Второй шанс — 2

Двинувшись в обход площади, снова почувствовал спиной колючий взгляд. Да что ж такое! На этот раз всё же не выдержал, обернулся. Так и есть, «Промокашка». Увидев, что я его срисовал, тут же попытался затеряться в толпе. Блин, что-то мне такой ход событий переставал нравиться. Может, это человек Сергея Борисовича? Но для агента-наружника он ведёт себя не очень-то и профессионально. Скорее на уголовную личность смахивает, хот пальцы и не в татуировках, как у моего поездного знакомого Лёни Резаного.

А есть, тем не менее, хочется.

— Товарищ, — тормознул я мужика в плаще поверх костюма с дипломатом в руке, — не подскажете, тут можно где-нибудь прилично позавтракать?

— Позавтракать? А, вы, наверное, приезжий, молодой человек… Конечно, вон там, на углу, кафе «Лира». Они в девять открываются, как раз к открытию подойдёте. В «Лире» неплохо кормят… говорят. Сам-то я предпочитаю дома питаться, знакомые просто там иногда бывают.

Действительно, только я подошёл к дверям кафе, как какая-то женщина, наверное, администратор, сняла вывеску «Закрыто» и открыла ключом дверь с той стороны. Так что я стал первым посетителем. Я бы с удовольствием закинул в себя салат и пару шницелей с гарниром, но, чтобы сильно не нагружаться, взял молочный суп с вермишелью, два компота из сухофруктов и большой кусок творожного торта, в котором сладкую творожную середину облегал нежный бисквит. Такое ощущение, что пирог только что из духовки, он вроде бы даже был чуть тепловатым.

Утолив голод, заглянул в отхожее место, после которого, выйдя в небольшой предбанник, ополоснул руки под льющейся из крана умывальника водой. Прежде чем сунуть их под сушилку, посмотрел на своё отражение в зеркале. На мгновение мне показалось, что я вижу напротив того самого, 58-летнего Максима Борисовича Варченко, я даже провёл влажными руками по лицу, снова всмотрелся… Нет, показалось, да и с чего бы? Глюки, может?

Не успел я облегчённо выдохнуть, как дверь туалета медленно открылась и в «предбанник» зашли двое. Одного я узнал сразу — это был никто иной, как «Промокашка». При ближайшем рассмотрении я бы дал ему на вид лет тридцать с небольшим. Второго громилу, напоминавшего немного уменьшенную копию Николая Валуева, я видел впервые. И почему-то сразу понял, что зашли они сюда не нужду справить, а по мою душу.

Громила щёлкнул задвижкой двери и встал у неё, загораживая выход, с безразличным вроде бы видом сунув руки в карманы широких, как у «перестроечных» люберов, брюк. А вот «Промокашка» окинул меня с головы до ног каким-то безразличным взглядом и сипловатым, негромким голосом поинтересовался:

— Жить хочешь?

— Хочу, — с самым искренним видом сказал я.

Мне пока было интересно, что они предпримут дальше, я почему-то почти не испытывал страха, лишь лёгкое возбуждение, сродни тому, что охватывало меня перед выходом на ринг. Во второй своей жизни мне так часто приходилось становиться участником уличных конфликтов, что я даже начал испытывать от этого какое-то странное удовлетворение.

— А если хочешь, то гони лаве из сумки и скидывай с себя шмотки.

— Лаве — это я, так понимаю, деньги? А шмотки все снимать или трусы с носками можно оставить? — как ни в чём ни было поинтересовался я.

— Слышь, глиномес, если будешь вола е…ть, я прямо щас тебя тут и загашу, — вытаскивая из кармана выкидуху, просипел «Промокашка». — Ты чё, не въезжаешь? Скидывай куртяху, джинсы и говномесы. И котлы снимай, они мне приглянулись.

— Простите, а я не понял, какие котлы вы имели в виду? — решил разыграть я дурачка, чтобы ещё больше вывести из себя гопника-переростка.

— Часы снимай, дура, — теряя терпение, чуть не выкрикнул гопник.

— А-а-а, часы… А то я думаю, вроде на мне никаких котлов нет, а вы вон чего, часы… Да без вопросов.

Я подумал, что их и впрямь надо снять, а то в драке, чего доброго, стекло циферблата разобьётся. Расстегнув кожаный ремешок правой рукой, я переложил часы в левую и протянул их «Промокашке». Гопник явно немного расслабился, этим моментом я и воспользовался, заехав основанием раскрытой ладони правой руки в его нижнюю челюсть. Кулаком бить не стал, процесс сжимания пальцев в кулак и увеличение амплитуды движения заняли бы лишние доли секунды, да и калечить пальцы перед заграничной поездкой не хотелось. А так рука как-то естественно пошла от пояса снизу вверх, и в следующее мгновение зубы «Промокашки» громко клацнули, словно у какого-нибудь мультяшного хищника. Ещё мгновение спустя из его руки выпал нож, а ноги подогнулись.

Не теряя ни секунды, я моментально сунул часы в карман куртки и рванул вперёд, намереваясь ни больше ни меньше вынести дверь вместе с загораживавшим выход «Валуевым». Почему-то я живо себе представил, как мы вылетаем в коридор, мой соперник спиной на двери, а я на нём сверху, молотящий кулаками по квадратной физиономии. Вот только в реальности всё получилось куда печальнее. Здоровяк сам сделал шаг мне навстречу, и мне показалось, будто я влетел в каменную стенку.

Плечо отозвалось болью, на какой-то миг показалось, что я его выбил. И тут же удар огромным кулачищем в грудь отбросил меня на дверку туалета. Хорошо, что открывалась она наружу, иначе я мог бы влететь спиной в унитаз.

Громила вроде как и не бил меня, а больше толкал, но это был толчок не к ночи помянутого Николая Валуева, после которого я, сидя на заднице, несколько секунд судорожно пытался сделать вдох. Здоровяк тем временем неторопливо двинулся ко мне. Своего подельника, слабо ворочавшегося на кафельном полу, и зажимавшего ладонью окровавленный рот, он удостоил лишь мимолётного взгляда. Подойдя вплотную, «Валуев» всё так же молча нагнулся ко мне и, ухватив за грудки, отчего ткань куртки жалобно начала потрескивать, рывком поставил на ноги. Затем, продолжая держать меня левой рукой, раскрытой пятернёй правой вознамерился то ли толкнуть меня в физиономию, то ли схватить её и ужать моё лицо в щепотку, с этого бугая стало бы. В этот момент его мизинец был столь соблазнительно оттопырен в сторону, что я, скорее на автомате, нежели успев что-то подумать, обхватил его пальцами левой руки. Пока «Валуев» соображал, что эта мелочь пузатая затеяла, я резко вывернул пленённый мизинец в сторону от себя. Раздался похожий на щелчок треск, в следующее мгновение я увидел, как лицо здоровяка принимает белый цвет, а спустя секунду он начал заваливаться назад, с глухим стуком ударившись затылком о кафельный пол.

Ничего себе! Вот уж не подумал бы, что такая горилла способна упасть в обморок от одного сломанного пальчика. В любом случае теперь выход был свободен, и я не собирался здесь задерживаться ни секундой больше.

Выходя из туалета, чуть не столкнулся с солдатом-срочником, направлявшимся по нужде с чемоданчиком в руке. Видно, отпускник, для дембеля ещё рановато, весенний призыв обычно едет домой не раньше, чем после майских праздников. То-то сейчас для него будет сюрприз. Надеюсь, он не слишком вглядывался в мою физиономию, проблемы с законом мне сейчас совершенно ни к чему.

Придётся забирать сумку из камеры хранения и на следующие несколько часов затеряться в мегаполисе. «Промокашка» видел, как я засовывал сумку в ячейку и, если они с напарником не угодят в Склифосовского, могут устроить там на меня засаду. Адреналин схлынул, и сейчас меня малость потряхивало. Я спустился в метро и сел в первый попавшийся поезд. Выйдя на станции «Ленинский проспект», медленно побрёл куда глаза глядят. А глядели они, как оказалось, прямиком на Нескучный сад.

Пока бродил по аллеям сада, почти окончательно успокоился. Очень уж умиротворяюще действовала здешняя атмосфера на фоне оживающей природы. Ха, а вот и Охотничий домик Трубецких! Отсюда будут вестись прямые трансляции передачи «Что? Где? Когда?» Сейчас-то они идут в записи из какого-то другого места[2]. Отсюда же будут выносить гроб с телом основателя и многолетнего ведущего Владимира Ворошилова. Похоронят его на Ваганьковском…

Хм, может, прогуляться по Ваганьковскому? Никогда не гулял по московским кладбищам, а в молодости у меня было странное увлечение — любил бродить по старым кладбищам Пензы, в частности по Еврейскому и Мироносицкому. Глядел на покосившиеся дореволюционные надгробия, и в своём воображении представлял, как мог бы выглядеть вот этот самый купец II гильдии Митрошкин, или ребе Хаим Шмулевич, чьи потомки после революции, репрессий и Великой Отечественной наверняка разбежались по всему миру.

Вышел на станции «Улица 1905 года», и вскоре без помех миновал ворота Ваганьковского кладбища. Тут же ко мне подошёл скромно одетый старичок. Думал, мелочь клянчить будет, а оказалось, его заинтересовало, что привело в эту обитель скорби только находящегося в начале своего жизненного пути молодого человека.