Вторая жизнь Арсения Коренева

Ладно, к чёрту сомнения! Как говорится, взялся за гуж… Я сосредоточился, мысленно сканируя печень лежащего перед мной человека. Да уж, действительно, цирроз порядком оккупировал жизненно важный орган. Фиброзная ткань почти на треть заменила здоровую. Тут же и у меня в правом боку слегка потяжелело. М-да, идёт отдача…

Так, а ведь нужно что-то говорить, а то что это за внушение без слов? Сам же только что рассказывал о силе слова, несущего определённый код. А что говорить-то? Если бы я метод Довженко изучал подробно, а то ведь так, по верхам, всё-таки не моя спецификация — лечить алкоголиков и наркоманов.

— Алкоголь — это зло, — начал я монотонно бубнить первое, что пришло мне в голову. — Он несёт преждевременную смерть. Я даю установку твоему организму: отныне он будет отторгать спиртные напитки. Даже рюмка водки приведёт к тяжёлой интоксикации. Ты не будешь испытывать никакого удовольствия от употребления алкоголя, ты не будешь пьянеть, тебя будет выворачивать наизнанку, ты осознаешь, что пить — значит, убивать себя. В жизни много радостей и без алкоголя. Достойная работа, счастливая семья, светлое будущее — всё это ты можешь обрести, отказавшись от алкоголя.

А тем временем я делал свою работу. Светящиеся нити проникли в печень, и мысленно я дал команду активировать фермент алкольгодегидроденаза, превращающего этиловый спирт в альдегид. Высокая концентрация ацетальдегида в крови должна вызвать неприятные симптомы, включая тошноту. Это будто бы я ввожу человеку препарат дисульфирам, который блокирует активность ALDH — действие лекарства имитирует генетически предопределенную непереносимость алкоголя.

Что там происходило внутри клеток печени — я понятия не имел. Оставалось лишь верить, что мои мысленные команды выполняются и идёт процесс выделения нужного фермента. Опять же, я чувствовал, как расходуется моя энергия, но расходовалась она пока не критично. И по традиции время для меня перестало существовать, превратившись в кисель. Мы это уже проходили, вот только, кажется, я перестал бубнить про вред алкоголя… Да и гипноза как такового не было, человек просто лежал, закрыв глаза. Это ерунда, это всё фон, декорации, успокаивал я себя, главное — повысится уровень фермента до нужной цифры или нет.

В какой-то момент я увидел, что «паутинки» стали меркнуть и вскоре исчезли. В голове чуть слышно тренькнуло, будто бы в соседней комнате сидела машинистка, и каретка её пишущей машинки дошла до крайней позиции, после чего вернулась в исходное положение. Что ж, судя по всему, процесс закончен. Оставался один вопрос — насколько моя попытка была удачной? И ответ мы скоро получим.

— Открывайте глаза.

И сам открыл. Филимонов лежал, вытянув руки вдоль туловища, глядя в потолок, затем ладонь правой приложил к боку.

— Тепло, что ли… Непонятно. Чё, можно вставать?

— Сначала присядьте, не нужно резко вставать, — сказал я, и сам не спеша подниматься, приходя в себя после сеанса. Вроде бы не так и много энергии потратил, но всё равно в ушах слегка шумело.

Филимонов сел, с глуповатый ухмылкой поглядывая в зал. А я медленно встал, прислушиваясь к собственным ощущениям. Чуть поташнивало, голова слегка кружилась, была небольшая слабость, на лбу выступила испарина, но в целом не критично. Хотел поднят бутылку и налить Кирюхе стакан, но опасался, что мелкий тремор моих пальцев будет заметен, не расплескать бы. Потому сказал:

— А теперь, товарищ Филимонов, налейте себе стакан своей горилки и попробуйте выпить.

— Да с моим превеликим удовольствием, — осклабился тот.

Недрогнувшей рукой взял бутылку, налил стакан до краёв под крик с задних рядов: «Кирюха, нам-то оставь!», после чего не спеша, но за один присест влил в себя содержимое стакана. Удовлетворённо крякнул, не став закусывать припасённым бутербродом, просто занюхал рукавом давно не стиранной рубашки.

Посмотрел на меня, ухмыльнулся:

— Ну чё, дохтур, хорошо пошла роди…

Фраза оборвалась на полуслове. Филимонов побледнел, затем резко позеленел, раскрыл рот, как выброшенная на берег рыба, и так же по рыбьи выпучил глаза… Я успел подставить ведро, в которое Кирюха с рёвом тут же и выблевал содержимое своего желудка.

У меня будто камень с плеч свалился. Фу-ух, получилось! А то я уж было начал сомневаться в успехе предприятия. Не хотелось стать посмешищем для всего Куракино.

Филимонов под гомон зала блевал с минуту. Когда стало ясно, что его желудок пуст, и уже даже желчь не идёт, я взял ведро и отдал его стоявшей за боковой кулисой техничке, а сам вернулся на сцену. Чувствовал я себя уже получше, чем сразу после сеанса.

— Ну как вы, товарищ Филимонов, себя чувствуете? Тянет выпить?

— Бля, — выдавил из себя всё ещё зелёный Кирюха. — Чё-то херово мне. Ты чего наделал, дохтур?!

— А что я наделал? Как и обещал, закодировал вас от пьянства. Так тянет вас выпить или как?

Он задумался на несколько секунд, видимо, прислушиваясь к своим ощущениям, затем повернул ко мне искажённое страдальческой гримасой лицо:

— Сука, не тянет! Первый раз со мной такое. Как только подумаю — хреново становится. Ты зачем… Ты на хера это сделал?!

— Так ведь вы же сами согласились!

— Сам, сам согласился, — закричали из зала.

Я повернулся к зрителям.

— Товарищи, только что вы стали свидетелями успешного сеанса исцеления от алкогольной зависимости. Собственно, что обещал — то и сделал. Отныне товарищ Филимонов не прикоснётся к спиртному и станет, надеюсь, полноценным членом общества.

Раздался сначала один хлопок, затем второй, и вот уже мне аплодировал весь зал. Байбаков даже встал, а следом за ним поднялись и другие. Чувствовал я себя крайне смущённо, однако улыбался, приложив руку к груди, кланялся, как какой-нибудь артист, только что исполнивший сложную арию. А Кирюха с несчастным видом сидел на лавке, обхватив голову руками. Да уж, представляю, как ему, бедняге, тяжело приходится. Ну ничего, зато существование его станет более светлым, насыщенным и многогранным. Собутыльники от него отвернутся, обзаведётся знакомствами с порядочными людьми, устроится на нормальную работу… Во всяком случае, хотелось во всё это верить. Мне казалось, что у Филимонова не останется другого выхода, как изменить свою жизнь в лучшую сторону.

На сцену вышел директор ДК Кузькин. Тоже поаплодировал влёгкую, затем громко обратился к зрителям:

— Товарищи! — аплодисменты стали стихать. — Товарищи! Мы все с огромным удовольствием прослушали лекцию о вреде алкоголизма и, более того, увидели, как словом можно заставить человека исцелиться от этого страшного недуга. А сейчас мы уберём всё со сцены…

Он посмотрел за кулису, и оттуда выскочил тот же чернорабочий, что таскал на сцену плакат, стул, скамейку и ведро. На этот раз он всё проделал в обратном порядке.

— И теперь, дорогие друзья, мы наконец-то посмотрим фильм индийских кинематографистов «Зита и Гита».

Я вышел за кулису, снял плакат и скатал в рулон. Попросил за ним приглядеть, а сам спустился в зал, прошёл под охи и ахи зрителей на своё место. Евдокия смотрела на меня широко раскрытыми глазами.

— Неплохая лекция получилась? — спросил я её, чтобы вывести из ступора.

— Вот это да! — выдохнула она. — Когда в техникуме училась, с девочками ходили в цирк, там иллюзионист выступал, вот он что-то вроде такого показывал — усыплял людей и те выполняли его команды.