Второй фронт

— Попроси товарищей зайти в другой раз, я с заданием Сталина.

Сидевшие в кабинете поднялись и поспешно удалились.

— Ну что, Шубов? Почему ты до сих пор не уехал на Алтай?

— Во-первых, не было приказа о моем назначении; во-вторых, не мог же я бросить завод, который готовится выпускать танки. Раздевайтесь, присаживайтесь, Александр Борисович, я вам расскажу, что мы тут уже сделали.

Васин снял кожанку, повесил ее в большой шкаф, туда же положил фуражку и, глядя на высокого Шубова, приподняв голову, сказал небрежно:

— Что ты тут делал, я знаю. Но мне совершенно неизвестно, отправляешь ли ты на Алтай специалистов по тракторам и собираешься ли ехать сам?

— Списки имеются… И туда уехал главный инженер Серегин. Что касается меня лично — думаю, что я был бы полезней здесь. Лучше меня никто не знает завод.

— Послушай, Шубов, — резко, металлическим голосом заговорил Васин, — заводу не нужны два директора. А мне не нужны командиры. Я привык командовать сам.

— Я мог бы…

— Что?.. Ты мог бы делать танки?

— Ну, не совсем танки, но кое-что другое мог бы. Я мог бы быть коммерческим директором.

— Здесь не будет никакой коммерции. И не будет такой должности. Пока еще не поздно, я советую тебе, Шубов, ехать на Алтай. Там пересидишь войну, а потом вернешься…

— Не знаю… Я должен еще поговорить с Парышевым.

Васин поднялся и, обойдя стол, спросил:

— Где ключи от сейфа?

— Они тут, в столе…

— Дай сюда!

— Но я еще не получил приказа наркома.

Васин засунул в карман руку и, достав хрустящую бумажку, развернул ее перед носом директора.

— Вот мандат ГКО, подписанный Сталиным… Ключи и печать! Живо!

Шубов выдвинул ящик стола, Васин взял ключи, подбросил их на ладони и, сев в директорское кресло, нажал кнопку. Вошла секретарь Матильда Аркадьевна.

— Вы звали, Семен Семенович?

— Я звал! — сверкнул глазами Васин. — Принесите печать!

— Слушаюсь! — упавшим голосом сказала Матильда и тотчас принесла печать.

— Можете идти! — крикнул Васин.

Когда Матильда вышла, он повернулся в кресле к стоящему в растерянности Шубову:

— Все, Шубов! Все! С сегодняшнего дня здесь командую я! При первом же разговоре с Парышевым я скажу ему, что ты уехал на Алтай. Приказ пришлют туда. Сразу забирай семью и всех, кто тебе нужен. Когда соберешься — зайди! Я дам машину…

Глава одиннадцатая

1

Татьяна вернулась из Нижнего Усула на четвертые сутки вечером, когда домашние собирались ужинать. Она радостно обняла открывшую дверь мать, приласкала бросившихся в переднюю Вадика и Федьку, подарив им по книжке с картинками. Раздевшись, вымыла руки и, наскоро причесавшись, вошла в столовую, поцеловалась с женщинами, поздоровалась за руку со свекром.

— С праздником, дочка! Садись ужинать! — сказал Гаврила Никонович и, заметив, что Татьяна вернулась оживленная и повеселевшая, подумал: «Если был бы дома Егорша, он бы не пустил ее разъезжать».

Татьяна уселась на свое место рядом с Вадиком.

— Ну что, Таня? Как съездила? — спросила Зинаида, тоже заметив перемену в ее лице и настроении.

— Спасибо, хорошо! Побывала в институте у Патона. Они работают над автоматической сваркой брони. Уже есть успехи. Обещаются приехать к нам, как только сделают аппарат.

— А сколько вас ездило? — спросил Гаврила Никонович, которого не оставляла мысль, что Татьяну не стоило отпускать.

— Четверо. Трое инженеров и я.

Гаврила Никонович кашлянул в кулак и ничего не сказал…

— Писем не было? — спросила Татьяна после некоторого молчания.

— Нет, не было… — ответил Гаврила Никонович, несколько успокоенный тем, что она вспомнила о Егоре, и, помедлив, добавил: — Но есть новости поважнее. Прибыл первый эшелон с североградскими рабочими. И среди них — Егор!

— Неужели? — радостно воскликнула Татьяна. — А где же он?

— Пока в карантине… Выпустят через неделю.

— А где карантин? — вскочила Татьяна. — Я поеду! Может, увижу его…

— Сиди, сиди, дочка. Держат их за забором. И близко никого не подпускают. Боятся тифозных.

— Что же говорят? Как они доехали?

— Еле живы! — вот что говорят. Всех держат на питательном режиме.

Попив чаю, Татьяна сразу же пошла укладывать Вадика. Как было заведено, принялась ему рассказывать «историю» о том, как видела горы и на скале большого медведя. Но, рассказывая, она все время сбивалась, путала — была переполнена волновавшими ее мыслями…

Когда Вадик уснул, мать еще была на кухне, помогала Варваре Семеновне перемывать посуду. Татьяна быстро разделась, юркнула под одеяло, сомкнула веки: «Что же такое со мной происходит? Приехал Егор, а я словно бы и не радуюсь… Странно… Если бы это случилось неделей раньше — я бы прыгала от счастья. Очевидно бы, сразу полетела в карантин, чтоб его увидеть хоть издали. А сейчас я в каком-то недоумении… Вроде и не рада совсем… Неужели влюбилась в Колесникова?.. Конечно, он такой импозантный. И, безусловно, немного увлекся… Правда, там, в институте, и не взглянул на меня. Держался так, словно никакого объяснения не было. И домой уехал раньше, оставив меня с этими инженерами-молчунами. Конечно, у него важные дела, я понимаю… но, думается, нарочно уехал раньше, чтоб дать мне почувствовать… чтоб заставить меня поволноваться… Он горд и знает себе цену… Да, это — мужчина! И положение, и авторитет, и внешность, и все другие качества… Но ведь и я не девочка. Как же я могла позволить себе увлечься? Ведь у меня муж, и очень хороший муж, которого я не видела целую вечность… У меня Вадик и мама. И я же была счастлива…»

Она стала вспоминать те немногие счастливые дни в Малине.

«Странно… Что же со мной происходит? Мне прошлое видится словно в тумане. Даже Егора я представляю как-то смутно. Неужели я стала его забывать?..»

И вдруг ей вспомнились слова Колесникова, сказанные в вагоне:

«Я знаю все и не верю, что вы его любите. Это было минутное увлечение, порыв истосковавшегося сердца. Вам нужен совсем другой человек, который бы мог оценить вашу красоту, вашу утонченную душу, который бы был вам близок духовно…»

Татьяна вздохнула, и на глаза ее навернулись слезы. «Может быть, он и прав. Возможно, со стороны виднее… Может быть, со стороны кажется странным и нелепым наш союз?.. Здесь я живу как у чужих. Люди, правда, очень хорошие, добрые, но духовной близости нет… Нет общих интересов. Я тут как-то опростилась. Перестала за собой следить. Не бываю ни в театре, ни в кино. Конечно, война, голод… Я понимаю… Но ведь даже в древнем Риме разъяренная толпа требовала хлеба и зрелищ!..

Может быть, теперь, с приездом Егора все будет иначе? Я потому и приуныла, что не было его!.. Ох, скорее бы! Скорее бы увидеть его! Неужели счастливые дни вернутся снова?.. Какой-то он теперь? Смогу ли я любить его по-прежнему? Вдруг Колесников смутил мою душу, и смог поколебать мои чувства? Нет, нет! Егор достоин большой любви! В нем есть качества, которые едва ли есть у Колесникова. Он мужествен! Он отважен! А теперь, в войну, эти качества должны цениться выше всего! Я правильно поступила, оттолкнув Колесникова. У нас с Егором все будет хорошо!» — с этой мыслью она закрыла глаза и тут же уснула.