Второе Установление
Шрифт:
Ученик покачал головой и безнадежно произнес:
— Никакого!
— Что ж, неудивительно. Тогда послушайте меня, молодой человек. Разработана определенная методика действий, и мы следуем ей уже десять лет. Это необычный курс; но мы вынуждены его придерживаться. Он включает малые вероятности, опасные предположения… Временами нам даже приходится принимать в расчет индивидуальные реакции, поскольку это единственное, что оставалось, а вы ведь хорошо знаете, что психостатистика по самой своей природе не имеет смысла, будучи приложена к количеству людей, меньшему, нежели население
— И нам сопутствует успех? — выдохнул Ученик.
— Пока этого утверждать невозможно. Пока мы удерживаем ситуацию в состоянии стабильности, — но, впервые за всю свою историю, План может быть уничтожен неожиданными действиями одного индивида. Мы подправили до нужного состояния рассудки минимального числа посторонних лиц; мы имеем своих агентов — но их действия запланированы заранее. Они не рискнут импровизировать. Для вас это должно быть очевидным. И я не буду скрывать самого худшего: если мы будем обнаружены здесь, в этом мире, будет уничтожен не только План, но и мы сами — я хочу сказать, физически уничтожены. Так что, как видите, наше решение не так уж идеально.
— Но то немногое, что вы описали, звучит вообще не как решение, а как отчаянная попытка угадать его.
— Нет. Скажем лучше, разумная попытка угадать.
— Когда же наступит кризис, Спикер? Когда мы будем знать, добились ли мы успеха?
— Без сомнения, до конца текущего года.
Подумав, Ученик кивнул и пожал Спикеру руку.
— Что ж, узнать все это было полезно.
Он круто повернулся и ушел.
Первый Спикер молча смотрел из постепенно приобретающего прозрачность окна, мимо огромных строений, на спокойные, теснящиеся звезды.
Год пройдет быстро. Будет ли кто-либо из них, кто-либо из наследников Селдона, жив к тому времени?
11. Безбилетница
Прошло чуть более месяца, и можно было утверждать, что лето началось по-настоящему. То есть началось в том смысле, что Хомир Мунн написал финансовый отчет за год, проследил, как библиотекарь, присланный ему на замену правительством, разбирается во всех тонкостях библиотечного дела — к примеру, человек, назначенный в прошлом году, никуда не годился, — и провел необходимую подготовку к тому, чтобы его маленькая яхта «Юнимара», названная так в память о нежном и таинственном эпизоде двадцатилетней давности, была извлечена из опутавшей ее за зиму паутины.
Покидая Терминус, он был сердит и расстроен. Никто не провожал его в космопорту. Так бывало и в прошлом, а значит, проводы выглядели бы ненатурально. Мунн отлично знал, что необходимо сделать все, чтобы данное его путешествие никоим образом не отличалось от предпринятых в прошлом, и все же в нем бродило смутное негодование. Он, Хомир Мунн, рискует своей головой, совершая отчаянные, из ряда вон выходящие подвиги — и при этом должен лететь в одиночестве.
По крайней мере, так он полагал.
Но именно ввиду ошибочности его мнения следующий день был отмечен смятением в равной степени и на борту «Юнимары» и в загородном доме доктора Дарелла.
Вначале, если придерживаться точного хода событий, смятение поразило дом
доктора Дарелла при непосредственном участии служанки Поли, месячный отпуск которой ушел к этому времени в далекое прошлое. Она сбежала по лестнице взбудораженная и едва способная связать пару слов.Добрый доктор усадил ее, и Поли, тщетно пытаясь облечь свои эмоции в членораздельную речь, в итоге протянула ему листок бумаги и какой-то небольшой кубический предмет. Он недоуменно взял их и спросил:
— Что случилось, Поли?
— Она исчезла, доктор.
— Кто исчез?
— Аркадия!
— То есть как исчезла? Куда исчезла? О чем вы говорите?
Поли топнула ногой.
— Я не знаю. Она исчезла вместе с чемоданчиком и кое-чем из одежды, а осталось вот это письмо. Почему вместо того, чтобы прочесть письмо, вы стоите как истукан? Ох уж эти мужчины!
Доктор Дарелл пожал плечами и раскрыл конверт. Письмо было кратким. За исключением угловатой подписи «Аркади», листок был исписан изящным и плавным почерком транскрибера: «Дорогой папочка!
У меня разорвалось бы сердце, если бы мне пришлось прощаться с тобой лично. Я могла бы расплакаться как маленькая девочка, и ты бы меня стыдился. Поэтому я пишу это письмо, вместо того, чтобы прямо сказать, как мне будет недоставать тебя, несмотря на такие великолепные летние каникулы с дядей Хомиром.
Я буду следить за собой и вернусь домой через непродолжительное время. Кстати, оставляю тебе кое-что из моего имущества. Теперь им можешь воспользоваться ты.
Твоя любящая дочь Аркади.»
Доктор перечел письмо несколько раз, и выражение на его лице становилось все более и более недоуменным. Он сдавленно спросил:
— Вы это читали, Поли?
Поли немедленно перешла к обороне:
— Меня в этом никак нельзя винить, доктор. На конверте было написано «Поли», и я никак не могла бы догадаться, что внутри лежит письмо, адресованное вам. Я не лезу в чужие дела, доктор, и за все эти годы…
Дарелл успокаивающе поднял руку.
— Хорошо, хорошо, Поли. Это неважно. Я просто хотел убедиться, что вы понимаете все происходящее.
Он быстро прикидывал в уме. Не стоило советовать ей забыть обо всем. Учитывая, с каким врагом они имели дело, само понятие «забыть» теряло смысл; совет же, подчеркнув важность события, привел бы к противоположному результату. Вместо этого он сказал:
— Она девочка необычная, вы же знаете. Очень романтическая. С того самого момента, как мы решили устроить для нее космическое путешествие этим летом, она чрезвычайно волновалась.
— А почему никто не сказал об этом космическом путешествии мне?
— Мы договаривались о нем, пока вы были в отъезде, а потом просто забыли. Ничего особенного тут нет.
— Ничего особенного, как же! Бедная цыпочка уехала с одним чемоданчиком, без приличной одежды, одна-одинешенька. Как долго ее не будет?
— Поли, вам совершенно не нужно беспокоиться. На корабле для нее приготовлена куча одежды. Все заранее обговорено. Не скажете ли теперь господину Антору, что я хотел бы его увидеть? О да, кстати: это и есть тот предмет, который для меня оставила Аркадия?