Второй курс

Следующим моментом, на который обратил внимание Добрый Дедушка, было действие зелья Доверия. Разумеется, имитировать это весьма неспецифическое действие было нетрудно, так что состояние психики «маски» его полностью отражало. И Дамблдор взялся за сложную задачу коррекции воздействия зелья. Он аккуратнейшим образом, стараясь ничем не повредить сознанию ребенка, убрал действия зелья там, где ему было это нужно, и даже довел до обратного: теперь маска должна была испытывать сомнения в словах любого слизеринца, которые хоть немного такое сомнение допускали. Постепенно (очень постепенно, и отнюдь не в ближайшем будущем), такое недоверие должно было подорвать дружбу Гарри с Драко и Дафной.

После этого директор просмотрел отношение к Гермионе, и, убедившись, что оно взаимно, вздохнул с облегчением.

— Жаль, конечно, что у детей нет будущего... но пусть получат столько счастья, сколько смогут. — С этими словами директор слегка пригасил обычную детскую застенчивость, которую обнаружил в глубине сознания маски.

— Господин директор? — Удивился «Гарри».

— А, нет, ничего. Извини, Гарри. Обливиэйт! — Удаление воспоминания было произведено очень мягко и чисто. Теперь «Гарри» должен быть уверен, что просто не разобрал бормотания директора себе под нос.

Следующим пунктом программы директор внимательно просмотрел причины, подвигнувшие меня на изучение традиций чистокровных, и магических кодексов. Тут Дамблдор наткнулся на яркое солнышко любопытства, которое я бережно скопировал с основы личности, и поцокал языком. Директор не стал гасить этот очаг, но всего лишь внес несколько установок.

Для этого Дамблдор сначала поискал в памяти «Гарри» высказывания слизеринцев о «грязнокровках»... и не нашел пригодных к использованию. Драко и Дафна, естественно, ничего подобного себе не позволяли, а с остальными же я общался слишком мало, чтобы скрытные последователи Изумрудного мага так раскрывались. А вот благородные и ратующие за всеобщее равенство гриффиндорцы наговорили такого... В общем, директор поморщился, но продолжил работать с тем, что есть. Теперь, изучая традиции, «Гарри» должен был чуть больше внимания обращать на их несправедливость и расистскую сущность.

Неплохо. Весьма не плохо. Я бы даже сказал — красиво все было проделано.

На этом разговор закончился. И, успокоив «взволнованного ребенка», директор отправил меня на следующие по расписанию занятия.

А после занятий в Большом зале появился Говард* Паркинсон. В темно-синем плаще с изящным золотым шитьем, с полированной, украшенной мастерской резьбой тростью, лорд Паркинсон мгновенно привлек внимание практически всех присутствующих в зале девушек, и для этого ему не понадобилось даже легкого приворота. Последнее вызвало злобно-завистливую гримасу на лице Локхарта. На фоне лорда Паркинсона преподаватель ЗоТИ смотрелся откровенным попугаем. Так что я заподозрил, что вся история с нападением Панси на Миа была если не срежиссирована, то существенно подкорректирована Кузнецом Преисподней. Несмотря на привычку мыслить в глобальном масштабе и рулить судьбами галактических секторов, Тысячеликий принц не гнушался и таких вот мелких перемен.

/*Прим. автора: отец Панси. Если его зовут как-то иначе — прошу читателей мне об этом сообщить*/

Лорд Паркинсон, провожаемый взглядами всего зала, поклонился преподавательскому составу, но прошел к столу Гриффиндора. Я поднялся ему навстречу.

— Господин Поттер. — Склонил голову отец Панси.

— Лорд Паркинсон. — Зеркально отразил его кивок я.

— Я хотел бы заверить Вас, что нападение на Подопечную Вашего рода — ни в коей мере не является выражением позиции рода Паркинсон, и хотел бы предложить компенсацию, которая могла бы загладить это оскорбление... и принести свои извинения в связи с этим инцидентом. — Вот как... Перед родом Поттер извиняется не род Паркинсон, но и не лично Панси. Что ж. Неплохой способ снять конфликт, сохранив при этом лицо.

— Благодарю Вас, лорд Паркинсон. — Я улыбаюсь оппоненту настолько тепло и искренне, насколько это допускается этикетом политического маневрирования. — И прошу Вас передать Вашей дочери мои извинения за использование формулировок, излишне резких для личного конфликта. В качестве же компенсации я прошу Вас, как члена Попечительского Совета Хогвартса, поставить перед своими коллегами вопрос о включении в программу школы кроме Истории Магии, еще и учебный предмет, характеризующий современное состояние Магического общества, а так же суть и смысл традиций и магических Кодексов. Это помогло бы чистокровным волшебникам не забывать о столь важных вещах, как традиция Покровительства, а Обретенным — позволило бы верно оценить собственное место в обществе и открывающиеся перед ними перспективы.

От Миа пришла волна чистого, незамутненного восторга. Перспектива изучения чего-то нового — радовала любопытную девочку несказанно. А вот остальные ученики посмотрели на меня далеко не столь одобрительно. Я же ехидно ухмыльнулся залу. Темный лорд ведь должен вредить всем и каждому? Вот и ловите. На мой взгляд, маленькая мстя распространителям слухов — более чем удалась, потому как сплетники редко отличались страстью к учебе, и уж их-то перспектива введения нового предмета — обрадовать точно не могла.

— Благодарю Вас, господин Поттер, за проявленную умеренность и понимание сложившейся непростой ситуации. Я обязательно передам Ваши извинения моей дочери. — Под взглядом отца Панси отчетливо съежилась. Похоже, что процесс «передачи извинения» девочка представила себе в красках. — А так же я рад, что, несмотря на юный возраст, Вы готовы проявлять внимание не только к личным и родовым, но и общественным проблемам. Так что я обязательно озвучу поставленный Вами вопрос на ближайшем же заседании Попечительского Совета, и приложу все силы для его скорейшего положительного разрешения.

По Большом зало пронесся тяжкий вздох. Перспектива введения нового предмета стала угрожающе (для нежелающих учиться) реальной.

Подозрения

После мирных переговоров в Большом зале я вернулся в ставшее уже почти родным Больничное крыло, и возблагодарил всемилостивейшую мадам Помфри за предоставление мне отдельной палаты. Так что я удобно устроился на больничной кушетке, положив голову на колени Миа, и наслаждался тем, как ее пальчики перебирают мою шевелюру.

Внезапно эту блаженную негу ничегонеделания прервал почти панический зов Сейлины.

— Господин... Тут... для Вас... Надо обязательно...

— Раз надо — выслушаю. — Передаю я Поверженной мысленную улыбку. — Передавай.

И Сейлина передала мне воспоминания, плавно переходящие в восприятие «реального времени».

...

Кабинет директора с утра ничуть не изменился. Те же приборчики, то еж уютное освещение, тот же умирающий феникс.

— Посланница. — Директор по-доброму, почти отечески взирает на Поверженную. — Ты можешь обратиться с пославшим тебя?

Сейлина, сидящая в кресле напротив Дамблдора, сжимается в комок.

— Боюсь... Я... Я слишком слаба... Великие не слышат меня.

...

Я внутренне улыбнулся, стараясь, чтобы эта улыбка не передалась Поверженной. У меня не было ни малейшего сомнения, что Сияющий принц отлично слышит свою последовательницу... просто по каким-то своим соображениям не считает нужным отвечать...

...

— Плохо. — Дамблдор встал из-за стола и прошелся перед Сейлиной.

— А что случилось? — Удивилась Поверженная.