Второй шанс 6

До начала заседания оставался ещё час с лишним, и Чепуров провёл меня по Дому творчества, в котором имелись библиотека, бильярдная и столовая, где уже несколько, видимо, писателей и поэтов, а возможно, до кучи и критиков, за стаканом компота обсуждали какие-то свои литературные дела. Я только услышал от одного из них, особенно говорливого, фразу: «Чтобы я ещё хоть раз отдал рукопись в „Неву“! Да ни в жизнь!»

Мне было предложено перекусить за счёт приглашающей стороны, но я заверил, что отобедал в гостинице, так что до вечера вряд ли буду испытывать муки голода.

Само заседание собрало таких известных деятелей литературы, как писатели Даниил Гранин и Вадим Шефнер, поэт Михаил Дудин, драматург Александр Володин, по чьему сценарию уже сняли «Осенний марафон», и даже писатель-фантаст Борис Стругацкий, хотя я что-то не припомню у него произведений о Великой Отечественной. Более того, полноватый мужчина с бульдожьим лицом оказался режиссёром Алексеем Германом.

С докладом выступил Чепуров, рассказавший о том, как писатели и поэты Ленинграда готовятся встретить 35-ю годовщину великой Победы. Была упомянута «Блокадная книга», написанная Граниным в соавторстве с Алесем Адамовичем. Анатолий Николаевич влёгкую покритиковал произведение, в целом всё же высказавшись о нём в одобрительном ключе.

Гранин не выдержал и с места выкрикнул:

– Да там цензура добрую половину вырезала! А почему? Да потому что эти страницы говорили о просчётах руководства города. Потому что речь шла о жизни и смерти города, в котором осталось два с половиной миллиона людей, более четырёхсот тысяч из которых – дети! Организации эвакуации не было никакой, когда спохватились – было уже поздно. А фальшивые карточки? Печатали же! Нет, надо было удалить, хотя всё равно дальше из текста следует, что фальшивомонетчиков вылавливали и обезвреживали. Но нет же, не мог советский человек нажиться на чужой беде! Не без участия того же Павлова в 1970 году был создан секретный документ (он показан в нашей книге), которым предписывалось упоминать в публикациях определенную цифру жертв блокады: 641 803 человека. И не больше! Тогда как историки блокады Ковальчук и Соболев уже в 1960-е годы вывели цифру 800 000. А маршал Жуков в своих мемуарах упоминает миллион жертв. Это мы ещё о каннибализме не написали, пожалели читателя, а ведь имели место быть такие случаи!

– Даниил Александрович, ну что вы, право, – попытался его утихомирить Чепуров. – Ну не здесь же…

– А почему не здесь? – вступился за соратника с места какой-то худой и долговязый литератор. – Правильно, привычнее шептаться по углам, а высказать свою гражданскую позицию мы боимся.

– Товарищи, давайте прекратим эти бессмысленные словопрения. А то мы сейчас с вами до того договоримся…

– А чего вы боитесь-то? – не унимался долговязый. – Новая политика партии направлена на демократизацию, на гласность, поощряет открытое выражение собственного мнения, а вы нам пытаетесь заткнуть рот.

По рядам собравшихся прокатился гул, как одобрительный, так и недовольный.

– Товарищ Войтенко, если хотите что-то сказать – добро пожаловать на трибуну, – предложил Чепуров. – А с места кричать, будто на митинге, не надо.

– Я уже всё сказал, – махнул тот рукой, глядя в сторону.

– Прекрасно, тогда, если позволите, я продолжу. Здесь, в зале, присутствует специально приглашённый молодой писатель Максим Варченко. Если кто не в курсе, его перу принадлежит роман «Остаться в живых», по которому был снят фильм, и кто-то уже наверняка видел его в кинотеатре. Максим Борисович, кстати, ещё и автор сценария. Я хочу его пригласить сюда, чтобы он поделился своими мыслями о том, как должно писать о войне, чтобы этот жанр мог привлечь молодёжную аудиторию.

Чувствуя лёгкое волнение, я легко взбежал на возвышение, где стояла трибуна, которую для меня освободил Чепуров. Или правильно говорить кафедра? До 60 лет дожил, а так и не выяснил. Наверное, и так, и так будет правильно. Да и вообще без разницы.

Я обвёл взглядом собравшихся в этом небольшом зале, заметив на лицах некоторых снисходительные ухмылки. Н-да, в их глазах я реально кажусь каким-то выскочкой. Ладно, начнём заготовленную речь.

– Для нынешнего подрастающего поколения Великая Отечественная война – это событие, которое где-то далеко, в учебниках, книгах и художественных фильмах. Для них наши отцы и деды, которые прошли войну и подарили нам победу – почти былинные герои. Те, кто сам воевал, конечно же, при первой возможности читают книги о войне, зачастую написанные такими же бывшими фронтовиками. Для них это погружение в молодость, пусть зачастую страшную и кровавую.

Я сделал паузу, оценивая эффект от своего короткого вступления. Ведь кто-то из присутствующих здесь литераторов также прошёл горнило Великой Отечественной. Тот же Гранин, которому есть что вспомнить. Сейчас во взглядах литераторов уже появилась заинтересованность.

– Как привлечь молодёжь к книгам военной тематики? – вопросил я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Не знаю, лично моё мнение, что если книга написана интересно, да ещё и человеком, который прошёл через это, или как минимум слышал эти истории из первых уст, то школьники и студенты её обязательно прочитают. Разве плоха книга «В списках не значился»? Или «Живые и мёртвые»? «А зори здесь тихие», «Альпийская баллада», «В окопах Сталинграда», «Горячий снег», «В августе 44-го»… Каждую из этих книг я читал, не отрываясь. Уверен, и современная молодёжь так же с удовольствием читает эти книги, потому что написаны они интересно и со знанием дела. Но мне, к сожалению или к счастью, повоевать не довелось. Так что когда я взялся за роман «Остаться в живых», то пришлось встречаться с ветеранами, записывать их воспоминания, на основе которых и была создана книга. Но! Если кто читал это произведение или успел посмотреть фильм, то знает, что там присутствует доля фантастики. Той самой фантастики, которой так не хватает нашему читателю, и не только юного возраста. Собственно говоря, вся фантастика лишь в том, что наш современник, причём отнюдь не супермен, попадает в осень 1941 года. А дальше… никакого прогрессорства, как у Марка Твена в его «Янки при дворе короля Артура». Герой просто воюет, как и все вокруг, и читатель видит, как вчерашний мажор, ничего не умеющий, кроме как за счёт родительских денег водить девиц в ресторан, превращается в настоящего мужчину, настоящего защитника Родины. Чем не пример для подражания? Естественно, каждый читающий примеряет образ Виктора Фомина (так зовут главного героя, если кто не в курсе) на себя, и вольно либо невольно старается в своих поступках ему подражать. Разве это плохо? Поэтому я буду только рад, если тема попаданчества, как я её для себя окрестил, окажется подхвачена нашими писателями.

Я сделал паузу, налил в стакан воды из графина, выпил за пару глотков и перешёл к финальной части своего спича:

– А вообще, конечно, этот жанр таит в себе куда больше возможностей. Автор может забросить своего героя не только в Великую Отечественную, но в Первую мировую, и в русско-японскую войну, и во времена Ивана Грозного… Есть же у Булгакова пьеса «Иван Васильевич меняет профессию», которую прекрасно экранизировал Гайдай. Но это мы уже уклонились от темы Великой Отечественной, которая была заявлена предыдущим оратором. Спасибо за внимание!

Надо же, даже сподобились на жидкие аплодисменты. А я с пунцовой физиономией, горя желанием куда-нибудь немедленно свалить, вернулся на своё место на галёрке. Так и сидел, краснел до конца заседания, которое продлилось ещё около получаса. А затем все отправились в столовую Дома творчества, куда был приглашён и я. Чепуров посадил меня рядом с собой, за дальним столиком.

– Вы молодец, Максим, очень хорошо выступили, – сказал Анатолий Николаевич, смачно похрустывая капустно-морковным салатом, знакомым жителям 1/6 части суши под названием «Витаминный». – Я даже не ожидал, что вы, не растекаясь мыслью по древу, так складно изложите свою точку зрения.

– Спасибо, но для меня всё равно странно, к чему здесь было моё присутствие? Чтобы огласить с трибуны в общем-то прописные истины?

Чепуров исподволь огляделся, не смотрит ли кто в нашу сторону, не подслушивает ли и, понизив голос, произнёс:

– Максим, я знаю, что вы знакомы с помощником Генерального секретаря ЦК КПСС, с вашим земляком Сергей Борисовичем Козыревым. К тому же он дядя вашей невесты… Не спрашивайте, откуда у меня эти сведения! Правда, если вы поможете мне устроить встречу с Козыревым, то мне всё равно придётся ему сдать пароли и явки. Но это при личной встрече. Как, Максим, сможете замолвить словечко? А уж я вас сумею отблагодарить. У меня давняя дружба с директором «Лениздата», мы с ним, скажем так, единомышленники, и он, возможно, по моей просьбе поставит вашу новую книгу в печать вне очереди.

– Хм… Как-то неожиданно. Умеете заинтриговать… Предложение напечатать книгу вне очереди, конечно, звучит заманчиво, однако я всё же должен знать, что именно вам нужно от Сергея Борисовича? Иначе, извините, я не смогу удовлетворить вашу просьбу. Вдруг вы хотите побеспокоить его из-за какого-то пустяка, а человек он очень, очень занятый.

– Поверьте, это не пустяк! – повысил голос Чепуров и тут же снова снизил его до заговорщицкого шёпота. – Максим, тут у нас в писательской среде Ленинграда такое творится… В общем, настоящий жидомасонский заговор!