Второй шанс-IV

— Задержишься? — спросил Александр Борисович тихо, прежде чем они пошли одеваться.

— Ага, когда ещё Высоцкого вживую послушаю.

— Ну смотри… У тебя во сколько электричка в Калинин?

— В 14.05.

— Отлично, тогда к полудню ближе мы с Аллой подъедем, чтобы тебе не пришлось ключи соседям оставлять.

После седьмой или восьмой песни Высоцкий аккуратно прислонил гитару к кадке с фикусом.

— Всё, хорош, а то уже, чувствую, связки совсем садятся. Пусть ещё кто-нибудь споёт, вон, Миша Анчаров[6], например.

— Я бы с радостью, да вон палец сегодня утром порезал, консервы открывая, — продемонстрировал тот и впрямь забинтованный указательный палец.

— А вот молодой человек может быть что-нибудь нам исполнит?

И все после слов Мережко посмотрели на меня. Я с трудом сглотнул застрявший в горле ком, и мне почему-то непременно захотелось хряпнуть ещё рюмашку.

— А что, парень премию «Грэмми» выиграл, — добавил кто-то из гостей.

— В смысле «Грэмми»? — приподнял брови Высоцкий.

Ну вот, всё-таки узнал, интересно, какой будет его реакция? Когда Владимиру Семёновичу объяснили, в чём дело, он посмотрел на меня уже с неподдельным интересом.

— На гитаре-то, надеюсь, играть умеешь?

— Доводилось пару раз, — постаравшись добавить в голосе иронии, ответил я.

— Ну тогда, может, и правда нам что-нибудь исполнишь?

Я взял в руки инструмент, сел на стул, с которого только что привстал зад Высоцкого, пробежался пальцами по струнам, подтянул четвёртую и задумался, что же им такого исполнить… Что-то из репертуара нашего ансамбля? Лучше, пожалуй, из того, что не вошло в официальную программу. Того же «Волколака», может, и зайдёт этой богеме.

Зашло… Пусть и не было оваций, но в глазах публики явно читался интерес, даже Высоцкий одобрительно покивал головой. Правда, я вспомнил песню, которую когда-то написал в конце 80-х, в одно время запав на Башлачёва и иже с ним. Особенно затёр до дыр, помнится, «Время колокольчиков». Песню я назвал «Моя печаль светла»[7], но со временем она мне что-то разонравилась, всё-таки это не мой стиль. Возможно, в данный момент времени пришлась бы ко двору, особенно той части собравшихся, что отличалась вольнодумством.

Играется она реально на трёх аккордах, разве что в припеве их «целых» четыре. Главное — добавить в голос побольше безумия, как у того же Башлача или Егорки Летова. Но слова…

Над крестами вороньё

А вокруг одно враньё

В друзей рядятся враги

Промывают нам мозги

Серый город, серый снег

Серый ходит человек

Серая плетётся тень

Себя ищет третий день

Два куплета — дальше припев, который состоял всего лишь из трёх слов, как раз и лёгших в название вещи. Затем ещё по паре куплетов с припевами.

Кляп во рту, хоть оборись

Если хочешь, то борись

Если страшно — просто плачь

Хочешь есть — возьми калач

На распутье лай собак

Не рассыпать бы табак

Соль крупицами на хлеб

Бог, наверное, ослеп

Все в колонны, строго в ряд

Нужно выполнить обряд

Влево шаг иль вправо шаг

Сразу ты народу враг

Дым клубится из трубы

Пахнут соснами гробы

Улыбнись разбитым ртом

Лучше выглядеть шутом

Представил, что в компании собравшихся наверняка затесался стукачок, а возможно и не один. А это может мне грозить очень серьёзными неприятностями, потому как в «сером человеке» любой соображающий человек может угадать, например, Суслова. И если вот такое моё творчество дойдёт до Михал Андреича… Вот тогда меня, пожалуй, не спасут ни Сергей Борисович с Лазаревым, ни их столичные покровители.

Ладно, погодим совать голову в петлю, спою-ка я им лучше «Никогда он уже не вернётся из боя». Главное, спеть с душой, с лёгким надрывом…

Когда закончил — несколько секунд в квартире царила полная тишина, которую первым нарушил Высоцкий. Подошёл и протянул мне руку.

— Неплохо! Извини, думал, ты всякую ерунду для Пугачёвой сочиняешь, а оказывается, есть у тебя и приличные вещи.

— Спасибо, — поблагодарил я его, невольно краснея.

В этот момент меня едва не ослепила яркая вспышка — это незаметно подкрался Плотников.

— И звезда с звездою говорит, — с улыбкой поддел нас он. — Володя, фото с меня. А вам, Максим, как можно отдать?

— Завтра до обеда я в Москве, а потом на электричке уезжаю в Калинин на первенство республики по боксу.

— Так ты ещё и боксёр? — воскликнул Высоцкий.

— Есть немного, в прошлом году выиграл юниорское первенство Европы.

В общем, с Плотниковым договорились, что завтра я сам к нему подъеду часам к 11, а с Владимиром Семёновичем рамы расстались если и не как друзья, то уж точно, как хорошие знакомые. Щербакова попыталась было меня уговорить остаться на ночь, обещала постелить в дальней комнатушке, но когда я представил, как эта нетрезвая женщина полезет в мою постель, а мне, давшему клятву верности Инге, придётся её обламывать… Нет, вдруг и не полезет, шут её знает, но, в любом случае, когда эти гости разойдутся? Мне что, в 4 утра спать ложиться? Нет уже, лучше я на квартире Пугачёвой нормально отосплюсь.

[1] Получил он ее лишь восемь лет спустя на первой церемонии кинонаграды «Ника». И тогда, однако, режиссёру награду никто не хотел отдавать навсегда. Владимир Меньшов каким-то чудом сумел унести её домой.

[2] Американская гитаристка, известная своим совместным выступлением с Майклом Джексоном в поддержку нескольких его туров.

[3] Композитором кинофильма изначально был Зацепин, которому и принадлежала идея картины, Пугачева попросила включить несколько композиций юного поэта и композитора Бориса Горбоноса, якобы инвалида из Люберец. Режиссер согласился, а позднее было установлено, что никакого Горбоноса нет, а песни написала сама Пугачева. Зацепин серьезно обиделся — и на мистификацию, и на то, что его мнение в данном вопросе не учли.