Второе сердце

Дня через два, дождавшись после окончания работы возвращения в контору топографов, он дал им время занести инструмент в кладовую, сгреб разложенные на столе бумаги в ящик, запер камералку и вышел на крыльцо. Теодолита и парнишки во дворе уже не было, с Валентиной о чем-то разговаривала у калитки Вера Ивановна.

— А вот и тот, который не чета твоим сбежавшим кавалерам, Валечка!.. Семен Сергеевич, не окажете ли вы любезность — прогуляться с двумя молодыми-симпатичными, прошвырнуться — извините за вульгарность — по нашему «бродвею»? Говорят, в универмаг немецкие купальники привезли. Плавательный сезон пора открывать, а мы с Валюшей — без спортивной формы.

Он нерешительно развел руками.

— Обещаем непосредственно к покупке вас не привлекать. Помочь в примерке, я думаю, вы не отказались бы, но примеривать такие вещички не полагается, увы… Двинулись?

«А кумушка-то слов на ветер не бросает…» Когда они вышли из универмага, Вера Ивановна вспомнила, что должна срочно забежать к живущим поблизости знакомым и, милостиво кивнув, моментально сгинула с глаз долой.

Площадь, она же — центр города-поселка, пульсировала, принимая потоки закончивших трудовой день людей по одним улицам и выталкивая их в другие, покружив предварительно в бестолковом, на первый взгляд, круговороте. Зажав под мышкой пакет, Валентина безучастно смотрела на торопящихся по делам и по домам сограждан.

— Может, в кино сходим? — предложил он, кивая на стоящие рядом щиты рекламы.

— Я смотрела…

Она медленно пошла по скрипучим доскам тротуара в направлении автобусной остановки.

— А в кафе не хотите посидеть, Валя?

— Как-нибудь в другой раз. Мне, в общем-то, домой надо.

— Я провожу вас…

— Проводите. Только живу я не очень близко, в самом конце Пустошки… Ой, как раз мой автобус! Повезло сегодня!

Пустошкой прозывалась дальняя окраина поселка — по-деревенски вольготно растянувшаяся улица, за последними домами которой начинался лес. Автобус делал кольцо на площади возле пожарной каланчи, примерно с полкилометра не довозя до высокой стены сосен.

— Ну, я приехала! — Валентина поднялась с сиденья. — А вы, Семен Сергеевич, не выходите — на этом же и возвращайтесь… Нет, нет, дальше я одна! Уезжайте, пожалуйста! До завтра! — И она выскочила наружу.

Всю дорогу сюда, как и тогда — на катере, они промолчали, и сейчас, в идущем назад автобусе, он ругал себя последними словами. Он же умел, очень даже неплохо умел, что называется, «пудрить мозги»! Когда на него находило — завзятые остряки и краснобаи любой компании сникали на глазах, отдавая ему пальму первенства, и молчаливо надирались по углам… Все не сказанное им Валентине слышалось теперь словно с магнитофонной ленты, перетекающей с одной воображаемой бобины на другую. Что же ему помешало нажать клавишу пуска раньше?.. Слава богу, Спящая Красавица не видела его беспомощности в благоприятнейшей обстановке, которую она так обдуманно для них с Валентиной организовала! Не видела и никогда не узнает…

Теперь он каждый день старался проводить Валентину после работы, и, когда это ему почему-либо не удавалось, вечер казался потраченным впустую. В такие вечера он вспоминал все, о чем они говорили в прошлый раз, и неторопливо «прокручивал на бобинах» то, что бы сказал ей сегодня.

Лишь на пятом или шестом провожании она согласилась пойти в кино — благо, на площади сменили рекламу: афишу, висевшую на щите «скоро», перевесили на щит «сегодня».

Билеты достали на восьмичасовой сеанс, после сеанса долго ждали на остановке и у пожарной каланчи оказались около одиннадцати, но Валентина, как и обычно, отправила его назад тем же автобусом.

— Не сердитесь и не волнуйтесь, Сеня! Во-первых, смотрите, как еще светло, а во-вторых, мне тут совсем близко. До завтра!

Спящая Красавица при очередном совместном перекуре на скамейке крыльца, куда они на лето перенесли «курилку», промурлыкала, жмурясь на солнце:

— Очень уж вы откровенно ведете себя, Семен Сергеевич! С моей, конечно, легкой руки… признаю… Но для приличия вам бы лучше завуалировать свои отношения!

— Зачем же, Вера Ивановна? Не умею я этого и не хочу, и… действительно — зачем?!

— В таких делах должна быть хоть маленькая, но тайна, обязательно — тайна! Таинственность обостряет восприятие даже самых простых, самых банальных вещей. А так… — Она потупила глаза. — Того и гляди, однажды утром вы встретите всех нас вот на этих ступеньках и торжественно объявите о своей предстоящей женитьбе!

— Ну, Вера Ивановна, до женитьбы еще далеко…

— Ага! Но, надо полагать, такой вариант не исключается?

— Я хотел сказать, что нет пока никаких оснований и разговор подобный заводить.

— Конечно, конечно! — Она бросила окурок в урну и встала. — И все-таки подумайте над моими словами относительно таинственности…

— Да нечего мне таить! Я ничего не ворую.

— Не воруете… Мы, Семен Сергеевич, порой берем, сами не зная — что да чье! Это я — к слову… Когда дойдет дело до свадьбы — не забудьте: все началось с моей легкой руки! — И она, подмигнув, величественно удалилась.

Поселок изнывал от июньской жары, задыхался пылью, поднимаемой автомобилями и мотоциклами, мечтал о дожде.

В камералке с утра стояла такая духота, что даже курить не тянуло. К полудню рубаха бывала насквозь мокрой; от прикосновения постоянно влажных рук расползалась тушь на кальках, чернила на исписанных страницах.

Он старался почаще выезжать на участок: у воды всегда прохладней. И после работы они с Валентиной прежде всего шли к реке, на пристань Фединой флотилии: с причала было удобней купаться — и раздеваться-одеваться, и нырять, сразу уходя в прохладную глубину, и лежать на отполированных водой и временем досках, обсыхая.

Валентине захотелось обновить купленный за компанию со Спящей Красавицей купальник. Для женщины обновить — не значит только впервые надеть: обновить — это еще (а чаще — прежде всего) показаться на людях, посмотреть, как посмотрят на обновку другие… И в воскресенье они отправились на «культурный» пляж.

Недалеко от дебаркадера, к которому пришвартовывались рейсовые пароходы, река, потревоженная ведущимися выше по течению земляными работами, отступила от берега, обнажив плесы чистейшего песка, образовав затоны, соединенные между собой узкими неторопливыми протоками. Здесь были оборудованы кабинки для переодевания, поставлены лежаки под зонтами, скамейки; по выходным дням работники сферы общественного питания бойко торговали пирожками, лимонадом, печеньем, бутербродами и еще кое-чем по мелочи. Семечками, вареными початками кукурузы, солеными огурчиками, картошкой в мундирах промышлял частный сектор в образе старушек с большими продуктовыми сумками.

Он лежал рядом с Валентиной у большого гранитного валуна, устав лузгать подсолнухи и рассказывать бородатые анекдоты студенческих лет. Купальник оказался ей в самую пору и очень шел, но слова, сказанные им по этому поводу, она выслушала равнодушно и невесело махнула рукой:

— Уже пятая…

— Что — пятая?

— Вон — пятая уже идет в таком же!

История!.. А он и внимания не обратил на столь огорчительный для любой женщины факт, хотя все время смотрел по сторонам, стараясь — поменьше на Валентину: в заграничном нейлоне она казалась ему совершенно обнаженной, особенно не успев обсохнуть после купания… Он окинул взглядом «пятую» — пятая выглядела вполне благопристойно: оптический обман в отношении ее не сработал.