Второй шанс. Америка и мир (сборник)

Нельзя точно сказать, чем при этом руководствовалась Северная Корея, но некоторые соображения, связанные с осуществлением Америкой ее роли, вполне уместны. Северная Корея не могла не принять во внимание быструю победу Америки во время войны в Заливе в 1991 году, одержанную над противником, не обладавшим серьезным средством сдерживания превосходящей мощи обычных Вооруженных сил США. Более того, распад Советского Союза и последующее американо-российское стратегическое урегулирование, возможно, вызвало у Северной Кореи тревогу, что российский ядерный зонтик больше не служит защитой для оставшихся коммунистических государств, выполняя теперь свои функции противостояния американской ядерной угрозе лишь в отношении самой России. Китайцы, между тем, совершенно намеренно заняли позицию минимального стратегического сдерживания, достаточного, с их точки зрения, лишь для того, чтобы не допустить угроз Китаю, но недостаточно широкую, чтобы служить защитой своего воинственного и непредсказуемого соседа. Не имея ядерной защиты, Северная Корея, по-видимому, пришла к заключению, что ее интересам лучше всего будет отвечать тайное приобретение собственного ядерного потенциала, достаточного для нанесения существенного ущерба интересам США, даже если на первых порах только в Южной Корее или Японии.

Далее последовала игра в кошки-мышки, и здесь администрации Клинтона вряд ли есть чем гордиться. На выход Северной Кореи из Договора о нераспространении Соединенные Штаты отреагировали предложением оказать ей помощь в осуществлении мирной ядерной программы. Графитовые ядерные реакторы Северной Кореи, способные создавать компоненты для изготовления ядерного оружия, предлагалось заменить реакторами на легкой воде. Кроме того, Соединенные Штаты брали на себя обязательство не применять силу против Северной Кореи. Однако эта конструктивная программа не была сбалансирована надежными карательными мерами, например угрозой морской блокады северокорейского судоходства, тем более при полной свободе действий Америки и почти полной изоляции Северной Кореи. К концу 1993 года, по оценке ЦРУ, Северная Корея уже наработала около двенадцати килограммов плутония – количества, достаточного для одной или двух бомб.

Следующие несколько лет были свидетелями то успокаивающих жестов со стороны Северной Кореи, то вызывающих действий. В 1994 году она дала согласие на инспекции, потом отказалась их принять, далее заявила о выходе из МАГАТЭ, а затем заключила с США «согласованный план действий», предусматривавший прекращение северокорейской ядерной программы в обмен на экономические льготы и обещание нормализации экономических и дипломатических отношений. В течение нескольких следующих лет США и Северная Корея вели бесплодные дебаты о северокорейских ракетных программах, включая экспорт северокорейской ракетной технологии. Однажды, а именно в 1996 году, администрация Клинтона затеяла игру с идеей превентивного удара по ядерным объектам Северной Кореи, но решила прибегнуть вместо этого к ограниченным экономическим санкциям. Потом начались более широкие региональные консультации по северокорейской проблеме, сначала с Японией и Южной Кореей, а позднее с Китаем.

Незавершенный характер всех этих инициатив побудил Южную Корею установить прямой канал общения с Севером, что получило название «политика солнечного света», которая отражала и стимулировала подъем как панкорейского национализма среди южных корейцев, так и растущую неудовлетворенность статусом страны как американского протектората. Главной стороной, получившей от этого геополитические выгоды, был Китай, потихоньку использовавший эти настроения наряду с корейским антагонизмом в отношении Японии, чтобы повысить влияние в регионе. В 1999 году бывший министр обороны Клинтона посетил столицу Северной Кореи с целью неофициальных переговоров о возможности широкомасштабного американо-северокорейского урегулирования. В конце 2000 года, как раз за две недели до президентских выборов в США, госсекретарь Клинтона Мадлен Олбрайт также встретилась с лидером Северной Кореи, пытаясь добиться какого-либо сдвига в отношениях. В качестве сладкой приманки она использовала возможность визита в Пхеньян для встречи с диктатором самого президента Клинтона, оказав тем самым на собеседника скорее успокаивающее, чем побуждающее воздействие.

Из вышесказанного можно сделать три вывода. Во-первых, для Северной Кореи так и не возникла заслуживающая доверия перспектива, что цена решимости приобрести ядерное оружие может перевесить выгоды от его приобретения. Во-вторых, колебания США дали Пхеньяну возможность эксплуатировать растущее желание Южной Кореи к примирению с Севером, тем самым ухудшая совместную позицию на переговорах США и Южной Кореи. И, в-третьих, что самое важное, в течение всего этого времени Северная Корея была в состоянии продолжать свои разработки, в результате чего к 2001 году американские чиновники пришли к выводу, что Северная Корея тайком создала несколько единиц ядерного оружия. Вызов Северной Кореи таким образом состоялся.

Американское противодействие индийским и пакистанским попыткам иметь ядерное оружие оказалось в такой же степени тщетным, хотя следует признать, что в данном случае Америка располагала еще меньшими возможностями. По мере того как развивалась история отношений с Северной Кореей, Соединенные Штаты прилагали все новые усилия для продления действия Договора о нераспространении, который администрация Клинтона рассматривала как прочную основу своих действий, чтобы не допустить появления этого оружия у других стран. Это вызывало негодование у стран, считающих, что Америка стремится к сохранению постоянного международного неравенства в вопросе национальной безопасности. Критики этих попыток США отмечали, что старания сделать действие Договора о нераспространении бесконечным не сопровождались достаточными усилиями для уменьшения числа государств, владеющих ядерным оружием, или для достижения равенства в программах по использованию атомной энергии.

Два события, связанные с этой темой, осложняли работу администрации Клинтона. Во-первых, французское правительство провело серию ядерных испытаний в Тихом океане, настаивая, что они необходимы для подтверждения роли «европейского» средства сдерживания, которое фактически явно было французским. Хотя к 1995 году Соединенным Штатам удалось добиться признания Договора о нераспространении возобновляемым в течение неопределенного срока, французы все же провели свои испытания, игнорируя протесты Пакистана и Индии, выражаемые ими для самооправдания. Вскоре и Китай провел свои подземные испытания.

Попытки администрации Клинтона ратифицировать Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, который она считала существенной частью системы одобренных на международном уровне мероприятий против распространения ядерных вооружений, после французских испытаний все меньше находили политическую поддержку в Конгрессе. В ходе жестких и все более однопартийных дебатов Конгресс США неожиданно отклонил законопроект о ратификации Договора, укрепив за границей представление о том, что американские попытки добиться нераспространения мотивированы главным образом монополистическими соображениями.

В этом контексте Индия и Пакистан сочли возможным завести собственные ядерные арсеналы. Еще в 1993 году администрация США осознала, что проводимая ею политика односторонних санкций против Пакистана неэффективна. Не ограничивая свободу Индии осуществлять свои ядерные программы, санкции вынудили пакистанское правительство ответить таким же образом и вместе с тем, будучи направленными исключительно против Пакистана, нанесли ущерб другим американским интересам в регионе (особенно американо-пакистанскому сотрудничеству в ликвидации послевоенной смуты в Афганистане).

В итоге к 1997 году, несмотря на настойчивое, но совершенно очевидно безуспешное противодействие США, в мире появились еще две ядерные державы. Осенью премьер-министр Пакистана официально заявил, что «ядерные возможности Пакистана стали свершившимся фактом». В начале следующего года Пакистан осуществил пробный запуск своей баллистической ракеты дальнего действия, способной нести ядерную боеголовку, что снова привело к введению американских санкций в отношении Пакистана. В ответ Индия в мае провела пять испытаний ядерного оружия, одно из которых совершенно определенно было термоядерным. Через две недели Пакистан ответил шестью подземными ядерными взрывами. В связи с этим Соединенные Штаты, Япония и несколько других стран заявили о намерении ввести более строгие санкции, но было уже поздно: в эксклюзивном ядерном клубе, в котором до недавнего времени состояло пять стран, появилось два новых члена.

Явные успехи Индии и Пакистана и скрытые изыскания Северной Кореи явились заразительным примером для Ирана. В 1990-е годы, в основном под давлением Конгресса, подстрекаемого израильским лобби, Соединенные Штаты приняли серию законодательных актов, направленных в первую очередь против Ирана, что не способствовало развитию серьезного американо-иранского диалога. Закон 1995 года о нефтяных санкциях в отношении Ирана, предусматривавший дополнительные нефтяные и торговые санкции, принятый почти сразу после одобрения весьма жесткого закона о санкциях против Ирана и Ливии, практически лишил администрацию Клинтона возможности реагировать на редкие и почти незаметные попытки иранской стороны налаживания более конструктивного диалога с Соединенными Штатами. Трудно сказать, мог бы такой диалог помешать Ирану продолжать осуществление ядерной программы, но вполне разумно заключить, что иранцы находились под впечатлением успеха своих восточных соседей. Во всяком случае, ясно, что ядерная программа Ирана, начатая за много лет до этого, еще при шахе, и на самом раннем этапе при помощи французов и, наверное, даже Израиля, может оказаться главным яблоком раздора в американо-иранских отношениях.