Второй полет Гагарина

Луна, приближающаяся к наиболее полной окружности, смотрела на нас жёлтым глазом и, кажется, вызывающе ухмылялась.

— Лучше абажур из газетки и никакой чешской люстры, чем седые волосы от твоего очередного полёта. Хоть ты и на земле умудряешься залететь в неприятности. Я даже немного рада, что больше не ездишь за рулём.

— Тогда третья новость. Сама реши, приятная или как. Председатель КГБ принёс личные извинения за инцидент и позволил забрать их машину. Она совсем не сильно пострадала, в целом в отличном состоянии. Внешне неотличима от нашей, но сделана по индивидуальному заказу, несерийная. Мотор от «чайки», автоматическая коробка передач, роскошный салон из кожи. Тебе понравится. Осталось поменять шильду с номером кузова, и можно ездить с номерами от нашей разбитой «волги».

С удовольствием, коль пошла такая пьянка, вставил бы радиотелефон «Алтай». К сожалению, сеть радиосвязи в крупных городах появится не раньше, чем через пару лет.

— То есть не надо переключать передачи? Так и я справлюсь! Научишь меня водить?

— Ну конечно. Коль от Луны отстранён, могу бухать сколько влезет. Повезёшь домой пьяного мужа-героя.

— Бухать?! Только попробуй!

— Да пробовал уже, до авиации. И в тайге за Свердловском. Получилось.

Она с запозданием въехала, что опять подкалываю.

— Гагарин! Как тебя вообще в космонавты взяли? Ты никогда не бываешь серьёзен.

— В нашем деле иначе нельзя. Сойдёшь с ума без шуток. Лучше посмотри на Луну. Это пока летаем в космос после жестокой подготовки. Со временем полёты будут дешевле и комфортнее. Надеюсь, доживём, что к Луне на экскурсию смотаемся по профсоюзной путёвке, с детьми.

— Фантазёр!

— Мечтатель, иногда умеющий претворять мечты в жизнь.

Она обняла меня с особой сладостью, как это бывает после лёгкой размолвки. Я ответил, и мы начали целоваться — словно в последний день моего отпуска с аэродрома Чебеньки. Только сейчас больше ничего не сдерживало, и продолжение свидания развивалось в кроватке. В июне мы уже знали, что обещание взять на Луну детей, а не одну только дочку, получило материальное подкрепление.

Глава 19

19

«Строгость законов Российской империи искупается необязательностью их исполнения», так или примерно так утверждал Салтыков-Щедрин, и к хрущёвскому периоду мало что изменилось. Несмотря на запрет покидать наш космический городок, я разъезжал по Москве, Московской области, а при необходимости гонял в Белорусскую и Украинскую ССР, получив, кроме заместителя начальника ЦПК, ещё один портфель — заместителя Генерального директора Объединения перспективного машиностроения, директором, естественно, стал Королёв. Шелепин выделил для моего сопровождения, исходя из памятного приказа Хрущёва, аж шесть человек и автомобиль, использовали также и мою машину, но она была слишком уж прожорлива, без малого двести лошадей, слишком часто приходилось заезжать на бензоколонку, в то время встречались они реже. Мои соглядатаи сами садились за руль, мне не доверяя. Когда «волга» подъезжала к заправочному аппарату, брутальному красному столбику с циферблатом за стеклом, там чёрная и красная стрелки, я тоже оставался не у дел. Водитель вставлял пистолет в топливный бак и топал расплачиваться талонами.

Бензин в Москве шестьдесят первого года мало кто покупал за наличные деньги. Шофёры государственного транспорта получали топливо на заправках прямо на автобазе, приписывали тонно-километры и потом не знали, куда деть якобы спаленное топливо. За пачку папирос с готовностью сосали бензин из бака через шланг, отплёвываясь и опуская сильно пахнущую струю в ведро или канистру, откуда переливали через воронку в бак легковушки. Один из офицеров КЭЧ как-то рассказал мне, что за восемь лет езды на своей «победе» не только не знал, где и почём продаётся бензин, но даже как откручивается крышка с горловины. Машину ему постоянно заправлял старшина из их части за те же папиросы или солдат, сливая из грузовиков или бронетранспортёров. Правда, легко было приобрести лишь семьдесят второй бензин, моя «волга» была рассчитана на элитный А-76, а появления в армии «кормильцев» марки «Урал» на АИ-92 нужно ещё было обождать, поэтому чайковский двигатель исправно кушал семьдесят второй и не стучал поршневыми пальцами.

Машина превратилась из элемента некого форса в производственную необходимость, потому что Королёв сделал меня де-факто замом по снабжению. В отличие от него, особо секретного товарища, я успел засветиться на публике и потому открывал ногой любые директорские двери на заводах, где могли быстро и без проволочек выточить что-то, совершенно необходимое для эксперимента с ракетой или ракетным двигателем. Расплачивался с руководством белозубой улыбкой, со слесарями и прочими фрезеровщиками — бутылкой, для чего Главный определил мне оклад зама. Совместительство служащего в армии, тем более зачисленного в гражданскую контору, запрещалось категорически, но на фоне игнорирования приказа Хруща держать меня взаперти это было просто мелочью жизни.

Приходилось слышать, что ради «Фобос-Грунт» отчаявшиеся российские специалисты шли на радиорынок и за кровные рубли покупали китайские бытовые микросхемы, так ли это, может — обычная байка, не знаю, но вот сам очутился в подобном положении. Каюсь, занятиям с космонавтами уделял меньше времени, чем хотел бы, но куда больше, чем прежний Гагарин, по уши занятый представительскими поручениями.

Мы с Аллой пролетели не только мимо Чехословакии, но и мимо множества других весёлых мероприятий, я из-за опалы у генсека, а жена из-за беременности, протекавшей несколько тяжелее, чем первая. Не ездили даже в Крым, заменявший советским людям Анталию, Хургаду, Пхукет и Гоа одновременно. Как следствие, мне не грозило падение из окна госдачи в «Форосе». Тот Юрий сильно разбился и получил рваную рану на лице, посему не смог присутствовать на открытии съезда КПСС и сильно разозлил Хрущёва, в чём-то мы до сих пор совпадаем.

Моя персона во время поездок по заданию Королёва пользовалась неизменным успехом у женского пола. Ох, какое искушение… Я не выступал столь публично, как мой оригинал, но появившись в трудовом коллективе, где хоть один из трудящихся принадлежал к прекрасной половине человечества, а в бухгалтерии и секретариате все труженики такие, как попадал под обстрел женских глаз сильнее, чем волк, выскочивший на поле перед десятком охотников. Не гарантирую, что каждая отдалась бы прямо на рабочем столе, не забываем, в СССР секса нет, но взгляды ловил на себе столь пламенные, что, сорвись единожды, верность супруге мог бы хранить только изредка.

Клянусь: ни с кем, ни разу, хоть свербело очень. Я слишком заметен. На триста процентов уверен, что «осчастливленная» моим вниманием уж таким успехом да похвалилась бы. И для семьи, и для намеченных великих дел мне стоило оставаться незапятнанным.

Что-то во мне повторяло: ты — избранный, раз удостоился (по-моему, вряд ли заслужено) повторить подвиг Гагарина. Эта странная ответственность давила. Зачастую отказывал себе в мелких радостях, по-прежнему практически не употреблял спиртного, в отличие от того же Титова, получившего партийный разнос за безобразия в румынской командировке.

Он честно признался, что во время суточного полёта чувствовал себя отвратительно. Поскольку у меня ничего подобного не наблюдалось в силу краткосрочности пребывания на орбите, моё состояние сочли нормой, его — патологией. Следовательно, герой и всё такое, но к дальнейшим миссиям в космос негоден. Несложно догадаться, что перестал соблюдать режим. Из отряда космонавтов не отчислялся, но даже дублёром его бы уже никто не назначил. Соответственно, на всякие приглашения и торжественные встречи с тружениками и труженицами ездил постоянно, не отказываясь от чарки за своё здоровье и успехи космонавтики.

В конце августа, когда данные о послеполётном состоянии здоровья Титова были изучены и обобщены, Королёв устроил мне очередной сеанс откровений. Его обычный скепсис дошёл до какой-то экстремальной точки.

— Юра! Ты как думаешь, мы в тупике? Ну не сможет человек долго находиться на орбите. А ты: «Луна-а»…

— Ничего подобного. Мы, приматы, миллионы лет привыкали жить в гравитации. Дайте человеческому организму четыре-пять дней адаптироваться к невесомости. Вы же знаете мои предчувствия, а это к тому же основано на собственном опыте и ощущениях.