорка так распалился, что хоть сразу беги за мензуркой. Но я его остудил:

— Ты что? Нам сейчас и шагу ступить не дадут. Надо подождать, пока не вернётся тётя Павлина.

— А если не вернётся?

— Вернётся! — аж закричал я на Жорку. — Слышишь, вернётся!

Жорка и обиделся. Надулся, на меня не смотрит. Ну и не смотри, раз такой. Раз тебе тёти Павлины не жалко. Ещё, видишь ли, ничего не известно, а он уже: не вернётся…

А потом пришла тётя Павлина. Я вспомнил я про разговор с Жоркой только тогда, когда она уже пошла спать. Потому и решил поговорить с ней про это уже утром.

Лёг и тут же заснул.

* * *

Проснулся я от того, что кто-то меня тормошил.

— Вить… Витя!..

Вскочил — какой-то тёмный призрак. Аж сердце заколотилось.

— Вить, это я… Жорка.

А чтоб тебе, так напугал!

— Ты чего? — спросил сердито: спать хотелось, аж глаза слипались.

— Витя, пошли.

— Куда?

— За мензуркой.

Тут я сразу всё и припомнил: весь наш вчерашний разговор.

— Ты что?!

А Жорка одно:

— Пошли, Витя, пошли!

— А может, в другой раз?

— Нельзя в другой — сейчас надо!

Я ещё немного почесал в затылке: так не хотелось из постели вылезать. И потом: кто его знает, удастся ли до той фабрики благополучно добраться. А если наткнёмся на патруль? Что тогда?..

— Ты, может, боишься?

— Я боюсь?.. Я?..

Вскочил с кровати, рубашку — р-раз! — штаны — р-раз!

— Пошли!.. Только если попадёмся, не пищать!

— Я не буду пищать!

Прокрались в тётин кабинет, нащупали в потёмках холодильник. У меня была ещё надежда, что тётя Павлина закрыла его на ключ, и тогда нам, хочешь не хочешь, придётся возвращаться в постели…

Не закрыла! Ещё и ключ торчит в замке! Ну и раззява же она!

Взял мензурку, закрыл холодильник.

Спустились по лестнице, вышли на улицу. Постояли, прислушиваясь. Тишина, ничто не шелохнётся. Дома стоят, будто немые, а небо так и переливается серебром. Ни единой тени, в случае чего негде будет спрятаться.

— По улицам нельзя, — говорит мне Жорка. — Пойдём дворами.

— А если кто проснётся и выглянет?

— Не выглянет… А по улицам патрули шастают…

Ну, дворам так дворами. Здесь и правда не так заметно: всюду деревья и тени под ними. Мы и перебегали — от дерева до дерева. А то и перелазили через каменные стены. Там и город кончился. Затаились под последним домом, а впереди — поле и фабрика. Огромный куб, обнесённые колючей проволокой.

— Вон дерево, видишь? — горячо шепчет Жорка мне в ухо.

— Где?

— Да вон!.. Правее смотри!..

И правда, растёт над самой оградой — как это его оранги до сих пор не срубили. Высоченное, кроной почти до стен фабрики достаёт.

— Залезешь?

— Залезу!.. Давай мензурку. Я пойду, а ты тут подожди.

Ага, чтоб я так товарища бросил! Нет, так у нас, Жора, не получится. Если мне и ждать, то только под деревом.

Жорка не стал спорить:

— Полезли?

— Полезли!

Опустились на локти, поползли. На небе ни единого облачка, и видно вокруг — не нужен и прожектор. А на вспаханном поле хоть бы один сорняк!

— Это они специально сделали, чтобы никто прокрасться не мог, — отдуваясь, шепчет Жорка.

Передохнули немножко — и снова вперёд. Пашне, казалось, конца-края не будет.

Ф-фу, наконец добрались! Легли под деревом, совершенно обессиленные. Хорошо, что здесь хоть тени немного есть, не так заметно, как на этой проклятой пашне.

— Вить, давай! — говорит Жорка, отдышавшись.

Взял мензурку, зажал в зубах.

— Жора, ты ж смотри, осторожнее! — Мне уже за него страшно. Уже и не рад, что согласился. Лежали бы сейчас в кроватях и горя бы не знали.

Жорка лишь головой кивнул. Потом примерился, ухватился за сук и сразу исчез в куще ветвей.

Заметил его уже над фабрикой. Чёрная фигура на фоне серой стены: застыла и не шевельнётся.

«Давай же, давай!» У меня аж кулаки от волнения стиснулись. А светло вокруг, а тишина — такая жуткая, что немеет затылок.

Наконец, Жорка двинулся. Дошёл до угла и снова прирос к стене.

«Ну что же ты!.. Давай!..»

А он обернулся в мою сторону да ещё и рукой махнул: всё, мол, в порядке. И лишь тогда свернул за угол.

Я лежал и боялся пошевелиться. Прислушивался…

Ничего не слышно… Ну, Жорка, молодчага!..

И только вот так обрадовался — раздался крик. Пронзил тишину, резанул ножом. Крик, топот и стон. Я так и вскочил, так и метнулся к проволоке. А там уже орали оранги, должно быть, охрана, потом завыла сирена. Всё вокруг вспыхнуло от света прожекторов, слепящие снопы стали ощупывать пашню, и она словно зашевелилась, загорбатилась.

Я упал на землю, прижался к пашне, а в уши бил Жоркин крик:

— Беги, Витька, беги!..

Его куда-то волокли, потому что голос становился всё тише и тише. Вот он совсем затих, и я остался один. Лежал и не шевелился, потому что прожекторы шарили и шарили, а повсюду метались всполошенные охранники. Несколько раз оранги пробегали мимо меня — так близко, что я мог бы схватить кого-то из них за ноги, но, к счастью, меня никто не заметил.

Вскоре сирена смолкла, погасли прожекторы.

Я полежал ещё немного и пополз прочь от фабрики.

Сколько полз — не помню. Лицо моё было мокро от слёз, а в ушах звенел отчаянный крик Жорки: «Беги, Витька, беги!» Он и в минуту опасности думал обо мне.