Вторая жена
Шрифт:
В спальню вошли портниха с ещё одной девушкой. Они, к слову, тоже были с покрытыми головами. Для меня это не было проблемой, более того — мне казалась эта традиция в чём-то правильной и целомудренной, пусть я с удовольствием и красовалась распущенными волосами до пояса, юбками повыше колена и голыми плечами. Что ж, двадцать семь лет — подходящий возраст, чтобы оставлять какие-то юношеские повадки в прошлом.
Глава XVI
С Маликом — братом Набиля, нас представили друг другу. Он был чуть пониже старшего, чуть поплотнее, в общем, не такой красавец, так
Мне разрешили произносить брачные клятвы на французском. Набиль переводил их мне, и я повторяла. Никаких обрядовых благовоний, горящих свечей, размахиваний руками. Настолько ничего не происходило, что я немного разочаровалась в произведённой церемонии. И это всё? Мы просто выслушали имама, кое-что повторяя за ним? А в какой момент Бог послал своё благословение и скрепил навсегда наши души? Я, естественно, не могла задать всех этих вопросов прямо в процессе, боясь нарушить ритуал и сделать его… недействительным? Если что-то пойдёт не так — всё придётся переделывать?
Набиль протянул мне открывающийся футляр, внутри которого лежали золотые цепочки, кольца, серьги, браслеты, так что от них слепило глаза.
— Что это? — удивилась я.
— Махр, — объяснил он, — дар мужчины своей жене. Обязательная часть брака.
— О! — немного подуспокоилась я, решив, что подарки в качестве пункта венчания не самая плохая замена длительным православным традициям. Здесь мужчина наглядно демонстрирует свою способность содержать семью, и у тех, кто не имеет достаточно денег, супруги может не быть. В восточных странах считается нормальным требовать от ухажёра состоятельности и обеспеченности, а у нас в России сразу назовут меркантильной или проституткой, которая не хочет «просто по любви». Любовь — это прекрасно, и её хотят все, но почему должны любить лентяев, лежебок, дураков, не способных устроиться на нормальную работу, алкашей, которые теряют её из-за запоев?
— Имам объявил нас мужем и женой, — улыбнулся Набиль. По мне прошлась тёплая, щекочущая волна. Мы посмотрели друг на друга по-новому, понимая, что теперь между нами не стоит никаких преград, и всё дозволено нам, всё доступно. Разве не хотела я его так же, как и он меня? Но принципы и понимание, что я хочу чего-то большего, помогли мне удержаться и не сдаться раньше.
— Поздравляю, — сказал Малик. — Элен, теперь ты моя сестра?
— Видимо… — поднявшись вслед за Набилем, я ждала дальнейших указаний. Он расправил свою джеллабу и пригласил рукой вперёд:
— Отметим! Нужно поужинать, — но, прежде чем пойти, он стал благодарить по-арабски имама, пожал ему ладонь и проводил немного к выходу, где того перехватил Мустафа.
— Не удивлён, что брат потерял голову, — развеял молчание Малик, — ты очень красивая, Элен.
— Спасибо. А ты… женат?
— Нет. Пока ещё — нет, — он подмигнул, — если бы встретил тебя раньше Набиля, возможно, тоже бы женился?
Я смущённо засмеялась:
— Если бы у тебя хватило такой же настойчивости!
— О, это верно, брат пошёл в отца, в отличие от меня, — не самое лучше сравнение,
если верить слухам, но я постаралась принять это за комплимент, — никогда не перед чем не сдаётся и берёт всё, что захотел.Набиль вернулся к нам. Я ждала, что он возьмёт меня за руку, даже жест по направлению к нему сделала, но он не взял. Вообще, я заметила, при других мужчинах он весь сковывался и не делал того, что свободно позволял себе во Франции.
Мы сели за стол, и братья налили себе немного красного вина.
— Я думала, что вы не пьёте, — для меня это не то, чтобы открытием стало, просто Набиль не пил при мне до этого, и я приняла за данность, что он воздерживается так же, как и я.
— В такой день можно, — улыбнулся мой… муж. Предстоит привыкнуть называть его так! — Ты не будешь?
— Нет-нет, я не буду всё равно, — щеки невольно покраснели. И от предвкушения предстоящего, и от только что пережитого. — А как «муж» будет по-арабски?
— Сайид, — бросил Малик и засмеялся. Набиль хохотнул и, покачав головой, ответил:
— Завж.
— Почему вы засмеялись? Что такое «сайид»?
— Малик предложил тебе называть меня «повелитель».
— А что? — пожал плечами тот. — У нас нередко так обращаются к главам семьи. И жёны в том числе.
— Не пугайте меня, во Франции Набиль вёл себя по-европейски, не станет же он меня тут переучивать и закабалять?
Мы с ним встретились глазами. Он красиво повёл бровью, отпив вино:
— А ты будешь против?
— Ну… смотря на сколько далеко это зайдёт, — игриво парировала я.
— Я не тиран.
— О, да! — хмыкнул Малик. — Ты? Нет…
— Ну, хорошо, иногда я бываю чрезмерно требователен.
Мне вспомнилось, как задёргались его желваки тогда в гостинице, после чего он уехал без звонков и сообщений. И как попытался он насилу расстегнуть на мне блузку. Но я же смогла с этим справиться? Набиль пылкий, как и положено его горячей южной крови, но не настолько самодур, чтобы не считаться с другими людьми.
Есть особенно не хотелось и, посидев где-то полчаса за столом, мы простились с Маликом. Ответственный момент подступал всё ближе. Я осталась одна с Набилем. Если не считать слуг, конечно, но они тоже словно растворились.
— Идём? — теперь взял мою ладонь в свою он и, не сопротивляющуюся, а, напротив, готовую идти за ним хоть на край света, повёл меня на второй этаж. В нашу спальню.
Я ахнула, переступив порог. Вот уж где свечей горело достаточно! Они обрамляли по полу брачное ложе, обсыпанное лепестками роз. От них исходил жар, но он ничего не портил. Сотня маленьких огоньков олицетворяла пламя страсти, разгоревшееся в наших сердцах.
— Когда… это всё успели сделать?!
— Я распорядился всё устроить, пока мы были внизу, — Набиль подошёл ко мне и развернул на себя. Я положила руки ему на грудь. Стояла бы так вечно. — Не боишься?
— Чего? Тебя? — улыбнулась я.
— И того, что должно случиться.
— Немного страшно… Но я готова.
— Аллах велит быть нежным и осторожным с девственными жёнами, — снял он с меня головной убор, очень интересный, марокканский, а за ним стянул платок, покрывавший волосы, — я постараюсь укротить своё нетерпение.
— То есть… Коран даже интимную жизнь регламентирует? — подивилась я. Набиль призадумался и, будто бы не вспомнив больше ничего, хохотнул:
— Не в нюансах.