Вторая семья

– Мы не ругались, милый, - просто ответила я.
– Но вышло так, что… нам с твоим папой придется разойтись.

Вадим побледнел. Отодвинул тарелку с супом, оперся локтями на стол и опустил голову. Я с огромным трудом удержалась от того, чтобы не протянуть руку и не убрать непослушный светлый вихор, упавший ему на лоб.

– Почему так бывает?
– чуть дрогнувшим голосом спросил Вадик и поднял на меня серые глаза, в которых плескалась боль.

Да, он скрывал ее, я это видела. Но материнским сердцем чувствовала все.

– Потому что это жизнь, - подернула я плечами, и мне самой этот жест показался рваным, как у сломанной куклы на шарнирах.

– Но он все равно останется твоим папой, как бы то ни было.

Наверно, это была дежурная фраза, которую женщины говорят детям, когда сталкиваются с такой же ситуацией, как и у меня. Но я попросту не понимала, что Вадиму сказать еще. Вывалить на сына всю неприглядную правду? Сейчас я не была к этому готова. Не готова была причинить Вадиму ту боль, которую ощущала я сама, но которую мы с ним оба не заслужили.

– Понятно, - сказал сын.

Поднявшись из-за стола, сначала некоторое время стоял, глядя на меня сверху-вниз, словно думал, говорить мне что-то еще или нет.

– Спасибо, - добавил он.
– Я не хочу есть, прости, мама. Поеду тренироваться, скоро соревнования.

Останавливать его я не стала. До боли закусила губу, чтобы сосредоточиться на этих ощущениях и не расплакаться. Теперь это моя жизнь. В ней нет мужа, которого так любила и которому слепо доверяла. В нем больно моему самому родному человеку - сыну. И в нем я пока что буду не жить, а выживать.

К тому времени, когда Альбина привезла Вадима домой и отбыла по своим делам, дверной замок был поменян. Сын с тренировки приехал уставший, но, кажется, немного повеселевший. Хорошо, что у него имелось место, где он мог отвлечься от того, что происходило дома. И мне в самом обозримом будущем тоже нужно будет подумать о том, куда стану отправляться, чтобы поменять «картинку», состоящую из родных и любимых, но все же тесных стен дома. А именно - на работу.

Готовя ужин для нас с сыном, я прокручивала в голове воспоминания о том, как Антон каждый раз, когда я заговаривала о возможном трудоустройстве, буквально входил в ажитацию. Даже подработка или хобби, которое бы приносило небольшой доход, не рассматривались им, как занятие для меня.

«Я много работаю и у меня получается зарабатывать все больше. Мне просто нужен крепкий тыл в виде жены», - говорил он мне.

А я и верила в этот самый тыл. Доверяла ему и считала, что мы опора друг для друга. А выходит, я была ему лишь удобной домработницей, ко всему смотрящей в рот. Гадость.

Мы с Вадимом успели поужинать, не проронив при этом ни слова, когда случилось то, чего я ну никак не ожидала в столь, весьма поздний, час. Сначала в замок на входной двери кто-то попытался вставить ключ (хотя, конечно же, было ясно, кто именно), но когда и третья попытка не увенчалась успехом, раздался такой барабанный бой, что мне показалось, будто дом вот-вот рухнет.

– Милаааа! Открой!
– кричал муж, колотя в дверь со всей силой.

Я со страхом посмотрела на Вадима и увидела точно такой же, как и у меня, испуганный взгляд.

– Милааа! Вадик! Немедленно откройте! Иначе я за себя не ручаюсь!

Мы могли сделать вид, что нас нет дома, но черт бы все побрал! Почему я должна была в собственной квартире прятаться, словно преступница?

Вскочив, я устремилась в прихожую, но меня опередил сын. Он оттеснил меня в сторону и, предварительно взглянув в глазок, все же открыл отцу дверь.

Антон с сумкой в руках, видимо, совсем не ожидавший того, что откроет именно Вадим, замер на пороге. Сын - сделал то же самое. Он смотрел на отца и в его взгляде читалась такая растерянность, что мое сердце сжалось.

– Вы совсем, что ли?
– процедил Антон, входя в квартиру и отодвигая сына.
– Какого хрена ты поменяла замки?!

– Ты здесь больше не живешь!
– отчеканила я, складывая дрожащие руки на груди.

– Да ты что? Пока здесь есть мои вещи, я имею право приходить сюда, когда пожелаю!

– Значит, забирай оставшееся барахло и проваливай.

Взгляд Антона метнулся к Вадиму. Муж прищурился и, повернувшись ко мне, зло усмехнулся.

– Понятно. Будешь науськивать сына против отца. Черта с два я тебе это позволю, - процедил он.

Вихрем промчавшись в нашу с ним спальню, он начал бросать оставшиеся вещи в сумку, а я прислонилась к стене, потому что силы меня оставили.

– Мам… ты можешь мне рассказать, что вообще происходит?
– тихо выдавил из себя Вадим, и я вдруг увидела в нем не двенадцатилетнего подростка, а маленького мальчика, которым он все еще был.

Столько отчаяния, ужаса и растерянности слышалось в его голосе, что из глаз моих брызнули слезы. Зажмурившись, я замотала головой. Звуки, доносящиеся из спальни, стали еще громче.

Господи, хоть бы скорее муж собрал свои пожитки и ушел! Желательно навсегда.

– С тобой мы позже поговорим, - раздался голос Антона, когда он вышел из спальни. Муж обращался к Вадиму.
– И знай - далеко не все, что она говорит, правда.

Местоимение «она» резануло слух. Антон говорил обо мне так, словно я была пустым местом. 

Я не выдержала - подлетела к мужу и принялась колотить его и выпихивать из квартиры.

– Пошел к чертям! Пошел к своей Ане!
– орала я, нимало не думая о том, что меня слышит как минимум сын, как максимум - несколько десятков соседей.
– Иди к своей дряни!

– Заткнись! Заткнись, слышишь?

Антон схватил меня за плечи и с силой тряханул. Моя голова дернулась, и я вновь ощутила себя марионеткой. Всего на мгновение, когда наши взгляды встретились, мне почудилось, что я вижу в глазах мужа ту же боль, которую чувствую и я сама. Но очень быстро этот морок исчез.

– Я еще вернусь, - процедил он с угрозой, а потом развернулся и вышел, наконец, прочь.

12

На следующее утро сын вошел в кухню чернее тучи. Посмотрев на его осунувшееся лицо с тенями под глазами, я невольно вздрогнула. Сомнений не было - Вадик плакал. Но я прекрасно знала, что он никогда в этом не признается. Хотелось надеяться, что сын хотя бы спал этой ночью. Самое страшное - это если наши дрязги с Антоном будут отражаться на его успеваемости в школе и на занятиях хоккеем.